Монументальный ансамбль изображал весьма полную нимфу (мальчик уже видел одну из представительниц этого прекрасного племени), и корда с огромными ушами (таких ушей мальчик не видел никогда). Корд, стоя на коленях, со злорадной усмешкой тянул исполински непропорциональные уши к рукам нимфы.
Толстая нимфа, же, похоже, отбивалась от страшного корда чем-то вроде скалки, сродни той, которой в деревне кордки раскатывали тесто для приготовления запеченных рекв и сладких хиточков.
Скульптуры, будто живые, разыгрывали сцену свары.
После минутного молчаливого наслаждения подарком судьбы корд-отец мечтательно промолвил:
– Это? Это, сынок, мурра! Называется: «Творец и Муза».
Мальчик непонимающе посмотрел на шитевр.
– А что такое мурра, отец?
Радуясь возможности научить сына фундаментальным представлениям о мире вокруг и проявить свою эрудицию перед стоящими рядом зеваками, корд-отец важно затянул:
В глухие временаВ преданьях наших предковВеликий гном Мурр-АббРезцом ударил меткоИ скалы раскрошивУзрел он образ дивныйКак капли две водыНапоминавший нимфуС тех пор его ученикиПороду бьют, забыв покойА все, что отлетитВ честь мастера зовут муррой!
Прохожие закивали и еще раз благодарно посмотрели на подарок городу от маэстр резца с дальних неприступных горных вершин.
– Теперь я все понял, отец. Значит не все гномы плохие? – полюбопытствовал сын.
– Не все, не все… Но тут понимать нужно: что гному в такт, то корду – кода. Особенно мурр, о котором тебе еще рано знать, – отец не любил вспоминать неприятное прошлое и поспешил сменить тему.
– Тебе сейчас надо вокруг смотреть, да мотать на пюпитр! Если хочешь выбиться в гейрольды и достойно сыграть свою партию, – веско закончил он поучение отроку.
– Но мне больше удается слушать, – забылся мальчик. – Я слышу вокруг странный беспорядочный гул, такого я не слышал у нас в деревне, но в нем есть ноты от сада почтенного маэстры и от компостной кучи на краю нашего вечного леса, а еще…
– Квинты-кварты! – вспылил старый корд. – Сын, брось ты это все, слушай, что учителя разрешили! И смотри мне, не джаззуй, а то мигом домой поедем. Из-за юношеской скерцы хочешь всю жизнь как старик твой, на лютне тренькать да читать про замки маэстр в гламуарах еженедельных, как матушка твоя, храни ее Моц-Арт! Может, еще с орками заджемуешь?
В этот момент наш герой понял, что суждено ему быть атональным проигрышем в симфонии окружающего мира. Но, как это часто бывает во всех известных нам королевствах, судьба может оправдать ожидания, но совершенно на другой лад, а из маленького наброска может вырасти и единственно правильная трехсозвучная шляга, и, прости Ба-Ху, орк-опера.
Лицо мальчика при всем желании не могло выразить тех чувств, которые он испытывал в тот знаменательный момент. Но могла музыка, звучащая в нем. Он вновь запел, чего не делал долгие годы, считая себя гадкой птицей из сказаний одного известного нам королевства. Он пел, как и в тот раз, негромко, но как-то совсем не по-кордски. Слов в песне не было. Была лишь светлая мелодия, которая вселяла поистине нездешнюю грусть. Это была печальная решимость, горькое и вместе с тем спокойно принятое осознание своей уникальности, вернее будет, отстраненности от всего кордского, от самого ощущения себя кордом.
Песня лилась, отражаясь от стен домов по периметру площади, чуть не опрокинув своей энергетикой центральный монумент, срывая франтовские шляпы с застигнутых врасплох гуляющих мажоров, подняв в воздух обрывки партитур и прочий мусор на прилегающих к площади улицах.
Случайно оказавшемуся поблизости гейрольду подурнело, и он был вынужден издать совсем не те звуки, которые олицетворяли его славную стезю. По-гномьи говоря, его стошнило.
Корды, будто сопротивляясь невидимой вязкой стене, окружившей мальчика, подобно звуку из зачарованной гномьей шкатулки, шаг за шагом продвигались к деревенским гостям, в замедленной съемке дирижируя старому корду остановить песню. А она все усиливалась…
Корд-отец сам не на шутку испугался, хотя и ждал подобного все эти годы, в бесконечных раздумьях надеясь на обратное. «Началось, – горько подумал он, – все усилия в оркестровую яму!»
Он взял сына за руку и ласково произнес:
– Сынок, остановись, ради Ви-Валь-Ди! Смотри, всех добрых мажоров запугал. Давай-ка лучше смоемся на полтакта отсюда, да плотно пообедаем. Ты меня прости, я ж тебе консонанса желаю! – добавил он извиняющимся тоном.
Мальчик вдруг замолчал. Все облегченно вздохнули и некоторые даже улыбнулись.
Конец ознакомительного фрагмента.