– Не думаю, что вы обладаете правом собственности, барышня. Как я недавно слышал, официальным руководителем раскопок является Йен Фэрчайлд.
– Мой муж не археолог. – Она качнулась и чуть не рухнула на землю. – Мой муж – хорек.
Дилан уловил ее дыхание. Он помахал рукой у себя перед носом, отгоняя сильнейший запах алкоголя.
– Неужто вам никогда не говорили, что не следует скакать по пустыне в пьяном виде?
Ее глаза расширились.
– Как вы смеете… что я – Шарлене, Шарлоло, – что мне нельзя глотнуть бренди… я не пьяная… – Она ткнула в него пальцем. – Это вы запойный пьяница. Все говорят, что вы пьяный Лев!
Он тяжело вздохнул:
– Ну и кто же рассказывает обо мне все эти сказки?
– Не отпирайтесь, сэр! Вы – Лев, который грабит. Вы… вы обчищаете храмы так же безжалостно, как древние расхитили гробниц.
– Расхитители, – поправил он ее мягко.
– Значит, вы не отпираетесь! – Она выпрямилась во весь рост. – Так вот, я приехала сюда, чтобы предупредить вас. Никому – даже самому-рассамому Льву! – не будет позволено подрывать динамитом гробницу принцессы Хатири.
Дилан насмешливо поднял руки:
– Успокойтесь, дорогая. Сегодня утром я путешествую без взрывчатки.
– Вы надо мной смеетесь?! – Шарлотта икнула.
– Если бы я чувствовал себя лучше, то, пожалуй, так бы и сделал. – Он попробовал взять ее за руку, но она его оттолкнула. – Послушайте, миссис Фэрчайлд, – Дилан начал терять терпение, – ни вы, ни я не испытываем ни малейшего удовольствия от этой неторопливой беседы под палящим солнцем. Почему бы нам не взобраться на наших верблюдов и не поехать в Долину Амона?
– Это моя Долина! Я ни за что не сдамся вам, сэр, даже если… – Она неожиданно побледнела. – О Боже…
– Что случилось? – Он схватил ее за руки.
– Вы правы. – Ее ноги подкосились. – Кажется, я немного перегрелась…
Дилан опустил ее на песок.
– Я неважно себя чувствую, – пробормотала она. «Это можно сказать про нас обоих», – подумал Дилан.
Но тем не менее он заботливо надел ей на голову свою шляпу. – Посидите и немного отдохните.
Дилан подошел к верблюду Шарлотты и расстегнул седельную сумку. В ней оказалась лишь пустая бутылка из-под бренди.
– Неужели вы выпили целую бутылку, миссис Фэрчайлд?!
Обернувшись, он обнаружил, что она уже лежит на песке, раскинув руки в стороны. Шарлотта снова икнула.
– Солнечный удар – ужасная вещь. Наконец-то она изрекла нечто здравое!
Он огляделся вокруг. Никаких признаков оазиса, только горячий песок, куда ни кинь взгляд. А до Долины Амона еще не меньше часа езды. Что ж, придется привязать ее ремнем к своему седлу. Надо торопиться, пока солнце еще не в зените и не наступила невыносимая жара. Он представил, какой прием окажет ему ее муж, увидев подобное зрелище.
Дилан отвязал свою фляжку с водой и опустился на колени. Вытащив пробку, он плеснул водой ей в лицо.
– Постарайтесь прийти в себя, миссис Фэрчайлд.
– Я не пьяная, мистер Лев. Это от солнца. – Она помолчала, что-то соображая. – И от Йена.
Он приподнял ее голову.
– Меня зовут Дилан, а не Лев. Она кивнула, и глаза ее закрылись.
– Все в порядке, Дилли.
– Дилан!
Она открыла глаза и уставилась на него.
– Не трогайте мои раскопки, Дилли. Пожалуйста! В них вся моя жизнь. Не разграбляйте их. Вы же милый пушистый лев. – Она погладила его по руке. – Отец так хотел, чтобы они сохранились. Я должна продолжить его работу.
– Я очень уважаю вашего отца. Я был однажды на его лекции в Кембридже. Он археолог Божьей милостью.
– Мой отец был величайшим египтологом, когда-либо жившим на свете. – Ее глаза наполнились слезами. – Он хотел, чтобы я вышла замуж за египтолога. А я вместо этого вышла замуж за хорька.
Она разрыдалась.
– Ну, ну, – успокаивал он се.
К счастью, эти пьяные слезы продолжались недолго. Она прижалась к нему, и он вдруг почувствовал, что ему в ногу уперлось что-то твердое.
– Простите, миссис Фэрчайлд, ради всего святого, что у вас в кармане юбки?
– Револьвер! – фыркнула она.
Быстрым движением Дилан вытащил револьвер из складок ее холщовой юбки. Проверив его, он громко выругался, обнаружив, что револьвер заряжен.
– Дорогуша, вы что, собирались испробовать его на мне?
– Не будьте идиотом! Я ношу его против кобр. – Она снова икнула. – Я бы ни за что не стала стрелять в льва. В самом деле, я… мне нужно было выйти замуж за льва. Лев никогда не уехал бы из Египта.
Львы, хорьки, кобры. У этой женщины в голове целый зоопарк.
Дилан положил револьвер на песок, подальше от пьяной миссис Фэрчайлд.
– Когда вы уезжаете из Египта?
– Через две недели. – Это воспоминание вызвало новый поток слез. – Я зачахну и умру в этой ужасной Англии. – Сильные рыдания сотрясали ее тело. – Все, что мне в жизни дорого, находится здесь. Все!
Он не осмелился напомнить, что ей предстоит вернуться в Англию с мужем. Очевидно, ее брак не был счастливым.
– Вы ведь понимаете, правда? Вы ведь не думаете, что я упрямая или эгоистка?
– Может быть, чуть-чуть. – Дилан улыбнулся. – Но поскольку я сам упрямый эгоист, то не могу обвинять в этом вас.
– Мой отец тоже был упрямым. – Она снова разрыдалась. – Он всю свою жизнь искал место погребения принцессы Хатири. И умер, не успев его найти. А теперь, когда мы подошли к нему так близко, Йен все бросает.
Последовало долгое молчание, которое нарушалось только сопением верблюдов. – Он не имеет права этим распоряжаться!
Дилан посочувствовал Шарлотте и ее мужу. Наверняка Йен Фэрчайлд просто устал от Египта. Такое может случиться в любой точке земного шара, и жене придется следовать за своим мужем, куда бы тот ни решил ехать. Даже если отъезд разобьет чье-то сердце. Глядя в ясные серые глаза, Дилан понимал, что сердце этой женщины обязательно разобьется, если она уедет из Африки. Его, впрочем, тоже, если обстоятельства заставят его покинуть Египет. Сколько раз за свою недолгую жизнь он благодарил Господа, что родился мужчиной и поэтому может сам распоряжаться своей судьбой.
– Не отнимайте у меня Долину Амона. – Шарлотта резко села на песке. – Иначе мне придется второй раз пережить смерть отца.
Он присел рядом, задумавшись.
– Но захочет ли ваш муж остаться? Сэр Томас говорил, что он хочет как можно скорее уехать отсюда.
На ее щеках все еще блестели слезы, и ему следовало выбирать выражения, чтобы не вызвать нового приступа рыданий.
– Я хочу остаться. – Она потерла лоб, как будто у нее болела голова. – Я люблю Египет. Я люблю каждую горстку речного ила, каждую песчинку в пустыне. Я люблю даже змей и москитов. В состоянии ли вы понять это?