Читать интересную книгу Воздушный корабль - Жюль Верн

воздухѣ, какъ кораблемъ въ морѣ. На чемъ они основывали такое убѣжденіе? Неужели на томъ, что нѣкоторые изобрѣтатели достигали кое-какихъ жалкихъ результатовъ при тихомъ вѣтрѣ? Это ли не глупость? Васъ здѣсь цѣлая сотня людей, увлекшихся нелѣпою мечтой и бросающихъ тысячи долларовъ даже не въ воду, а въ пустоту, въ абсолютную пустоту. Это ли не безумная борьба съ невозможностью?

Довольно странно, но члены Вельдонскаго института даже не шелохнулись при такомъ рѣзкомъ утвержденіи. Оглохли они или вдругъ сдѣлались терпѣливы, какъ овцы? Или, можетъ быть, они нарочно сдерживали себя, желая узнать, до чего способенъ дойти дерзкій спорщикъ?

Робюръ продолжалъ:

— А, шаръ!.. Вы называете это аэростатомъ, когда для поднятія одного килограмма требуется кубическій метръ газа! Вы полагаете, что вашъ шаръ можетъ противиться вѣтру при помощи какого-то тамъ механизма, когда давленіе крѣпкаго бриза на парусъ корабля равно четыремстамъ лошадинымъ силамъ, когда изъ случая съ Тейхскимъ мостомъ стало для всѣхъ очевидно, что ураганъ можетъ оказывать на одинъ квадратный метръ давленіе въ четыреста сорокъ килограммовъ? Вы надѣетесь на шаръ, когда сама природа не создала по этой системѣ ни единой летающей твари, будь ли то птица, снабженная крыльями, или рыба, снабженная летательной перепонкой, или, наконецъ, млекопитающее…

— Млекопитающее?!.. — вскричалъ одинъ изъ членовъ клуба.

— Да, млекопитающее, напримѣръ, хоть летучая мышь, если не ошибаюсь. Развѣ мой оппонентъ никогда не слыхалъ, что это летучее животное принадлежитъ къ классу млекопитающихъ? Ѣдалъ ли онъ когда-нибудь яичницу изъ яицъ летучей мыши? А!?

Оппонентъ прикусилъ языкъ до поры до времени, и Робюръ продолжалъ съ прежнимъ воодушевленіемъ:

— Неужели изъ этого слѣдуетъ, что человѣкъ долженъ отказаться отъ завоеванія воздуха, отъ преобразованія политическихъ нравовъ дряхлаго міра при помощи этой удивительной среды? Вовсе же нѣтъ. Подобно тому, какъ онъ сдѣлался владыкою морей при помощи корабля, весла, паруса, колеса и винта, такъ точно онъ подчинитъ своему владычеству и атмосферную безпредѣльность при помощи аппаратовъ тяжелѣе воздуха, ибо для того, чтобы быть сильнѣе воздуха, нужно быть тяжелѣе его.

На этотъ разъ собраніе разразилось. Какіе грозные возгласы полились на Робюра, словно выстрѣлы изъ ружей или изъ пушекъ!

И въ самомъ дѣлѣ, развѣ его слова не были объявленіемъ смертельной войны? Развѣ они не были задорной бомбой, брошенной въ лагерь баллонистовъ? Развѣ они не были сигналомъ къ борьбѣ между принципомъ «тяжелѣе» или «легче» воздуха?

Робюръ даже бровью не повелъ. Скрестивъ на груди руки, онъ храбро ждалъ, когда снова водворится тишина.

Дядя Прюданъ жестомъ предложилъ собранію помолчать.

— Да, — вновь заговорила, Робюръ. — Будущее принадлежитъ летающимъ машинамъ. Воздухъ представляетъ солидную точку опоры. Сообщите воздушной колоннѣ восходящее движеніе въ сорокъ-пять метровъ скорости въ секунду, и на верху ея получитъ возможность держаться человѣкъ, если поверхность подошвъ его обуви будетъ равняться хотя бы только одной восьмой квадратнаго метра. А если скорость колонны дойдетъ до 90 метровъ въ секунду, то человѣка, устоитъ на ней даже босикомъ. Такимъ образомъ, двигая лопастями винта впередъ съ подобною скоростью массу воздуха, можно получить такіе же точно результаты.

То, что теперь говорилъ Робюръ, еще раньше было высказано сторонниками воздушныхъ лодокъ, которые своими изысканіями много содѣйствовали развитію этого интереснаго вопроса.

