Читать интересную книгу Из хроники кладбища «Шмерли» - Леонид Словин

Более неприятное, чем жара, однако, заключалось в том, что никаких билетов в кассах не могло быть, пассажиры на что-то еще надеялись, но Денисов знал твердо: все эти люди сегодня никуда уже не уедут.

— Внимание… Двести первый!… — Наконец он услышал свой позывной. — Срочно зайдите в комнату матери и ребенка. — Это был приказ начальника отдела Бахметьева. — Повторяю: двести первый…

— …Труп женщины лежит на спине… — диктовал эксперт -совсем молодой, с раздвоенной, по-купечески окладистой бородой. — Голова на подушке… Лицо трупа обращено вверх, левая рука согнута в локтевом суставе, кисть на уровне левой молочной железы…

Королевский — следователь транспортной прокуратуры быстро записывал. Он молча мигнул Денисову, свободной рукой незаметно поднял воротник куртки-сафари. У Королевского был свой стиль, оперативники за глаза дали ему прозвище Любер.

— Записали? — спросил эксперт.

— …Молочной железы…

— На трупе белая хлопчатобумажная сорочка с мелкими цветами. Верхняя часть сорочки сильно испачкана засохшей кровью…

Преступление произошло в меньшем из изоляторских помещений. Денисов бывал в нем. Крохотная комнатка. Стол. Две кроватки, углом друг к другу.

Полковник Вилов — спортивного вида, с желчным скучным лицом — не поздоровался со старшим опером, продолжал за что-то выговаривать Бахметьеву — укоризненно, с апломбом. Бахметьев делал вид, что прислушивается. В дальнейшем спрос за все был с него — не с полковника-кадровика.

— Кисти, плечи и предплечья… — диктовал эксперт, — обильно испачканы засохшей кровью, правая нога выпрямлена, левая слегка отведена в сторону, согнута в коленном суставе…

Из-за спины Вилова Денисов наконец увидел тело на кровати. Лицо трупа невозможно было разглядеть за космами седых жидких волос, зияющими разрубами костной ткани; женщина принадлежала к категории одышливых тяжелых старух, крупный живот ее был поднят, словно застыл на глубоком вздохе.

— …Окоченение в мышцах нижней челюсти и верхних конечностях выражено слабо, в стадии разрешения, — продолжал эксперт, — в мышцах нижних конечностей: в левой -удовлетворительно, в правой — хорошо. Трупные пятна сине-фиолетового цвета, располагаются на задней поверхности туловища…

Вдоль головы убитой почти параллельно располагалось несколько глубоких, линейной формы ран, все они имели ровные гладкие края и заостренные концы и проникали в толщу кожи. Одна из ран начиналась от надбровной дуги, а самая обширная захватывала область носа и губ и направлялась через спинку носа в волосистую часть головы.

«Ранения нанесены в тот момент, когда она лежала…» -подумал Денисов.

На табурете в углу виднелась снятая перед сном одежда потерпевшей, уже осмотренная, подготовленная к упаковке, поодаль, на стуле, испачканная в крови сорочка, находившаяся на ней в момент нападения.

Денисов подошел к одежде. Широкая, с вытачками юбка была подшита снизу вручную. Черными нитками. Зачин строчки начинался со спиралеобразного наружного узла. Блузка тоже была изготовлена не на фабрике, индивидуально — отличалась мелкими аккуратными стежками.

На столе лежали вещи, обнаруженные в одежде: кусочек ваты, несколько медных монет, очки.

Денисов придвинулся ближе — но не нашел ничего, за что могла зацепиться даже самая скрупулезная мысль.

— Я должен прерваться, — сказал эксперт. Он уже стягивал перчатки, подставляя губы под сигарету, которую достал ему Королевский.

— Пять минут перекур… — недовольно объявил Вилов.

От табурета с одеждой Денисов перешел ко второй кровати. Взбитая, торчком, подушка; аккуратно сложенная вторая простынка — узкой полосой по диагонали поверх одеяла. Гренадерско-казарменный стиль новой заведующей.

Денисову показалось, что белье на второй кровати несвежее. Случалось, одни и те же наволочки и простыни подавали дважды и трижды, многое зависело от добросовестности персонала.

«Наверное, так и есть». — Белье тем не менее было новым. Он обратил внимание на остатки бумажного ярлыка -«ф-ка…, ГОСТ…»

Эксперт и Королевский вышли в изоляторский коридор. Следователь щелкнул зажигалкой, прикурил.

Денисов воспользовался минутой, прошел к двери, которая вела на лестницу. Массивная металлическая защелка, о которой говорила медсестра, была на месте, исправна. По лестнице можно было свободно спуститься в подъезд, свободно подняться с перрона в изолятор. Сбоку, на двери, виднелся бурый мазок.

Подошел Бахметьев — им так и не удалось до этого перекинуться ни одним словом.

