Пастухи бросили пленника к ногам царя Приама.
— Мы поймали бродягу в тростниках у реки, — кричали они. — Это данаец! Соглядатай. Смерть ему!
Приам приказал развязать пленника. Данаец обвел глазами троян и воскликнул:
— Горе мне! Ахейцы хотели убить меняг а теперь и трояне угрожают мне смертью!
Услышали слова пленника и ахейские воины, скрытые внутри деревянного коня. Они узнали его. Это говорил Сиьон, эвбеец.
Приам потребовал, чтобы чужестранец объяснил, кто он такой.
— Зачем ты скрывался в тростниках? — спросил он. — Какое зло у тебя на уме?
— Я скажу тебе правду, царь, — сказал пленник, — даже если ты прикажешь потом убить меня. Да, я ахеец. Меня зовут Синон. Я бежал от ахейцев, потому что мне грозила гибель. Моим врагом был коварнейший из смертных, злобный Одиссей. Он уже погубил ложными обвинениями моего родича и вождя, благородного Паламеда. Я негодовал и вслух обличал злодея; тогда он поклялся отомстить и мне. Проходили годы, и я думал, что враг мой забыл о своей клятве. Я плохо знал его ненасытную злобу! Долгая война измучила ахейцев. Нас томили неприветливые песчаные берега Геллеспонта. Мы мечтали о прохладных лесах и веселых долинах покинутой отчизны. Не раз уже требовали мы бросить бесплодную осаду Трои и отплыть обратно. Верховный вождь был вынужден созвать собрание. Мы сошлись на площадь перед кораблями и долго спорили, но не могли прийти ни к какому решению. Тогда Одиссей с великим шумом и криком притащил на площадь Калхаса, прорицателя. Долго лукавый Калхас отказывался говорить, будто бы не смел открыть нам жестокую правду. Наконец он уступил. Трусливый и лживый пророк! «Мы можем благополучно вернуться на родину, — сказал он, — если принесем богам ужасную жертву — одного из наших товарищей». — «Кого же избрали боги в жертву?» — спросили Калхаса. Я знал, что, в угоду Одиссею, он назовет меня. Так и случилось…
Синон прервал свою речь, словно не в силах был продолжать. Затем он с трудом заговорил снова;
— Ахейцы обрадовались. Еще бы! Так просто было спастись — убить только одного соплеменника! Никто не заступился за меня. Уже был сложен костер для жертвоприношения; уже на голову мою возложили белую повязку… Но в последнюю ночь, перед самой зарей, мне удалось бежать. Я спрятался в тростниках на берегу Скамандра. Ахейцы не нашли меня. Они подняли паруса и отплыли на родину, а мне уже никогда не увидеть родной земли, престарелого отца и милых детей! О Приам! Сжалься надо мной, несчастным, сжалься!
И Синон с рыданьем упал на колени.
Приам поднял его и сказал дружелюбно:
— Утешься, злополучный, забудь отныне своих коварных собратьев. Мы дадим тебе приют. Но сначала скажи, зачем сооружен этот конь? Кто строил его и с какой целью? В исполнение обета? Или это какое-нибудь военное сооружение?
Синон поднял глаза к небу и молитвенно простер руки.
— Клянусь алтарями богов, — сказал он, — я вправе разорвать священные узы, вправе ненавидеть ахейцев и открыть вам их тайны. j Конь этот сооружен по указанию Калхаса как искупительный дар Афине Палладе: богиня разгневана малодушным бегством ахейцев. Конь нарочно выстроен таким огромным, чтобы его нельзя было протащить в ропота неприступного Илиона. Прорицатель Калхас открыл нам, что, если конь будет поставлен в Трое, богиня Афина перенесет на вас свою благосклонность.
Трояне доверчиво слушали объяснения пленника. Ради благосклонности Афины решили они принять удивительный дар. Только Лаокоон по прежнему не хотел верить данайцу.
— Лицемерный обманщик! — сурово говорил он. — Кто тебе поверит?..
И снова боги светлого Олимпа помешали обличителю. В море внезапно закипела и всколебалась вода. Из волн вынырнули плоские головы двух огромных морских змеев. Кроваво-красные гребни вздымались у них вдоль хребтов; медным блеском сверкала и переливалась чешуя.
Страшные гады плыли к берегу. Их тела извивались среди волн, а сзади по воде тянулся пенистый след.
С дикими воплями бежали трояне к городу, увлекая за собой и Синона, и жреца, и Приама, и всех, кто окружал коня.
Змеи выползли на песчаный берег и стремительно заскользили по песку, вслед за бегущей толпой.
