ты нарушила мои личные границы, когда в самолёте разлеглась на моей руке, - напомнил мужчина.
- А, верно. Тогда квиты, - легко согласилась я. Завельский склонился к моим губам, осторожно погладил тыльной стороной ладони правый висок и щёку, поцеловал. Поцелуй начинался как не слишком жадный, даже довольно скромный и спокойный. Медленный, изучающий. Я целовалась впервые и неловко ответила на него. Эти губы заставили меня забыть всё на свете; я восторженно простонала, когда его язык почти до горла проник в мой рот и начал бесстыдно ласкать меня. Инстинктивно гладила его сильную спину и плечи, тянулась к нему на носочках... Мне так хотелось сделать ему приятно, быть нежным с ним. Никогда больше - ни до, ни после - мне не довелось побывать в мужских объятиях; и сейчас я очень жалею, что ту первую, самую сильную, прямо-таки бушующую страсть во мне поднял такой недостойный человек. Что именно Завельский меня завёл...
Помню, как Завельский слегка надавил на мои губы своими, прежде чем отпустить; он выглядел немного озадаченным. А я была поглощена одной мыслью: Боже, хоть бы он не понял, что я никогда не целовалась.
- Я бы предложил уйти в отрыв. И ничем себя не ограничивать.
- Да? – наивно спросила я. – А зачем?
- Затем, что башка отключается. Терять голову одному не так интересно. Поэтому предлагаю тебе потерять ее вместе со мной.
- Точно. Это бы помогло, - пробормотала я. Великий дипломат сосредоточенно расстегнул мой пиджак, усадил на кровать и стянул брюки. Он меня раздевает? Да это сон. Не может быть. Это точно происходит не со мной. В моей реальности такое совершенно невозможно, непредставимо. Чтобы мужчина меня хотел! Даже настаивал на сексе, приводил аргументы! Вот бред-то!
- Можешь делать всё, что хочешь. Не ограничивай себя.
Завельский усмехнулся.
- Спасибо за карт-бланш.
В конце концов, больше так жить невозможно. Сколько еще ждать? Мне уже двадцать четыре… И я беспросветно одинока. И безоглядно влюблена в него уже полгода. Девственница, которая ни разу не целовалась. Если повезёт, он ничего не заметит. А даже если и заметит – чего мне стесняться?
То, что случилось потом, я не могла объяснить ничем, кроме как своей усталостью от одиночества и многолетним сексуальным голодом. Помноженным на острую влюблённость в этого человека... Я не успела ничего больше произнести, как Артемий Завельский подхватил меня и уложил в постель, где мы с остервенением занялись друг другом. Я только скрипнула зубами, когда он резко овладел мной; но о потерянной невинности не пожалела ни на минуту, а посмотрела на собственную девственность как на досадный фактор – боль притормозила наслаждение. Я ощущала такое сильное желание целиком принадлежать любимому, что уже не пыталась как-либо с собой бороться. И в этом заключалась моя погибель.
Жадные движения любовника сразу же стали осторожными. Я стиснула зубы, но не сдержалась и застонала – не столько от боли, сколько от досады, что он все понял.
- Делай, как хочешь, не обращай внимания.
- Не беспокойся, я так и делаю, - улыбнулся он мне, опять меняя темп и усилие. Я морщилась от непривычных ощущений, но не мешала ему. Напротив: так к нему льнула и так доверчиво обнимала, что просто стыдно вспоминать... Я влюбилась в него за полгода до того, как мы оказались вместе в постели. И дорожила этим чувством, зная свою невлюбчивость, неспособность хоть немного увлечься кем-то. А сейчас, в постели с любимым, я была на вершине счастья, - ещё не подозревая, что с этой самой вершины мне через неделю предстоит низвергнуться в пропасть.
Разве можно забыть такой превосходный первый раз, даже если он был с отъявленным негодяем и лжецом... Завельский старался двигаться медленно, но его удары становились всё более требовательными. Я вскрикивала от каждого такого поступательного движения - и уже не думала о том, мешают ли ему мои крики... Такого огромного наслаждения я не только никогда не испытывала, но даже не подозревала о его существовании. В какой-то момент среди непередаваемого удовольствия стало приближаться совсем новое чувство - и по силе, и по длительности. Оно накатывало волнами, которые то возрастали, то, схлынув, оставляли меня неудовлетворённой. Я захныкала и прикусила губу.
В конце концов Завельский добился того, что у меня свело руки и ноги; после сумасшедшего взрыва я была ошеломлена и растеряна. Я ожидала, что буду стыдиться себя, но ничего, кроме настороженного внимания к своему телу и приятной усталости, не было.
Глава 4. Оксана. Грандиозное "магнитогорское разоблачение" шесть лет назад.
Guess you're certain I'm no match for you,
I'll do what all the others do!
(Gilla, "Johnny", 1978)*.
Я незаметно задремала, обнимая подушку. Завельский будить не стал - но, когда через час я проснулась и прильнула к нему, насмешливо заметил с долей досады:
- Обычно мужчины так засыпают. Сразу после совокупления.
- Оказалось, секс утомителен, - парировала я. - Дарить себя другому человеку - дело, которое отбирает много нервов и энергии. Придется привыкать.
- А ты всегда спишь на животе?
- Чаще всего... Я могу надеяться, что больше ты меня не тронешь? Хотя бы сегодня?
- Не трону? Мы ещё по-настоящему и не начинали, - усмехнулся он. - Оксана, признайся, что в твоей жизни не было ничего более приятного.
- Слишком много новых впечатлений. Надо в них разобраться. Но мне больше всего понравилось ощущение наполненности и скольжения внутри меня, - я мечтательно вздохнула. - Непривычное замечательное ощущение. И я понимаю, что делает его таким.
- Что же?
Я с юности знала, что смогу переспать только по большой любви... Поэтому не сочла для себя унизительным признаться:
- Просто я в тебя влюблена. Уже достаточно давно. И восхищаюсь тобой.
Это был единственный раз, когда я видела его растерянным. Не считая сюрпризного появления в нашем номере его жены...
- Серьёзно? Оксана... Я даже не догадывался. Думал, что просто нравлюсь... немного. Но чтобы прямо влюблена...
Однако тут же растерянный вид сменился самоуверенным:
- Это возбуждает... С почином тебя, дорогая. Лучше поздно, чем никогда, - вдруг произнес Завельский. Я нашлась:
- Лучше поздно, чем никогда; лучше часто, чем иногда.
- Это был намек на продолжение?
Я решила не быть ханжой и призналась вслух:
- Мне хорошо с тобой, Артемий. Буду рада, если рассмотришь мою кандидатуру.
- Уже рассмотрел. Можешь