— Сабодаш отправил ориентировки? — В руке он держал носовой платок, искалеченный глаз его слезился, когда Бахметьев нервничал.

— Я не разговаривал с ним.

— Особой надежды на ориентировки, конечно, нет. Насколько я помню, такого не было ни на одном вокзале. По крайней мере, в последние годы. Ты обратил внимание на ее одежду?

— Да. Ни одного ярлыка.

— Аллергия на все фабричное?

— Может, просто умеет шить. — Денисов был розыскником, поэтому видел вещи реальнее, чем воспитанник ОБХСС -начальник отдела.

— Товарищи… — Вилов уже беспокойно поглядывал на часы. — Может, все-таки пора?

— Во сколько Рейган прилетает? — спросил эксперт, докуривая.

Бахметьев обернулся:

— В четырнадцать.

Из коридора постучали.

— Да, — крикнул Бахметьев.

Ниязов, младший инспектор, — черноглазый, неулыбчивый, прямолинейный, по-уставному приблизился к заместителю начальника Управления.

— Товарищ полковник…

— Что у вас? — грубовато, как обычно, вскинулся кадровик.

— Разрешите обратиться к полковнику Бахметьеву… Звонил подполковник Ваникевич… — Ниязов нашел глазами Бахметьева. — Из Главка Московской области. Просил срочно с ним связаться.

— Меня? — спросил Бахметьев.

— Капитана Денисова… Он ждет у телефона.

— Денис! Сколько ей лет примерно? — У Ваникевича была разработанная наигранная манера разговора, мягкий голос. Но с Денисовым он был приветлив по-настоящему. — За семьдесят?

— Пожалуй.

— Русская?

— Не знаю. Не думали об этом…

— Можешь рассказать поподробнее?

Денисов повторил немногое, что знал:

— Личность не установлена, откуда прибыла — тоже. Тяжкие телесные повреждения головы. Сумка отсутствует… У вас есть похожее?

— По Симферопольскому шоссе… — Ваникевич произнес неуверенно.

— Наше направление…

— Я потому и звоню. Тоже в закрытом помещении, тоже во время сна. Тяжкие повреждения топором в области головы…

— Кто она?

— Швея-надомница. Еврейка. Сусанна Маргулис.

Денисов взглянул на часы:

— Где встречаемся?

— На полпути. В метро. Как всегда… — Они уже не раз обсуждали там свои дела. Только имей в виду: убийство это пятилетней давности…

3

Денисов посмотрел вслед: выехав из рощицы, «жигуль» Богораза проследовал мимо девятиэтажки, свернул в проулок.

«В обоих случаях убийца не пощадил свои жертвы. Почему? Даже если женщины проснулись, что они могли сделать? Преступник пригрозил бы топором. Они лежали бы молча, закрыв глаза. Как неживые… В комнате матери и ребенка никто не слышал никакого крика…»

Краем рощи Денисов вышел к домам. По периметру их тянулась нарезанная участками, захваченная под картошку и клубнику земля. Их огораживали ржавые трубы, проволока, спинки старых кроватей. «Неосознанный вызов владельцам казенных дач и престижных садовых кооперативов…»

«Жертвы знали своих убийц!… Преступник боялся оставлять их в живых».

Когда Денисов снова вернулся в штэтл, он не заметил во дворе никаких перемен.

Старик Нейбургер — длиннорукий, в залоснившемся галстуке и вельвете — по-прежнему курил рядом с сараем, отбрасывавшем тень к нему во двор. Поодаль, в тени другого сарая стоял «жигуль»; ни Шейны, ни ее мужа видно не было. Чуть дальше, у заборчика, виднелся сваленный набок детский велосипед.

— Излюбленное ваше место. — Денисов кивнул на тень у сарая. — А, Мойше-Герш Лейбович? — Имя-отчество он выговорил не очень уверенно.

— Так пишут в документах, но так не говорят… — старик оставил излюбленную — без фильтра, кубинскую сигарету. -С еврейскими именами сложно. — Он не прочь был поболтать. — Вы говорили с Шейной? — Старик все знал: дом был проницаем изнутри, как ушная раковина. — А этого бандита, ее мужа, мобутовца, — он кивнул на «жигуль», — вы тоже уже видели?

Денисову не пришлось самому начинать разговор о Богоразе.

— Кооператор! «Руководитель промышленности»! Он так себя представляет… — Нейбургер пыхнул сигаретой. — Завпроизводством в еврейском кафе.

— «У Мейше»?

Кафе отделяло от вокзальной комнаты матери и ребенка, где произошло убийство, не больше трехсот метров.

— Вы знаете, где это? — Нейбургер был удивлен.

— Конечно!

Был даже день, когда Мейше — хозяин кафе приходил к нему — искал защиту от рэкетиров; он подключил первое отделение милиции. Все как-то обошлось. Мейше — коренастый, с золотой цепочкой и шестиконечной звездой на шее, -во всяком случае, больше к нему не обращался.