Два мальчика — сыновья жреца Лаокоона — отстали от беглецов. Старший тащил за руку младшего; тот упал было и разбил себе ногу о камень; теперь он с трудом поспевал за братом и плакал от боли и страха. Змеи настигли мальчиков и сжали их в своих тяжелых, сверкающих кольцах. На крики детей подбежал с мечом в руках Лаокоон. В отчаянье ударил он одну из змей мечом, но оружие только скользнуло со звоном по медному панцырю. Змеи повернули к жрецу разинутые пасти. Тотчас сползли они с задушенных детей и обвили обезумевшего отца своим чешуйчатым телом. Тщетно вырывался он из смертоносных объятий, тщетно кричал. Тело его безжизненно поникло; он упал на песок рядом с мертвыми сыновьями. А змеи, струясь по песку, скрылись в набегающих на отмель волнах.
Трояне понемногу возвращались к коню. Пришел отважный Эней в сверкающем вооружении. За ними теснились воины. Конь Афины Паллады внушал им благоговейный страх. Эней обратился к спутникам.
— Жрец Посейдона Лаокоон наказан неумолимой рукой богов, — сказал он. — Своим нечестивым копьем он оскорбил священного коня Афины Паллады, и богиня выслала против него этих чудовищных змей. Страшен гнев богини: погиб не только Лаокоон, но и оба его юных сына… Попытаемся, друзья, смягчить сердце грозной дочери Зевса. Втащим коня в город и поставим его на площади перед храмом Афины. Быть может, чудесный конь и впрямь охранит наш город от губительного гнева богини!
— В город, в город! — подхватили воины. — Беритесь за коня, трояне! Тащите площадку на колесах!
Прикатили низкую досчатую площадку; на таких площадках перевозили камни для городских построек. Трояне обвили пеньковыми канатами ноги и шею коня, взгромоздили его на площадку и повлекли в город.
В городских воротах конь застрял. Пока трояне раскачивали и проталкивали его, не раз внутри коня звенело оружие скрытых ахейцев. Но трояне не слышали грозного звона, словно боги помутили их разум.
С радостными криками и грохотом коня провезли по улицам и площадям высокостенной Трои. Канатами втащили его на крепостной холм и установили на площади перед гранитным храмом Афины.
До вечера на площади толпились горожане. Они дивились чудесному коню и смеялись над малодушными ахейцами. Сама Афина Паллада, всегдашняя защитница ахейцев, отступилась от них! У входа в храм Афины юноши и девушки обвивали гирляндами роз и листьев гранитные колонны. В честь богини молодые трояне запевали торжественные гимны.
Но вот пламенный Гелиос[19] скрылся за холмистыми отрогами Иды. Потускнел закат. Из сумрачной долины потянуло прохладой. Стемнело понемногу, и, наконец, в непроглядном мраке сошла с неба владычица Ночь.
Люди расходились с площади; их белые одежды исчезли во тьме. В неясном свете звезд одиноко чернела громада коня.
В недрах коня Одиссей и его товарищи терпеливо ждали, когда смолкнут песни и крики праздных горожан.
Вдали погасли последние огни городских домов. Одиссей взглянул в щель на звездное небо. Он увидел по звездам, что первая доля ночи уже миновала.[20]
Среди ночной тишины ахейцы услышали тихий шорох снаружи, царапанье по дереву. За стеной кто-то сказал приглушенным голосом:
— Ты здесь, Одиссей? Это я, Синон.
* * *
Крепко спали трояне. Они не знали, что к городу тайно подходят враги, не слышали звона мечей и сдавленных криков у городских ворот. Одиссей и его товарищи внезапно напали на стражу и перебили всех воинов, а затем распахнули тяжелые ворота.
Слишком поздно узнали трояне, что ахейские корабли вернулись к берегам Трои и враги вторглись в город. Под звуки боевых труб двумя нескончаемыми потоками входили ахейцы в поверженный город. Багровый свет пожаров разливался по улицам. Полунагие, почти безоружные трояне пытались вступать в битву с ахейскими латниками, но падали мертвыми у порогов своих домов на залитую кровью землю.
Пылал и рушился великий город. Ликующие победители уже тащили добычу. Они роняли в кровавую грязь тонкие ткани и золотые украшения, волочили по земле мехи, полные драгоценного вина.
На городскую площадь победители сгоняли рыдающих женщин и перепуганных детей. Несчастные, они только что видели кровавую смерть отцов, братьев, сыновей, а теперь безжалостные враги разрушали их дома и их самих уводили в чужую страну, на вечное рабство…
Конец гордому Илиону! Сотни ахейских воинов осаждали царский дом на вершине крепостного холма — последнюю твердыню троян. Впереди всех сражались Атриды — Агамемнон и Менелай; наконец-то смогут они отплатить сыновьям Приама!