Честь распространенія этихъ здравыхъ идей принадлежитъ ученымъ: Понтону д'Амекуръ, де-Лаланделю, Надару, де-Люси, де-Лувріэ, де-Ліэ, Белегюру, Моро, братьямъ Ришаръ, Бабинэ, Жоберу, дю-Тамплю, Саливу, Пено, де-Вильневу, Гошо и Татену, Мишелю Лу, Эдиссону, Планаверню и многимъ другимъ. Сколько разъ эти идеи бросали и потомъ снова брались за нихъ, и въ концѣ-концовъ ихъ ждетъ несомнѣнное торжество. Враги воздушныхъ кораблей утверждаютъ, что птица держится на воздухѣ лишь черезъ нагрѣваніе того воздуха, который она въ себя вбираетъ. Но развѣ имъ не дали блистательнаго возраженія? Развѣ не доказали имъ, что орелъ, вѣсящій пять килограммовъ, долженъ бы былъ въ такомъ случаѣ вбирать въ себя пятьдесятъ кубическихъ метровъ воздуха только для того, чтобы держаться въ пространствѣ?

Этотъ аргументъ Робюръ выставилъ съ неопровержимой логикой среди гвалта, поднявшагося со всѣхъ сторонъ.

Въ заключеніе онъ бросилъ въ лицо баллонистамъ слѣдующія слова:

— Съ вашими аэростатами вы ничего не сдѣлаете, ничего не достигнете, ни на что не рѣшитесь. Самый храбрый изъ вашихъ аэронавтовъ, Джонъ Вайзъ, хотя и пролетѣлъ надъ материкомъ около 1,200 миль, однако, вынужденъ былъ отказаться отъ перелета черезъ Атлантическій океанъ. И съ тѣхъ поръ вы не подвинулись на своемъ пути ни на шагъ, ни на одну іогу.

— Сэръ, — сказалъ тогда президентъ, тщетно стараясь сохранить спокойствіе, — вы забываете слова нашего безсмертнаго Франклина, сказанныя имъ при возникновеніи перваго монгольфьера. Онъ сказалъ: «Это еще ребенокъ, но онъ выростетъ и будетъ большимъ». И ребенокъ дѣйствительно выросъ.

— Нѣтъ, президентъ, нѣтъ, онъ не выросъ и никогда не выростетъ. Онъ только растолстѣлъ, а это не все равно.

Это было прямымъ нападеніемъ на проекты Вельдонскаго института, только-что ассигновавшаго громадную сумму на постройку аэростата-монстра. Въ залѣ съ разныхъ сторонъ послышались угрожающіе возгласы:

— Долой пришлеца! Вонъ его, нахала!

— Сбросить его съ трибуны!..

— Показать ему, насколько онъ тяжелѣе воздуха!

И многое другое въ этомъ родѣ.

Но до дѣла все-таки не доходило. Война ограничивалась пока одними словами. Робюръ безстрастно выждалъ удобной минуты и вскричалъ:

— Прогрессъ принадлежитъ не аэростатамъ, господа баллонисты, а летающимъ машинамъ. Да-съ. Птица летаетъ, а вѣдь она не воздушный шаръ, она — механизмъ!..

— Да, летаетъ! — вскричалъ, весь кипя отъ негодованія, мистеръ Батъ Г. Файнъ, — но это ровно ничего не доказываетъ. Она летаетъ вопреки всѣмъ правиламъ механики.

— Какъ бы не такъ! — пожалъ плечами Робюръ, и продолжалъ съ неослабѣвающею энергіей — съ тѣхъ поръ, какъ начали изучать полетъ большихъ и малыхъ аппаратовъ, выяснилось и установилось одно неизмѣнное правило: подражай природѣ, ибо она никогда не введетъ въ заблужденіе. Разница между альбатросомъ, который дѣлаетъ не болѣе десяти взмаховъ крыльями въ минуту, и между пеликаномъ, дѣлающимъ семьдесятъ взмаховъ…

— А не семьдесятъ-одинъ? — произнесъ чей-то насмѣшливый голосъ.

— Пчелою, которая дѣлаетъ сто-девяносто-два взмаха въ секунду…

— Нѣтъ, немножко больше: сто-девяносто-три! — кто-то еще крикнулъ насмѣхъ.

— Обыкновенною мухой, дѣлающей триста-тридцать…

— Триста-тридцать съ половиною, — продолжали издѣваться баллонисты.

— И комаромъ, дѣлающимъ нѣсколько милліоновъ…

— Что вы! Милліардовъ!..

Но Робюръ не обращалъ вниманія на то, что его перебиваютъ, и продолжалъ высчитывать:

— Между этими цифрами разница громадная…

— Но бываетъ и больше! — возразилъ еще одинъ голосъ.

— Но изъ этой разницы можно сдѣлать практическій выводъ… Съ тѣхъ поръ, какъ г. де-Люси доказалъ, что насѣкомое, вѣсящее два грамма, можетъ поднять грузъ вѣсомъ 400 граммовъ, то-есть грузъ въ двѣсти разъ большій, чѣмъ вѣситъ оно само, — съ этихъ поръ вопросъ о воздухоплаваніи можно считать рѣшеннымъ. Этотъ