После стаи одичавших собак, были, естественно, и стайки полупроснувшихся владельцев породистых представителей этого племени вместе с выгуливающими их догами, бульдогами, овчарками и прочими мелкими терьерами. Были и предсказанные мною «бабушки», и энтузиасты-трудоголики, почти не уступившие «бабушкам» по времени выхода на дистанцию.
А вот теперь, по утоптанной и спрямленной дорожке, к козырьку института поспешал и я, успевший все-таки пару раз «щелкнуть» быстрозамерзающим затвором своей «мыльницы» больших и важных ворон (а точнее – их «ожившие» и деятельные на морозе скелеты), что-то добывающих себе на завтрак из-под ещё мягкого и рыхлого снега. Эти живые картинки из анатомических атласов пернатых внимательно и подозрительно при этом оглядывали округу, опасаясь нападения кошек, мальчишек и собак и без всякого страха, но, на всякий случай настороженно оглядывавших и меня. (Наличие у меня фотоаппарата, как предмета неясной целевой ориентации, и подозрительные с их прагматической точки зрения мои маневры руками, сопровождавшиеся и вовсе глупыми действиями снятия и надевания перчаток в ходе манипуляций с загадочной мыльницей, вполне оправдывало их настороженность).
На стоящего у входа худющего охранника в черной форменной куртке класса «ватник», замерзшего настолько, что стали видны его ребра и искривленный позвоночник, вороны внимания не обращали. И я последовал их примеру…
Глава 3
...
Об особенностях зимней рыбалки, трудолюбии Ильи Стефановича, его рассказе про жадность Даргомыжских пожарных, трактовке Хоружим одного мнения Аристотеля, а также мои соображения о роли женщин в жизни Ильи Стефановича.
Сей дряни входа нет в опрятные дома,
А разве в грязную и подлую конуру,
Где производишь ты свою литературу.
После подъема на скоростном лифте на 4 этаж (излишняя, конечно, роскошь для обитателей этого уровня, но вполне разумная для их коллег, с помощью той кабины добиравшихся до своего 25), я прошел через холл, поздоровался и поболтал с «секьюрити», крепким круглолицым мужиком с открытой улыбкой и профессиональной цепкостью взгляда, которого знал только по имени – Борис.
Он в прошлый раз говорил, что собирается на рыбалку, и я с интересом выслушал его отчет о пешеходной прогулке на 5 километров по настоящей снежной целине, о способах бурения лунок, о характере окуневого клева, о типах и нормах расхода согревающих жидкостей и многом другом, что сопровождает процесс ужения рыбы зимой на подмоковных озерах.
Он и назавтра собирался куда-то под Тулу (там были плохо охраняемые пруды рыбхозяйства какого-то обанкротившегося колхоза, которые не спустили на зиму по причине царившего там бардака и в которых жировали «во-о-от такие!» карпы) и потому попросил меня посмотреть в Интернете прогноз погоды.
Компьютера на вахте не было – этой приметы современности дежурный был лишен. Администрация считала, что и старенький телевизор «Фотон», украшавший ещё лет 20 назад кабинет начальника их ведомственного пионерского лагеря – излишняя роскошь для охранников. Но снисходительно прощала себе эту слабость по отношению к «часовым своих границ».
А Борис, щеголяя своим знакомством с французским языком, частенько приговаривал: «В век компьютеров „Фотон“ – безусловно, мове тон». Но, как и все другие охранники, воздавал общению с этим аппаратом должное – смотрел все подряд… Напомнив ему о том, что прогноз ещё не раз передадут «по ящику», я, тем не менее, обещал «для надежности» заглянуть и в Интернет.
За этим разговором он, вероятно, забыл сунуть мне «на подпись» свой рабочий журнал, в котором я, как приходящий первым, должен был расписаться в графе «Помещение вскрыто и снято с охраны», взять опечатанную банку с ключами и ими открыть дверь офиса. Однако ключи у каждого из нас, работников фирмы, были свои, а «официальные», хранящиеся на вахте, были просто элементом того карнавального обряда нашей «охраны», за который мы платили арендатору отдельные деньги по отдельному договору. Бог с ним – невелик грех, распишется Лидия Федотовна, обычно приходящая мне во след!
А от поста охраны до нашей двери лишь чуть подальше, чем от кладовки до туалета в оставленном мною на Джимово попечение пространстве квартиры. Так что на этом пути неожиданности возникнуть просто не успевают.
Замок пискнул, и тяжелая металлическая дверь производства не Солнцеградского завода металлоизделий, а импортная, сделанная там, где руки слесарей и сварщиков растут из нужного места, солидно, но легко повернулась на хорошо подогнанных петлях.
Дверь впустила меня внутрь – не «в грязную и подлую конуру», как это наверняка было бы при использовании изделия Солнцеградского завода, а в нашу светлую офисную комнату. К моему удивлению, сегодня я не был её первооткрывателем. (Так вот почему мне не досталось права поставить автограф в журнале охраны!).
В комнате уже сидел с холодно-равнодушным выражением на хорошо выбритом лице Илья Стефанович и лениво перебирал клавиатуру своего компьютера. Сетка его лицевых капилляров уже не светилась, а, значит, он сидел здесь достаточно долго и успел согреться.
Я слегка растерялся и не успел осознать причину этого несколько странного «трудового порыва» Ильи – обычно он вбегает в комнату или за две минуты до того, как по характерному щелчку в аппаратах «громкой связи» мы узнаём, что шеф приступил к работе и уясняет для себя обстановку в рабочей комнате, или через пять минут после этого с причитаниями о том, что вот опять на кольце пробка, что из-за гололеда он «чуть не въехал в морду „Мерсебеса“, который не удержался на повороте, и что вообще „никто его не любит, и каждый норовит обидеть…“».
А Илья не дал мне времени для сосредоточения – его холодное равнодушие быстро трансформировалось в чуть слишком приторно-радостное, он поднялся (почти вскочил!) и, встав в характерную позу из кинофильма «Кинь! Да? Да!», весело воскликнул:
– Игорь Петрович! Наше Вам Ку!
– Спасибо, Илья Стефанович!
– Ну, «спасибо» на стол не поставишь и в стакан не нальешь, – начал он традиционный балаган, который любил разыгрывать, находясь в хорошем или, наоборот, дурном, но деятельном настроении.
– А что, уже и налить нечего? Сочувствую, но терпеть недолго – сегодня ведь будет зарплата! – пытаясь попасть в нужный тон, говорю я.
– Кому бублик, а кому – дырка от бублика, – произнес в ответ Илья.
И добавил, уже без тени веселья и ерничества:
– Я тут вычитал у одного когда-то «не нашего» умницы, что будущее каждый миг является перед нами как бесконечность ветвящихся возможностей. А какая бесконечность скрыта в этой самой дырке от бублика? И ведь все действительно хотят обидеть и на твоем горбу в рай въехать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});