Южные газеты, конечно, опубликовали эту его речь и даже отметили ее ораторский стиль, но и только. «Парад суверенитетов» продолжился. 17 апреля 1861 года, как уже говорилось выше, к Конфедерации присоединилась Вирджиния, а 6-го и 20-го мая, соответственно, Арканзас и Северная Каролина. Но прежде чем произошли эти события, уже прозвучали первые выстрелы. Гражданская война началась. [22]
По мере выхода южных штатов из состава Союза арсеналы, форты и прочее федеральное военное имущество, находившееся на Юге, практически без кровопролития переходило в руки новых хозяев. Исключением был форт Самтер, расположенный на острове в Чарльстонской гавани. В начале апреля 1861 года на его флагштоке, словно прямой вызов военному могуществу повстанцев, все еще развевалось звездно-полосатое знамя.
Наконец, рано утром 12 апреля, после предъявления ультиматума, который был отклонен комендантом форта майором Андерсоном, генерал армии конфедератов Пьер Борегар приказал начать бомбардировку. Так произошло первое сражение гражданской войны, которое, впрочем, оказалось совершенно бескровным. После 34-часовой артиллерийской дуэли береговых батарей и орудий Самтера гарнизон последнего, расстрелявший все снаряды, был вынужден сдаться. При этом он не потерял ни одного человека, а рядовой Дэниел Хоу, первая жертва гражданской войны, погиб уже после капитуляции форта, когда во время салюта государственному флагу США одно из орудий разорвалось.
Но, несмотря на отсутствие убитых и раненых, события в форте Самтер были восприняты и на Севере, и на Юге как начало войны. Многие историки и по сей день считают, что эта война была развязана южанами, и, с формальной точки зрения, они правы. Ведь именно южане сделали первый выстрел, чем вроде бы спровоцировали конфликт. С другой стороны, жители Юга не были заинтересованы в эскалации конфликта. Они хотели только жить так, как им заблагорассудится, и не зависеть от своих северных соседей. Они были согласны мирно сосуществовать с ними рядом на одном континенте, но в отдельных государственных «квартирах», и в доказательство своих невоинственных намерений сразу после провозглашения независимости объявили свободу плавания по Миссисипи, идя таким образом, навстречу торговым интересам Севера.
Для промышленных и финансовых кругов северных штатов потеря огромного рынка сбыта и богатейшего края, ежегодно приносившего в казну миллионы долларов, была тяжким ударом. Разумеется, начинать кровопролитную, дорогостоящую [23] войну этим разумным и практичным людям также не улыбалось, но они готовы были в случае необходимости пойти и на такой шаг. Поэтому южане, открыв огонь по форту Самтер, приподнесли им большой подарок, фактически взяв ответственность за развязывание войны на себя. Теперь, выражаясь языком древних римлян, рубикон был перейден и мосты сожжены. Беда, много лет стучавшаяся в двери Соединенных Штатов, ворвалась внутрь…
Сравнивая шансы враждующих сторон, нельзя не поразиться тому огромному перевесу, которым с самого начала обладал Север. Его население, насчитывавшее к 1861 году 22 миллиона человек, вдвое превышало население Юга, где проживало всего всего 9 миллионов. Одну треть из них составляли негры-рабы, рассчитывать на которых в предстоящей борьбе южанам, естественно, не приходилось. Напротив, многие из невольников сбежали на Север и вступили затем в цветные войска Соединенных Штатов. Кроме того, почти вся индустриальная мощь (в северных штатах — 110 тысяч промышленных предприятий и лишь 18 тысяч — на Юге), ⅔ всей протяженности железных дорог и практически все военно-морские силы были сосредоточены на Севере.
У южан тоже были свои преимущества, однако скорее моральные, чем материальные. С первых дней конфликта южане чувствовали себя жертвами агрессии со стороны янки, и большинство из них, по крайней мере в начале войны, было готово грудью встать на защиту своей свободы и независимости. Это их настроение выражалось столь ярко, что его не могли не почувствовать даже иностранные гости, бывавшие на Юге. «Кроме того, надо заметить, — писал один из очевидцев и первых историков гражданской войны, подполковник гвардейских шотландских стрелков Флетчер, — что Юг выказал в настоящую войну замечательный дух отваги. Как только завязалась борьба, замолкли все мелкие зависти, все мелкие соперничества и вражды, которые часто делали бесплодными порывы самого великого героизма. Все южное население было проникнуто мыслью, что сражается с иноземным врагом для защиты всего, что ему дорого». [24]
Южане могли бы использовать это свое преимущество, не дав ему бесплодно угаснуть. Им следовало сосредоточить превосходящие силы на одном, важнейшем направлении и нанести удар прежде, чем Север сумеет подготовиться и использовать свои колоссальные материальные ресурсы. Только такой стремительный «блицкриг» мог бы принести надежду на успех.
