Читать интересную книгу Сигналы великанов (сборник) - Сергей Григорьев

Тоньке жаль гусей. И вспомнил дудкинского гусака. Эти хоть по берегу ходят, пытаются взлететь, а Тонькин отец гусака связал по ногам и крыльям, посадил в лукошко в чулане, чтобы гусь жирел. Перед гусем чашки: с водою и с овсом. Как дойдет гусь до двадцати фунтов — его отец зарежет.

— Постой еще! — со злостью шепчет Тонька, — тоже «башку сорву». Я тебе докажу! Гусь летать должен.

Тонька жует травинку и думает, глядя в небо, о том, как было б хорошо помочь гусям взлететь — и, пусть поднявшись ввысь, летят за сине море за караваном диких товарищей… Небо ясно. Тонька ловит ухом: не прокричат ли еще гуси в высоте, и слышит мерно-звонкое урчанье:

— Ероплан!

Быстрей и выше птиц несется аппарат. Под крыльями видны трехцветные круги: не наш! Покружился ястребом над станцией завода и опять помчал на север… Гул мотора затих, и снова слышно: только воет на заводе воздуходувка. Протяжно крикнул к отправлению паровоз, и Тонька слышит — с визгом раздернув упряжь — стронулся поезд: Спирин уводит порожняк…

Тонька выбрался из бурьяна по задам, тропинкой берегом ставка пробрался на огороды, оттуда в хату. Дома никого. Открыл чулан, — гусь сидит в лукошке, спрятав голову в крыло.

— Кого? — спросил гусь сонно, поднимая голову.

— Тебя, тебя, — шепчет гусю Тонька, — я, брат, придумал. Пущу тебя я в небо, прямо еропланом полетишь, догоняй товарищей, лети за синие моря.

Разговаривая с гусем, Тонька разрезал карманным ножиком путы на гусиных лапках, потом на маховых перьях крыл. Развязав гуся, Тонька пустил его на пол. Гусь начал было лениво охорашиваться, а потом сел и снова спрятал голову в крыло. — «Ишь ты, ленивый!» Тонька схватил гуся подмышку и бегом пустился с улицы на заводский двор…

— Куда ты, Тонька? — крикнул вслед ему Ванюшка Тюрин.

— Гуся учить, — на бегу ответил Тонька, — полетит!..

Тонька побежал прямиком к вышке воздуходувки. За Тонькой, прыгая через канавы и камни, несся тюринский Ванюшка с криком:

— Ребята, гусь полетит!

За тюринским Ванюшкой — Стенька Пыж, а за Пыжом — Семен Мохнач… — Вереницей — кричат, гогочут.

Тонька карабкается с гусем по стремянкам вверх на вышку — вот и мостик у самого раструба. Веет пыльный воздух, вихрем вырываясь из воронки вверх столбом. Сердце у Тоньки сладко прихватило.

— Ну, лети!

Он поднял гуся вверх обеими руками и кинул внутрь трубы… Гусь крикнул, серым камнем его дунуло кверху — он взлетел под крик и свист мальчишек выше заводской трубы и там на высоте, испуганно крича, захлопал крыльями, сделал турмана, выправился и гогоча понесся вниз к ставку. Тонька видел, как он шлепнулся посредине в воду и поплыл. Гуси на берегу подняли неумолкаемый тревожный крик…

— Слезай! — услышал Тонька грозный окрик снизу…

Взглянул вниз. У нижней лестницы воздуходувки стоял отец. За плечами на погоне — винтовка. На груди и по поясу пулеметная лента накрест надета.

— Драться собрался! Ну, теперь беда, злой: сорвет башку! — подумал Тонька, спускаясь неохотно вниз.

— Слезай! Убью! — кричал Дудкин, стуча кулаком по стремянке так, что вся она дрожала.

Увидев, что Тонька спускается, Дудкин угомонился и ждал у нижней лестницы. Тонька сделал вид, что хочет ступить ногой на последнюю стремянку и упасть в руки гневногo отца, но вдруг перекинулся через перила, повис на руках, охватил ногами столб, скользнул вниз по нему и кувыркнулся мимо Дудкина за корпус цеха…

Мальчишки брызнули за ним…

— Убью! Стой! — заревел топоча и щелкнул затвором Дудкин…

Не взвидев света, Тонька прыгнул в канаву, из канавы на забор — и в склад заводского старья, наваленного грудами меж крыльев заводского корпуса…

III. Кулюкушки

Пробежав мимо куч старых ржавых труб, прожженных варочных котлов, чугунного лома — Тонька забежал под длинный навес склада. Это самое оно и есть место заводских мальчишек: тут все как нарочно приспособлено для игры в кулюкушки — иной раз так спрячешься, что и не найдут, да и сам выберешься не сразу.

Тонька шмыгнул под навес, туда, где лежал на боку клепанный из полуторадюймового железа бак в виде бочки — в поперечнике примерно футов восемь[7].

На днище его в средине лаз: пролезть одним плечом взрослому, а сверху на другом — патрубок и флянец для восьмидюймовой[8] трубы. Тонька влез через люк в бак, лег на дно и притаился…

Скоро он услыхал топот босых ног, и d бак просунулись следом за тюринским Ванюшкой Стенька Пыж и Семка Мохнач…

— Ребята, он бежит за мной? — испуганно спросил друзей Тонька Дудкин…

— Чего там, друг, бежит. Не до того. Ты все бы баловаться. Знаешь: от Лимана генералу, в бок наш броневой идет. А нам велели драться, чтоб генеральский поезд задержать. А тут «его» тепленького и накроют!

— Так «он» пока что завод весь разобьет!

— Нук-что ж. Пускай, говорит, и разобьет. Держитесь, говорит, до ночи! А там видать!

— Ну, да, «держись» — спорил Тонька. — Он как давнет нас танком. Мокренько сделает, да и пошел дальше. Кабы у нас хоть одно орудие. А пулеметом разь его прочкнешь? Постой, никак ударило…

— Не, это наши что-то в корпусе ворочают — пулеметы, что ли, ставят. Краснов велел стрелкам залечь в кюветах по кустам. Как генеральский поезд подойдет иль моторы, так со всех сторон огонь…

— А бабы с девочками как же?

— Спирин увез. Ну и ревели! Да и ребята все почти сбегли с бабьем. Вот ты да мы — и все тут.

— Нам бы тоже надо взять оружие, — предложил Мохнач. — Винтовки-то я знаю где. И патронов ящичек. Возьмем?

— Да, возьми! Папанька меня стукнет, и дух вон.

— Чего же делать-то?

— Чего делать, давай сразимся в три листика, — предложил Стенька.

— Идет!

Стенька достал из кармана старую пухлую колоду карт, с округленными от давней игры уголками. Сдали.

— Хлюст козырей! — про себя воскликнул Тонька, вскрыв карты.

Ему везло. Мохнач проигрывался. Игра шла на пуговицы. Мохначу пришлось спороть остатное с пиджака, — и дело доходило до того, что хоть и со штанов спарывай— срам!

Меж тем время шло. В котле стемнело: масть не различить — значит и на дворе сумерки, Мохнач бросил карты: не буду больше.

Тут в первый раз и ударила глухо «очередь»—из орудия: раз, два! — вторая ближе, и началась ружейная трескотня — пулеметов еще не слыхать — надо быть: подходит неприятельский бронепоезд.

На дворе и в корпусе послышались голоса и крики. Мальчишки, кроме Тоньки, вылезли из котла и убежали. На дворе бухнула шрапнель, и из заводского корпуса затарахтели пулеметы…

Тонька слушает крики и стрельбу, лежа на вогнутом дне котла, как в качалке; вспоминается утро — паровоз в упоре, аэроплан и гусь, вздунутый вентилятором в поднебесье… Тонька мечтает:

— Вот бы такую штуку придумали: надеть крылышки, камышком свернуться, потом тебя из трубы—«пуф!» в небо — крылышки развернул и полетел — хорошо!

Тонька весело дрыгнул ногами — и почуял, что котел под ним качнулся, — дрыгнул посильней — котел качнулся снова. Тонька вскочил и стал, стоя внутри, раскачивать котел с боку на бок, потом наступил на покатую стенку — стенка уступила ноге, шагнул еще— опять… Тонька засвистал и заухал: котел катился под его шагами по асфальтовому полу склада, — потом глухо ударился о что-то и загудел.

— До стены дошел! — сообразил Тонька, повернулся и, наступая ногами, покатил котел в другую сторону, пока опять ударясь о что-то (столб! — подумал Тонька) котел остановился.

— Понес обратно!

Тонька протрубил, как стрелочник, ответил паровозным криком и, фукая и шипя, покатил котел от столба до стенки…

Умаялся.

IV. В огне

Чаще рвалась шрапнель. Ее разрывы в котле, где сидел Тонька, отдавались колокольным гулом. Что-то грохнуло и градом застучало по крыше.

«Кирпичи… должно, трубу свалило!»

Тонька притих, свернулся в уголке котла и слушал, пяля глаза в непросветной темноте. Опять что-то грохнуло, и в люке котла зарябило зарево красного света.

«Должно, корпус зажгли! Ишь, наши-то забегали»…

На дворе стреляют пачками — словно рвут коленкор. Пулеметы вдруг смолкли. Только ухали разрывы — и пачками стрельба из винтовок. Рикошетом под навес склада залетела пуля, щелкнула остро молотом в котел и, зумкнув, улетела, заколотилась осенней мухой между стен и замолкла.

На дворе настала тишина. Слышен треск пламени. В люк светит ярко. «Кабы не сгореть мне», — подумал Тонька и хотел вылезть из котла и бежать из склада; и тут услышал голоса. Бежали, бранясь; шли, несли что-то тяжелое несколько человек. Тонька притаился. Что-то складывают близ котла на пол, стучат приклады об асфальт.

— Свои, аль те? — в испуге хочет догадаться Тонька и слышит разговор: