куда важнее регулярно закладывать новые поля. А для этого нужны большие земли. Вот где собака зарыта: Роанок-Айленд был маленьким островом. И, вместо того чтобы пускать в оборот новые площади, Томасу приходилось удобрять старые поля — пусть даже таким способом. Неужели все его усилия кончатся крахом? Не будет же дедушка снова и снова бросать на ветер огромные суммы, чтобы поддержать плантацию!
Она вздохнула. Если здесь все пойдет прахом, ей ничего не останется, как вернуться в Англию, туда, где старый лорд сидит в своем родовом гнезде, — в Гринвейлский замок. Он, конечно, захочет узнать, почему за все месяцы она не написала ему ни слова. И будет нелегко убедить его, что не писала она от стыда. Она тогда просто взяла и уехала, ничего не объяснив. А потом все, что могло пойти вкривь и вкось, вкривь и вкось и пошло. Она совершила ошибку, большую ошибку, и не стоит уповать на понимание и сочувствие.
Арлетта сложила мазь и перевязочный материал в суму у седла гнедого.
— Завтра утром еще раз посмотрю твою рану. Если не будет лучше, придется тебе дня два пропустить работу.
— Ледимисс, ах, ледимисс! — Голос Мбамо был полон ужаса.
— Ну что в этом страшного? — Она подняла на него глаза и поняла, что возглас негра относился вовсе не к ее последнему замечанию. Он в паническом страхе воззрился на север, туда, где густой кустарник заслонял вид на море. Там во весь рост стоял индеец.
У Арлетты перехватило дыхание. Еще ни разу она не сталкивалась с дикарями лицом к лицу. Этот выглядел устрашающе. Он был жутко размалеван и вооружен до зубов. Через плечо висел плоский лук, в руках копье, а к поясу был прицеплен боевой топор с отточенным каменным лезвием.
Арлетта невольно схватила Мбамо за руку.
— Он один-единственный, — попыталась она успокоить и себя, и негра.
Но не успела она сказать это, как из кустов выступили еще двое индейцев. Арлетта почувствовала, что и ее охватывает паника. И тут увидела уже целую цепочку дикарей, поднимающихся из-за гребня. Расстояние от нее до них было не больше трех сотен шагов. Боже, с запада тоже идут индейцы! И с востока! И их еще больше! Сколько же? Пять дюжин? Шесть? Дикари сомкнулись в полукруг, с трех сторон окружив дальнюю оконечность табачной плантации.
Остальные рабы тоже заметили опасность. С воплями они побросали все и побежали к Арлетте, ища у нее защиты. «Спокойно! — сказала она себе. — Только спокойно. Ты должна подавать пример!» Ее рука потянулась к поясу, где был заткнут пистолет с колесным замком. Когда-то ей дал его Томас и строго-настрого предупредил, чтобы девушка всегда возила пистолет с собой заряженным и с взведенным курком. Он долго толковал ей о пружинах, зубцах и пирите. Из всего этого она поняла только, что для стрельбы надо сделать три вещи: снять крышку с полки замка, отвести курок и привести в действие спусковую скобу. Потом все само собой произойдет молниеносно. Только сейчас пистолет ей не помощник — вон их сколько!
Первый индеец поднял вверх руки и издал долгий протяжный клич. Похоже, это был сигнал к нападению. Враги как один бросились вперед. Арлетта судорожно соображала. Что делать? Сражаться? Вместе с неграми? Нет, и подумать смешно. Значит, бегство. Но куда? Единственный путь к отступлению вел на юг. Да, надо бежать на юг! Там хижины рабов, а чуть подальше дом Тома.
— Мбамо, послушай меня! Ты и твои люди бегите изо всех сил к вашим жилищам. Не думаю, чтобы дикари стали преследовать вас, но на всякий случай забаррикадируйте двери. И держите наготове свои мотыги. Господь с вами!
— Да, ледимисс, да! — Его голос осип от страха.
— Я поскачу в усадьбу и подниму тревогу. Да сохранит Господь всемогущий наши жизни!
Гибким кошачьим движением она взлетела в седло и пустила лошадь в галоп.
Когда после бешеной скачки ее глазам открылась усадьба Томаса Коллинкорта, Арлетта поразилась тишине и спокойствию. Не было видно ни души. Лишь козел, привязанный к колышку возле кухни, пару раз мекнул. Хотя нет, какой-то незнакомый ей чернокожий пробежал по двору и шмыгнул через слишком низкую для него дверь внутрь хозяйского дома. Да, этот негр был исполинского телосложения, и в его руке что-то блеснуло. «Странно! — промелькнуло у нее в голове. — Чего этому чернокожему искать в доме?» Но она была слишком взволнована, чтобы обдумать эту мысль.
Арлетта пришпорила лошадь и вскоре уже была у дома Томаса. Она только-только протянула руку, чтобы толкнуть дверь, как козел снова заблеял. Ее пронзило нехорошее предчувствие. «Ну, что ты медлишь! — одернула она себя. — Надо кричать, звать на помощь!» Но вместо этого взяла пистолет наизготовку.
Она затаила дыхание и осторожно открыла дверь. В просторном помещении, которое служило и жилой комнатой, и спальней, было темно, хоть глаз выколи. Видно, Томас снова приказал закрыть все ставни, спасаясь от невыносимой жары. Арлетта сощурилась, задвигая тяжелый железный засов. А где же Томас? Он должен быть в доме, не иначе. Арлетта снова прищурила глаза и обвела взглядом помещение. И тут она его обнаружила.
Томас лежал ничком на своей широкой кровати у стены напротив. Он был совершенно голым, а его спина была красной от крови. Такой же красной, как нож, который огромный негр держал над ним в руке. Арлетта вскрикнула.
Чернокожий тоже что-то выкрикнул и отскочил в сторону. Оба разглядывали друг друга.
— Индейцы… — наконец сказала Арлетта и тотчас осознала нелепость своего предупреждения.
Ее рука сама подняла пистолет. Холодная рукоять оружия несла в себе нечто успокаивающее. Арлетта наставила дуло на исполина.
— Зачем ты убил массу? — спросила она и сама не узнала свой голос. — Я убью тебя.
В лице чернокожего, которое до сих пор все еще хранило выражение отчаянной решимости, произошло какое-то изменение. Он выпучил глаза и тут же отступил на шаг.
— Я убью тебя, — повторила Арлетта и поняла, что никогда в жизни не сможет этого сделать.
Великан снова отступил. Не соображая, что делает, она пошла на него и остановилась с другой стороны кровати.
Внезапно ей послышались всхлипывания, которые долетали до ее слуха откуда-то снизу и явно не могли исходить от чернокожего. Арлетта опустила глаза и увидела ногу. Черную ногу негритянки, погребенной под тяжелым телом Томаса. Снова раздался всхлип. Это был плач, который изо дня в день тысячекратно разносится по грешной земле и который каждая женщина узнает подсознательно, — рыдание своей изнасилованной сестры.
Арлетта и хотела бы помочь несчастной выбраться, да не знала,