К сожалению, руководство Конфедерации не воспользовалось этой блестящей возможностью. Напротив, оно предпочло жесткую оборону на всех театрах боевых действий, что, учитывая подавляющее превосходство противника, не могло не привести в конечном итоге к поражению. Подобная гибельная стратегия стала одной из главных причин разгрома Конфедерации и уничтожения всей южной цивилизации.
Но тогда, в 1861 году, никто или почти никто на Юге не подозревал об этом неизбежном конце. Задорно и даже весело мужчины-южане брались за оружие и надевали военную форму. Они собирались на войну, где их ожидали лишь страдания, смерть, громкая и грозная слава и горечь страшного поражения. [25]
Война на суше
Часть I
Армии враждующих сторон
Глава 1
Армия США до гражданской войны
Первая половина 19-го века была, пожалуй, самым безмятежным периодом американской истории. Где-то далеко за океаном бушевал, не утихая, пожар войны, многочисленные армии сходились в жестоких битвах и тысячи орудий наполняли воздух несмолкаемым гулом. Но до беззаботной Америки не долетали даже отголоски этой канонады, и для большинства ее жителей такие звучные названия, как Маренго, Аустерлиц, Эйлау, Бородино, Лейпциг и Ватерлоо значили не больше, чем имена далеких планет. Как широко ни расправляли крылья императорские орлы, как высоко ни парили над Европой, они не могли перелететь через Атлантику, а значит, и беспокоиться американцам было не о чем.
Правда, бывшим британским колонистам иногда приходилось браться за оружие. Гордый Альбион, не желая мириться с поражением, которое его славные войска потерпели под Саратогой и Йорктауном от полудиких охотников и неуклюжих торговцев говядиной, снова начал против них войну. Так он надеялся вернуть непокорную заокеанскую республику под державную руку Георга III.
Однако маленькая и не слишком кровопролитная англо-американская война 1812–1815 гг. не шла ни в какое сравнение с почти 25-летней европейской бойней. Трехлетняя борьба, не потребовавшая ни от Англии, ни от Америки особого [30] напряжения сил, увенчалась мирным договором, который поставил точку в истории борьбы Соединенных Штатов за свою независимость.
После этого на американской земле более чем на 30 лет воцарились мир и спокойствие. Лишь время от времени их нарушали маленькие индейские войны, но американцы никогда не считали эти конфликты серьезными и научились легко с ними справляться. Одним словом, небо над всеми Соединенными Штатами было безоблачным и ничто не предвещало скорой бури.
Разумеется, эта атмосфера отнюдь не благоприятствовала созданию и развитию боеспособных вооруженных сил. Американцы, далеко не самые большие поклонники военной службы, охотно обошлись бы вообще без армии, если бы это было возможно. Но пока еще ни одному государству не удалось существовать без сухопутных войск и флота, и в США это хорошо понимали. Скрепя сердце, правители заокеанской республики выделяли из федерального бюджета небольшие суммы на военные расходы. При этом они старались обойтись только необходимым минимумом.
Военная доктрина правительства США носила в тот период чисто оборонительный характер. В случае нападения предполагаемого противника (который мог свалиться на Америку разве что с неба) первый удар принимала на себя регулярная федеральная армия, которая затем пополнялась за счет добровольческих частей и милиционных формирований, имевшихся в каждом штате. Однако поскольку эта возможная внешняя угроза была чисто иллюзорной, во многом иллюзорной была и сама американская армия. После 1815 года вооруженные силы Соединенных Штатов были сокращены и достигли к 1821 году 6183 офицеров и солдат. На протяжении долгого времени они не выходили за границы этой смешной численности, едва достигая размеров небольшой дивизии великой армии Наполеона. Лишь в 1836 году, когда восстали индейцы-семинолы, сухопутные войска были доведены до 11541 солдата и 789 офицеров, но к 1842 году сократились примерно до 8600 человек.