Читать интересную книгу Алая маска - Елена Топильская

Тогда, в кабачке, мы чуть из-за этого не рассорились, но все же в одном остались единодушны: правосудие в России есть! Не побоялся защитник говорить в присутствии сановников (которыми наводнена была зала судебного заседания) о связи совершенного преступления и борьбы за идею, не побоялся председательствующий несколько раз напомнить жюри, что важнее всего их беспристрастность, не побоялись присяжные постановить: «невиновна».

Мы много раз выпили за них и за правосудие, но, несмотря на выпитое, опьянения я совсем не чувствовал. В кабачке пахло мимозой; а может, мне так казалось от приподнятого духа, ведь какая мимоза в дешевом питейном подвальчике? Но когда мы расходились, потянуло гарью. Мы увидели на том берегу Невы, на Выборгской стороне, зарево большого пожара, это фабрика горела; а едкий багровый дым клубами несло через строящийся мост, прямо на здание суда, словно какое-то мрачное знамение. И у меня внезапно испортилось настроение...

Надо же, а ведь я отчетливо помню, чем пах тот день...

Облако за окном, быстро унесенное порывом ветра, бросило мимолетную тень на мостовую, и мне вдруг показалось, что снова горит фабрика на том берегу, и тревожный холодок пополз по спине.

Я прижался разгоревшимся лбом к оконному стеклу, – ночью были заморозки, и стекло сохраняло еще утренний холод. Надо успокоиться, что я, как мальчишка, действительно, всякое лыко в строку пишу...

Но неужели мои товарищи и вправду записали меня в службисты? А мою прямоту и желание совершенствоваться в своей работе почитают за карьеризм? Что ж, кто-то из них, ответственно относясь к исполняемой работе, тем не менее нетерпеливо ожидает назначения на место члена суда или товарища прокурора; но я никогда не променяю свою живую деятельность ни на какие соблазнительные должности. Даже более соблазнительные с точки зрения материальной.

Я усмехнулся, вспомнив, что как раз сегодня окружной прокурор и мой непосредственный начальник Залевский встретил меня у самого входа в Окружной суд и попенял мне на неприличную для моего положения привычку пеших прогулок.

– Надо хотя бы брать извозчика, если вы не имеете собственного экипажа, – высокомерно закончил он свою отповедь, а я не смог сдержать непочтительной улыбки. К счастью, этого он не заметил, так как, не заботясь о произведенном на меня впечатлении, повернулся ко мне спиной и прошел вперед.

Не могу разделить уверенность старшего товарища в том, что судебный следователь уж такая важная птица, что ему нельзя прогуляться по хорошим мостовым, спеша на службу. Напротив, если бы вдруг я обзавелся собственным выездом, это могло бы возбудить смутные намеки на корыстный характер моей служебной деятельности; ведь я не скрываю, что мое материальное положение несколько стеснено, так как я сирота и теперь содержу молодую еще тетку, давшую мне кров и оплатившую мое образование.

И вправду, только недавно я понял, сколь во многом отказывала себе Алина Федоровна, лишь бы я не нуждался в необходимом, и даже в излишнем. Только став кандидатом на судебную должность и начав появляться в дворянском собрании, я, оглядевшись вокруг, осознал, какие немодные и неновые туалеты у моей красивой и кокетливой тетушки, и как, должно быть, невыносимо молодой еще женщине сравнивать себя с другими дамами, уступающими ей и в возрасте, и во внешности, но побеждавшими богатыми нарядами и ценными украшениями. Лишь только получив первое жалованье, я сразу хотел повезти тетку на извозчике к Завидонскому, за модными сапожками да в atelie, к madameKaticheна Знаменскую улицу, но она отказалась категорически.

– У меня все есть, что требуется, – ласково, но твердо заявила она. – А тебе, Алешенька, эти деньги пригодятся. Тебе нужно иметь прилично отделанную квартиру, одеваться у хорошего портного, бывать в опере. А я теперь и выхожу редко, а гостей и того реже принимаю...

Мне эти ее слова больно резанули сердце. Я же помню, как моя тетка любила балы и театры, с каким удовольствием наряжалась и примеряла драгоценности. Ни одной итальянской оперы не пропускала, знала в этом толк и получала истинное наслаждение от теноров и сопрано. А у Завидонского, стоило ей показаться на пороге, приказчик сразу звал хозяина, и тот самолично, став на одно колено, обмерял ей изящную ножку и никогда не брал вперед денег.

– Алина, какая опера? – с досадой спросил я. – Я не собираюсь бывать в опере. Мой образ жизни будет далек от праздного.

– Может, ты и жениться не собираешься? – подняла брови Алина.

– Жениться я собираюсь еще меньше, чем бывать в опере, – отрезал я с непреклонным видом, и мы оба рассмеялись.

Я вспоминал ее веселый смех и – в то же самое время – печальные глаза, стоя у окошка в своей следственной камере, когда в дверь постучал пристав.

– Прошу прощения, – кашлянув в усы, сказал он, – вам надлежит прибыть на место обнаружения преступления. Найдено мертвое тело.

* * *

О приготовлении трупа к исследованию Параграф 41

Если исследование производится на том же самом месте, где найден труп, то осмотрев оный снаружи, надлежит потом обратить внимание свое на окружающие предметы. Если же время года и другие обстоятельства не позволят сего сделать, то при соблюдении надлежащей осторожности (параграф 39) и при свидетелях должно перенести его на другое удобнейшее место, раздеть, оттаить, очистить и обмыть, если нужно, остричь или обрить волосы и положить на узкий и довольно высокий стол или доску. Снимаемую осторожно, а иногда и разрезываемую одежду надлежит сперва описать подробно и замечать, не замарана ли оная кровью или чем-либо другим, не обожжена ли, нет ли на ней произведенных каким-либо орудием дыр...

С. А. Громов. «Краткое изложение судебной медицины для академического и практического употребления», 1832 год

Сентября 17 дня, 1879 года

Несколько дней по вполне извинительным причинам я не мог писать в дневник, однако же события каждой минуты этих дней впечатались в мою память.

Третьего дня, когда я вернулся в судебную палату после длительного осмотра места убийства, было уже поздно, но почти все мои коллеги еще находились в присутствии и ожидали меня. Я и сам не мог представить, как приятна мне будет эта товарищеская поддержка...

Все собрались в конференц-зале, пристав внес стаканы с чаем, и я, глотнув горячего сладкого чаю, почувствовал, как отпускает меня понемногу нервное напряжение. Молодые коллеги с любопытством на меня поглядывали, а старик Реутовский выразился в том смысле, что первый осмотр, как первый поцелуй, помниться будет всю жизнь.

– Впрочем, – вздохнул он, – первого поцелуя уже не помню. А вот первого убиенного, мною осмотренного, а вернее, убиенную, помню, как сейчас. И протокол свой помню почти дословно.

– Расскажите, Иван Моисеевич, – попросил Плевич.

Реутовский шумно отхлебнул чаю и прикрыл глаза.

– На полотне железной дороги, Варшавского отделения, обнаружен был труп госпожи... Впрочем, ее имя неважно. Ей было пятьдесят шесть полных лет. Ноги трупа перерезаны были поездом, голова проломлена. Разыскали вагон, в котором следовала госпожа... Впрочем, я уже сказал, что имя неважно. На полу вагона найдены были следы крови, и поначалу возникло предположение, что, желая пройти в уборную, дама по ошибке открыла наружную дверь вагона и упала на полотно.

– И что же? Подтвердилось предположение? – с любопытством спросил крепыш Маруто-Соколь-ский.

Иван Моисеевич покачал головой, отставил в сторону стакан с недопитым чаем и распушил седые бакенбарды. И тут же Плевич укоризненно посмотрел на молодого коллегу.

– Как же можно было предположить о несчастном случае, если на полу вагона – пятна крови? Что ж вы, Маруто, невнимательно слушали?

– Отнюдь, – не обиделся Маруто. – Но эта кровь могла быть результатом маточного течения, так?

Плевич картинно рассмеялся.

– Даме пятьдесят шесть полных лет. Вы все-таки невнимательно слушали, Маруто.

Однако Реутовский жестом руки остановил Плевича.

– Эту кровь поначалу действительно приняли за результат маточного течения. Но я усмотрел в пятнах седые волосы, явно принадлежавшие госпоже... – он продолжил после паузы, – и не только седые волосы. В одном из пятен нашел я тонкую шпильку и волоски лисьего меха, и поскольку у дамы был головной убор из лисы, мы заключили, что в месте, где скопилась кровь, лежала голова дамы. Это и послужило исходной точкой версии об убийстве.

Он замолчал и снова взялся за стакан с чаем.

– Ну, Иван Моисеевич, не томите, – попросил Маруто.

– Вы желаете знать, кто убил даму?

– Кто и за что, – подтвердил Маруто, и я тоже кивнул.

– О, это целый роман! Быстро найдены были два солдата, которые сознались в убийстве. Они неожиданно напали на даму, повалили ее на пол вагона и нанесли ей удары в голову, а потом выбросили из поезда на полотно. Одежду свою со следами крови они бросили в реку, и смыли кровь с рук, а вот под ногтями, как это обычно бывает, если убийца принадлежит к низшим классам, вычистить не догадались.