мне не верить, но, когда ты появилась в нашем клубе, я рассматривал тебя исключительно как работника. Безусловно, как красивую, умную, целеустремлённую женщину, но исключительно как вокалистку… Когда же с тобой рядом появился Саша… Когда ты была с ним, я увидел, как ты умеешь любить. А когда вы расстались, я понял, какое доброе у тебя сердце: ты отказалась от собственного счастья ради других… И тогда я осознал, что просто не смогу без такой женщины. — Андрей протяжно выдохнул и снова замолчал, давая понять, что сказанное давно таилось в его душе и нашло выход только сейчас, когда я прочно вошла в его жизнь.
Мне ничего не нужно было дополнять, выяснять, опровергать… Это была его правда, которая нисколько не ранила меня, не будоражила болезненных воспоминаний, не несла в себе ревностных претензий… И то, что я перевезла свои вещи именно по настоянию Андрея, не было проявлением его слабости или чувства собственничества. Это было началом. Началом нашей жизни… С моим мужчиной.
***
Кстати, о своей квартире я нисколько не забыла и уж тем более не продала её и не пустила в неё посторонних людей. Я часто наведывалась туда, чтобы проверить, всё ли в порядке, забрать счета и накопившуюся в почтовом ящике корреспонденцию. Но самым приятным в моих приходах было то, что там я ненадолго погружалась в свой личный мир, в своё пространство, где некогда я пребывала наедине со своими мыслями, мечтами, вопросами, на которые только сейчас стала понемногу получать ответы, где я провела немало трудных, но и много счастливых дней. Здесь я, несомненно, обрела больше, намного больше, чем то, о чём приходилось жалеть…
И, налив себе кофе или ароматный чай, я усаживалась в уютное плетёное кресло на полюбившемся мне балконе и вспоминала дни, проведённые мной в этой квартире, которые, наверняка, остались не только в моей памяти…
Это случилось спустя примерно полгода после моего переезда к Андрею. Я едва успела войти в подъезд, как ко мне торопливо подошла консьержка — женщина лет пятидесяти, невысокого роста, с аккуратной стрижкой и в идеально отглаженном платье, напоминавшем школьную форму. Она бегло улыбнулась, и мы обменялись приветствиями.
— Извините, не успела ещё разложить по почтовым ящикам, — она протянула мне стопку квитанций на оплату коммунальных услуг. — Смотрю, вы сами заглянули, так уж лучше вручу лично. — Она продолжала стоять рядом, переминаясь с одной ноги на другую. — Ну, чтобы просрочек не было, не затерялись.
— Спасибо, — кивнула я головой и уже собиралась направиться к лифту.
— У нас тут комиссия была, от застройщика и управляющей компании. Они иногда приезжают проверить, что да как, дворы, подъезды осматривают. Естественно, мою работу оценивают.
Я задержалась и внимательно слушала, поскольку решила, что информация каким-то образом касается жильцов.
— С ними был и самый главный… директор. Собственник строительной компании.
Я продолжала ловить каждое слово, не двигаясь с места.
Консьержка сделала паузу, наблюдая за моей реакций, а точнее, за полным её отсутствием, и продолжила:
— Так вот, этот самый директор уже на выходе спросил у меня про вашу квартиру, живёт ли там кто. А я ему и сказала, что вы — одна собственница, и что вы съехали. Он уточнил, давно ли. Я ему всё, как есть, рассказала. Ну, что вы уже несколько месяцев просто заходите.
«Саша следил за своим «детищем», — пронеслось у меня в голове, — приезжал посмотреть, как развивается его проект.» От этой мысли стало как-то отрадно внутри, и я невольно улыбнулась.
Слова обеспокоенной женщины вернули меня к реальности:
— Вы извините меня, пожалуйста. Наверное, не нужно было всего этого рассказывать. Просто я сначала не подумала, для чего это ему, решила, может у вас какие-то вопросы были к застройщику. — Она заглянула мне в глаза, которые — я чувствовала — светились изнутри и, по всей видимости, ввергали её в полное недоумение. Тут же последовало спасительное оправдание: — Но он больше ничего не спрашивал, сразу вышел вместе с остальными.
Я поспешила успокоить её:
— Ничего страшного. Всё хорошо.
Поднявшись на свой этаж, я, поддавшаяся волнам ностальгии, смотрела на кнопку звонка и водила пальцами по дверной ручке, размышляя, не осталось ли на них следов Сашиного недавнего визита…
Согревая ладони проникающим теплом чашки, я смотрела за окно, на макушки домов, устремлённых к облакам, а после — вокруг себя, замечая, что всё осталось таким же, как и прежде, и в то же время что-то поменялось. То ли я уже чувствовала себя здесь больше не хозяйкой, а гостьей — гостьей своих воспоминаний… И так тихо и спокойно становилось на душе, когда я представляла, что когда-нибудь тут, возможно, будут жить мои дети, появятся мои внуки. Будут видеть своё отражение… моё отражение в зеркалах. И вдохнут в эти стены новую жизнь и новые встречи… Да, пусть это будут только встречи!..
***
Сложно представить: всего несколько лет назад я и подумать не могла, что буду сидеть дома не днями, а неделями напролёт, не посещая репетиции, не выстукивая каблуками ежевечерний маршрут от гримёрной до сцены и обратно, не споря с нашими «технарями» по поводу того, в каком свете я выгляжу эффектнее. Нет, никто не запрещал мне приходить в клуб и даже выходить на сцену, но довольно солидный срок беременности и все сопутствующие ему изменения, произошедшие во мне, уже не позволяли вести такой активный сценический образ жизни, как раньше. Смирившись с временным перерывом, я нашла, что можно получать удовольствие от периодического участия в обсуждении программ планируемых мероприятий, в проводимых собеседованиях и прослушиваниях новых вокалисток (должен же был кто-то заменить меня на несколько месяцев). Нехотя, но я соглашалась с правилами, которые мне диктовало семейное… и не только положение.
Однако этим правилам никак не хотели подчиняться собственники ресто-клуба, которые чуть ли не в отчаяние пришли, когда узнали, что директор, на чьих плечах лежала ответственность за бесперебойную и качественную работу заведения, самолично отправляет главную вокалистку в один декретный отпуск за другим. В тот день, когда Андрею пришлось сообщить им о моей второй беременности и необходимости принимать в штат новую сотрудницу или приглашать кого-то со-стороны на договорной основе, на него было жутко смотреть: казалось, весь нерастраченный запас руководящего негодования был обрушен на моего мужа! После ещё нескольких дней противостояния и неприятных телефонных переговоров Андрей решил прибегнуть к проверенному способу улаживать разногласия между серьёзными мужчинами: бутылка дорогущего коньяка, распитая прямо после совещания, происходившего в кабинете Андрея, и счастливая улыбка, блуждающая по глубоко нетрезвому лицу