любовью к отцу и животным ужасом перед смертью. — Беги, — гаркнул мужчина так, что она рванула с места.
Камазу хотел было облегчённо вздохнуть, как в комнату вошли двое мужчин, один из них держал в руках отчаянно сопротивляющуюся девочку. Камазу дёрнулся к дочери, но услышал гневное:
— Не смей, — остановил он того вытянутой рукой и показал на девочку. — Так и знал, что в главный момент ты не сможешь… — один из мужчин со шрамом на подбородке зло смотрел на Камазу. — Не знал, что великий жрец не умеет приносить жертвы, или твой презренный бог не просит себе такие подношения?
— Она всего лишь ребёнок, Косей, — с трудом проговорил тот, глотая слёзы.
— Идеальная жертва, которую невозможно не принять, чистая телом и душой, с даром… — начал было Косей.
— Её дар может послужить и следующему фараону, — резонно увещевал тот, пытаясь придумать хоть какой-то выход, хоть как-то договориться.
— Ты слишком непокорен, и дочь твоя, как ослица, сопротивляется, — проговорил другой, с трудом удерживая барахтающееся тело девочки в руках.
— Смилостивься, Косей, — прокричал Камазу и упал тому в ноги.
— Ты не понимаешь, о чём просишь, — проговорил тот, подходя ближе к жрецу и желая забрать нож из-под его ног.
Но мужчина в момент, когда Косей был беззащитен, неожиданно сделав выпад, напал на него.
— Я не позволю, я всё исправлю, — с придыханием шептал тот, вступая в борьбу с противником почти вдвое выше и моложе себя. — Нельзя обмануть богов, нельзя вернуть кого-то с того света.
— Не спорь, старик, — тот с лёгкостью отшвырнул от себя Камазу, и он, отлетев, впечатался головой в каменную стену, мгновенно притихнув.
— Отец, — выкрикнула Инпут, извернувшись юрким телом, укусила громилу за руку, которую он рефлекторно отдёрнул: этого хватило, чтобы девочка освободилась из хватки и выбежала из комнаты.
— Держи её, идиот, — гневно выкрикнул Косей, и мужчина выбежал, — поймай её и неси сюда, она нужна нам.
Девочка бежала вглубь пирамиды, не разбирая дороги. Она знала некрополь как свои пять пальцев, вопрос в том, знали ли это место так же хорошо преследователи. Инпут, не чувствуя под собой ног от страха и волнения, вбежала в тёмное помещение, используемое для складирования саркофагов.
— Она не могла далеко уйти, а из пирамиды больше нет выхода, — проговорил, слегка отдуваясь, тот, кого отец называл Косеем.
— Да здесь где-то эта коза, найду и, перед тем как зарезать, как следует всыплю, — ответил громила, задыхаясь от одышки.
Инпут закрыла рот, чтобы не вскрикнуть.
— Амон ждёт от нас девственной крови последовательницы Анубиса, Аменхотеп хотел уничтожить всех жрецов, кроме тех, кто служит богу Амон-Ра, первые не понимают, что Амон един — других не существует, — мужчины продолжили свой путь дальше.
Девочка всё ещё дрожала, когда помещение, в котором она пряталась, вдруг озарилось ярким светом. Хотелось закрыть глаза, но она не смогла. В комнате, среди бардака крышек саркофагов и прочих различных принадлежностей для ритуалов, она смогла разобрать две мужские фигуры и еле подавила в себе вскрик. Когда свет поубавился, она заметила, что их тела венчали головы волка и сокола.
— Гор и Анубис… — прошептала изумлённо Инпут, разрываясь между чувством восторга и ужаса.
— Ты рискнёшь и всё поставишь на ребёнка? — спросил тот, что с головой сокола, и указал на девочку, съёжившуюся от ужаса, волосы шевелились на затылке, язык мигом высох.
Голубые глаза волка посмотрели на неё, и она не смогла оторваться от них.
— Наши отцы слишком слепы, чтобы объединиться против угрозы, нависшей не только над ними, и не видят общей картины, уцепившись каждый за свой кусок царства, которое, возможно, совсем скоро падёт под натиском крепнущего нового бога: если Амон доберётся до Анха, не поздоровится всем, он уничтожит любого, кто хоть как-то будет мешать его власти, — убедительно произнёс тот, сверкнув сапфировым взглядом, тоже гипнотизируя Инпут.
Она не сразу поняла, как он бесшумно и незаметно для её зрения оказался рядом с ней, лишь только почувствовала власть и силу, исходящую от него.
— Готова ли ты, дева, послужить богам? — спросил тот, всё так же не отрываясь от её тёмных, как ночь, глаз.
— Твоя жрица я, о великий Анубис, — прошептала Инпут, обретая дар речи, — твоя воля для меня закон, но…
— Но? — раздражённый рык отразился в пространстве так, что застыла в жилах кровь.
— Но я хочу быть Богиней, — дерзко произнесла девочка, сильно покраснев и потупившись в пол, добавила полушёпотом, — и твоей женой…
Раздался смех Гора, отразившись мечущимся эхом по всем закоулкам пирамиды.
— Какова! — произнёс он, всё ещё посмеиваясь. — О, эта задача не из лёгких, нашего Анубиса многие желали захомутать, но даже у богинь это не вышло.
— Тебе нужно от меня что-то, великий Анубис, я готова служить, взамен прошу малость, — девочка подняла дерзкие чёрные глаза в синие сверкающие волка, игнорируя слова сокола, — обещай мне.
— Малость?! — вскричал Гор. — Меня забавляет эта букашка…
Анубис поднял руку, и Гор замолчал.
— Хорошо, дева, я дам тебе, что ты просишь, — сказал тот примиряюще, и Инпут показалось, что он улыбается. — Унесёшь ли ношу мою?
— Раз ты и я здесь, значит, да, — без возражений и тени сомнений.
— Подумай сто раз, братец, невеста-то строптивая, — Гор всё ещё потешался.
— У нас нет выбора, — мрачно ответил тот. — Мне нужно согласие сосуда.
Анубис ещё раз взглянул на Инпут, которая согласно кивнула, и коснулся её лба. Девочка сжалась и почувствовала, как её тело сковало словно морозом, ощутив нечто, что переполнило её до краёв.
— Я отдал тебе Жизнь, ты носишь Анх в себе, печать богов, я спрячу тебя так далеко и хорошо, что никто не будет знать, где ты: ни Исида, ни Маат, ни даже я, — произнёс Анубис, не отрываясь от созерцания лица девочки.
— Мы больше не увидимся? — поняв, наконец-то, почему так легко дал клятву бог, с досадой и обидой спросила она.
— Нет, никогда, твоя душа будет неузнаваема, никогда не ступит и на порог царства мёртвых.
— Ты провёл меня, Анубис, — с горечью проговорила девочка.
— Ты — моя жрица, твоя жизнь принадлежит мне, — без злобы произнёс он, пожав плечами, встал с колена, всё так же не отрывая от юной жрицы своего взгляда. — Ты же хотела послужить мне, дева… — лёгкая усмешка как награда богов, и Анубис приблизился к Гору.
— Да, Великий Тёмный, — произнесла девочка, трепеща всем телом и склоняя голову.
Комната вновь погрузилась в нестерпимо белый свет. Когда он рассеялся, помещение оказалось пустым. Напрасно этой ночью жрецы бога Амона-Ра искали девочку, и даже Геб и Нут не сказали бы, где она.
Примечания: