Читать интересную книгу Лабиринты чувств - Татьяна Артемьевна Дубровина

случалось — Оля не особенно распространялась о том, что именно, — и связь распадалась.

Вновь начинались нелегальные проникновения через общежитскую вахту — пропуск-то был один на двоих …

— Синичкина! — каждый раз покрикивала бдительная вахтерша. — Сколько можно сновать туда-сюда! У меня от твоей беготни уже голова кругом идет и в глазах двоится!

— Что делать, Марь Василька, — смиренно отвечали поочередно то Оля, то Юля. — Такой уж у меня характер. Неисправимая непоседа!

— Видать, потому и тоща как моща! — беззлобно ворчала стражница порядка. — Не жрешь ничего, только бегаешь и бегаешь, как марахонец.

— А знаете почему, Марь Василька?

— Ну?

— А потому что мама меня родила под знаком Близнецов! Не могу на месте усидеть. Везде успеть хочется, как будто у меня внутри несколько человек живет. Я вроде одна, но меня много.

— Это тебя-то много? — Вахтершу начинало трясти от смеха. — Да в тебе, Синичкина, бараний вес! Скоро тебя вовсе не видать будет, телесов совсем нету. Мой внучок про таких говорит: «Похороните меня за плинтусом!»

— Вы не понимаете, Марь Васильна. Это сейчас модно. Манекенщиц только с такими фигурами и выбирают.

— Ишь ты, манекенщица! А замуж как думаешь выходить? Мужу и подержаться-то не за что будет.

— А я выйду за повара, пусть откармливает! — обещали сестры по очереди.

— Больно-то повар клюнет на скелетину! — и сердобольная старушка каждый раз вынимала что-нибудь из своих домашних припасов. — Скушай хоть ватрушечку!

— Спасибо, Марь Васильна, — всегда отказывались девушки и проходили, не предъявляя пропуска. А вахтерша долго и жалостливо качала вслед головой…

Итак, замуж Ольгу не приглашал не только повар, но и никто другой. Однако это не слишком ее расстраивало. А если и расстраивало — то ненадолго.

Возвратившись к сестричке после очередной неудавшейся истории, она тут же находила новый объект для завоевания: с каждым разом все более «перспективный».

В ее коллекции перебывали самые разные мужчины — от владельца небольшого продуктового магазинчика до члена-корреспондента Академии наук.

В промежутках между «серьезными» вариантами проскальзывали, кроме того, и романы чисто развлекательные: с молодыми симпатичными парнями, бывшими, правда, всегда при деньгах. Ольга была неравнодушна к красивой жизни.

Но исход всех этих отношений оказывался постоянно одним и тем же: они завершались разрывом.

И Олина реакция на расставание оказывалась неизменной:

— А, фигня!

После чего она вновь сгоняла Юлю с кровати на провисшую, ненадежную раскладушку.

Юлька же все это время училась с упоением.

Все новые и новые графы ее уже изрядно потрепанной зачетки с завидным постоянством заполнялись одним и тем же сокращением «отл.».

Фамилия «Синичкина» превратилась на факультете журналистики в синоним слова «талант».

Тем не менее и Юля вела отнюдь не монашеский образ жизни.

Она была влюбчива. Настолько влюбчива, что порой теряла голову, чего с Ольгой не случалось никогда…

Но голову Юлька теряла не насовсем. Во всяком случае, в вопросах, касавшихся работы, этот жизненно важный орган всегда был при ней.

Глава 4

БРАВИССИМО!

— Фигаро здесь — Фигаро там! Фигаро здесь — Фигаро там! — виртуозно заливался юный тенор с не по-оперному гибким торсом, совершая в то же время почти акробатические прыжки по сцене.

Классическое сочинение Россини исполнялось совсем не классически: режиссер поставил его в духе цирковой клоунады.

Персонажи кувыркались, менялись разноцветными париками, показывали фокусы и даже взлетали над подмостками, прицепленные за пояса страховками-лонжами.

В тех местах, где, по расчетам постановщика, публике должно было стать смешно, музыка прерывалась и наступала пауза, заполняемая смехом, записанным на пленку.

Юлька от души хохотала, с готовностью присоединяя свой звонкий голос к магнитофонной записи, и вместе с нею смеялись остальные немногочисленные зрители.

Девушка не считала подобное эксцентричное сценическое решение надругательством над произведением. Уж кто-кто, а она отнюдь не была консерватором.

«Джоаккино Россини остался бы доволен, — с одобрением думала она. — Он наверняка был шутником и весельчаком!»

Кроме нее, в зале сидели итальянские и французские продюсеры. Молодой режиссер Денис Ивашенко пригласил их на свой спектакль, надеясь заинтересовать смелым прочтением классики и получить средства на совместную музыкальную кинопостановку.

Фильм-опера и одновременно фильм-буффонада! Французская драматургия, итальянская музыка, российское исполнение — как интересно!

«Фигаро здесь, Фигаро там. Это прямо про меня», — думала Юлька. Она умудрялась следить не только за брызжущим весельем, искрометным представлением, но, кроме того, — искоса — еще и за режиссером.

Ивашенко интересовал ее с профессиональной точки зрения: он должен был стать одним из героев нового заказанного ей очерка.

Перед открытием занавеса, представляя почтенной публике свое детище, Денис был так самоуверен, так тверд, так мастерски рекламировал несравненные достоинства собственного спектакля!

А сейчас, в полумраке зрительного зала, когда всеобщее внимание было направлено не на него, а на актеров, он разительно переменился.

Белесые кудряшки, только что воинственно и задорно торчавшие в разные стороны, теперь как-то жалобно повисли на лоб и назойливо лезли в глаза. Спина ссутулилась, парень сгруппировался в кресле и стал даже как будто ниже ростом. Так сжимается в пружину животное, сидя в засаде и готовясь молниеносно выпрыгнуть оттуда в нужный миг. Пальцы его так яростно вцепились в подлокотник, точно хотели раздавить его.

Денис не знал, что за ним наблюдают. В то же время он, казалось, чувствовал Юлькин взгляд. Тоже как чуткое животное. Но голову в ее сторону не поворачивал, хотя его так и подмывало это сделать, — боялся оторваться от сцены, словно в тот момент, когда он отвлечется, на подмостках наверняка случится нечто катастрофическое и непоправимое.

«Профиль у него выразительнее, чем фас, — привычно отметила Юля. — Фотографировать надо будет в таком ракурсе. Нос длинный, как у Сирано де Бержерака, но не свисает, а торчит прямо вперед. Хорошо: это придаст портрету устремленность И экспрессию».

Она глянула вниз и увидала, что ноги у Ивашенко танцуют помимо его воли. Словно помогают дирижеру управлять оркестром, выстукивая по ковровому покрытию:

— Фигаро! Фигаро! Фигаро!

А брюки-то коротковаты, и между обтрепавшейся брючной тесьмой и резинкой носка белеет худая мосластая щиколотка.

Да, небогато живут у нас творческие люди, лишь единицам капризная Фортуна подбрасывает лакомые кусочки благополучия! И, к сожалению, ее расположение далеко не всегда находится в прямой зависимости от степени одаренности.

Юля прекрасно понимала, сколь важен для Ивашенко исход этого просмотра. Возможно, вся будущая жизнь сейчас поставлена на карту.

«Выбьется» он или не «выбьется», как говорят в артистическом мире? Продолжится ли его творческая карьера или же ему, как многим его коллегам, придется зарабатывать на жизнь каким-то совершенно иным, далеким от искусства занятием? Скажем, торговать второсортными