Моряк приближался. Саша отметила, что на нее он даже не смотрел.
Грудь болезненно сдавило. А она-то, дура, размечталась!.. Ну что ж, тогда, может, хоть ребенку поможет?
Искоса взглянула на участкового и с удивлением заметила, как побледнел Андрей. Даже не побледнел, а буквально побелел. Не поворачивая головы, спросил:
— Это он — отец вашего ребенка?
— Да, — ответила Саша, и сердце вдруг сжалось от непонятного предчувствия беды. — Ты его знаешь?
— Да, — никогда еще голос участкового не был таким механическим, неживым. — Это мой старший брат.
* * *
Герман подходил все ближе, и выражение неуверенности на его лице сменялось широкой улыбкой.
— Андрюха! — воскликнул он и обнял участкового. Потом взял его за плечи, отстранился немного и, радостно его разглядывая, продолжил: — Вот это да! Слушай, сто лет тебя не видел и столько же ничего от тебя не слышал! Ты, значит, у нас в соцнадзоре теперь! Саш, вот это повезло так повезло!
Саша нервно всхлипнула. Да уж, повезло.
Герман отпустил Андрея, обнял Сашу за плечи одной рукой, другой провел по мокрым волосам.
Как же мало, оказывается, надо для счастья. Всего один короткий жест, даже без слов. На глаза навернулись слезы, и Саша уткнулась головой в жесткую ткань кителя.
— Ну вот и все — считай, проблема решена. Правильно, Андрей?
Участковый, все такой же бледный, спрятал дрожащие руки за спину и молча переводил взгляд с Саши на брата.
— Ты ведь сможешь решить нашу проблему? — спросил Герман. Радостная интонация в его голосе сменилась беспокойством. Он пристально смотрел на Андрея. Тот отвел глаза. Немножко отстранил Сашу и взглянул на нее. Она съежилась и опустила голову.
— Та-ак, — протянул Герман и отпустил Сашины плечи. Отступил на шаг.
— Я, — начал было Андрей, но слова застряли в горле. Натужно кашлянул и, не поднимая глаз на брата, ответил: — В этой ситуации я ничем не могу помочь.
Саша взглянула на него с ненавистью. Сколько раз за последние два месяца она слышала от участкового эти слова!
Герман перехватил ее взгляд. Прищурился.
— Саша? — обратился он к ней.
— Герман, я…
Слова не шли. Так уже было.
Герман помнил. Кивнул.
— Андрей?
Участковый тяжело сглотнул. Он по-прежнему не смотрел брату в глаза — не мог выдержать его взгляда.
— Герман, в инструкции все прописано предельно четко, и я не могу выходить за ее рамки. Я не имею права одобрить Сашины документы на въезд в Россию, пока не разрешится проблема с ней и с ее… с вашим ребенком.
— С моей зарплатой я накоплю на одну генетическую коррекцию в лучшем случае за два года. Значит, пусть мой ребенок живет в буферной зоне? Так?
— Герман, я не имею права, — тихо, но твердо ответил Андрей.
— Хорошо же в ВУЗТах над вами поработали, — поморщился моряк.
Горькая ирония прозвучала в его голосе так отчетливо, что участковый вздрогнул. Но, кажется, не понял ее причины.
Герман повернулся к Саше. Взял за подбородок, приподнял голову. Долго вглядывался в глаза, словно что-то искал.
Нашел. Крепко взял за руку.
— Пойдем, — только и сказал он и развернулся к трапу.
Свободной рукой Саша схватилась за рукав жесткого кителя, изо всех сил сжала грубую ткань. Ни за что не отпустит. Потому что в рассыпающемся вокруг нее мире это единственное, за что ей можно держаться.
— Герман, она должна вернуться на участок!
Моряк не оборачивался.
— Ты слышал меня? Герман? Она должна вернуться в буферную зону. Ты не можешь ее так просто взять и забрать. К тому же, нельзя приводить гражданских лиц на военный крейсер. Герман? Герман, ты слышишь меня?
Герман продолжал подниматься по ступеням, крепко держа Сашу за руку.
— Герман, я буду вынужден поставить в известность командира корабля!
— Не трудитесь, молодой человек, я уже в курсе, — раздался голос откуда-то сверху.
Герман вытянулся и отдал честь. На причал спускался подтянутый темноволосый мужчина с седыми висками и удивительно ясными глазами.
— Можете не беспокоиться — ситуация под контролем, — сказал он, встав напротив участкового.
Безусловно, Андрей видел две звезды на погонах. И все-таки продолжил:
— Но ведь и вы не имеете права санкционировать нахождение гражданских лиц на вашем крейсере. Я… — на миг запнулся, потом продолжил: — Я вынужден буду доложить об этом инциденте в соцнадзор, а те доведут это до сведения генштаба ВМФ.
— Сколько Вам лет? — спокойно спросил командир, не обратив внимания на его речь.
— Двадцать один… А что?
— Ничего, — вздохнул Устинов. — Первый выпуск ВУЗТов, да?
Участковый коротко кивнул.
Капитан покачал головой.
— Что ж, теперь я знаю, что сделают из моего младшего сына…
Отвернулся.
— Герман, можешь идти. Мы на стоянке еще две недели. Думаю, я успею оформить тебе кредит. Если понадобится, то выделю тебе внеочередной отпуск.
— Спасибо, товарищ командир, — отсалютовал Герман и быстро направился к трапу, по-прежнему крепко держа Сашу за руку. Она не отпускала жесткий рукав его кителя и не отставала от него ни на шаг. Торопилась — и беспокойно оглядывалась.
Под дождем все еще стояли капитан и участковый, и последний упрямо продолждал:
— Это же прямое нарушение… Я вынужден буду доложить…
Устинов смотрел на участкового, недоуменно и разочарованно, и, казалось, вообще его не слушал. Долго молчал, а затем внезапно перебил его и задумчиво сообщил непонятно кому:
— Так вот оно какое — наше новое поколение.
Потом развернулся и стал не спеша подниматься по трапу.
А с сырого причала серьезными серыми глазами участкового Андрея Степанова вслед кавторангу Устинову еще долго смотрело будущее.