На протяжении всей жизни мне хотелось посетить родной моему детскому сердцу город. Однако Гродно был недоступен для советских граждан, так как после революции он оказался за границей — в Польше. После Второй мировой войны город перешел к Советскому Союзу, но только осенью 1978 года заветное желание исполнилось и мне посчастливилось там побывать. Толчком к поездке послужило 850-летие города. Я договорилась поехать со своей приятельницей, тоже из Гродно — Евгенией Михайловной Цветаевой, вдовой брата Марины Цветаевой — Андрея.
Конечно, города я не узнала. Хотя железнодорожный вокзал тот же, что и в начале века, но на вокзальной площади современные дома, кругом заводские корпуса, административные здания, телевизионная башня. Все это придает городу облик современного промышленного и культурного центра. Широкие проспекты, зеленые улицы с интенсивным движением, много памятников, новое здание драматического театра, комфортабельная гостиница, где мы жили. Мы приехали в октябре. Была прекрасная осенняя погода — солнечные дни, желтые дубы и березы, под ногами шуршали опавшие листья.
И, главное, праздничное настроение всего города, яркость красок вновь выкрашенных домов, чистота и порядок. Пожалели, что поздно посетили город. Слишком поздно. Никого из родных и знакомых давно уже нет в живых. Могил мы тоже не нашли. На месте старых кладбищ — новые дома. И старых жителей, которые могли бы что-то рассказать о довоенном и дореволюционном времени, уже не было. Я останавливала прохожих стариков на улице и вежливо спрашивала: не жили ли они в Гродно еще до Первой мировой войны. Если и встречались такие, то в лучшем случае моих лет, тогда они были детьми, как и я, а сейчас им по 80 лет и больше. Поймала себя на мысли — кого же я ищу? Ведь бабушке было бы сейчас 125 лет, маме год тому назад исполнилось бы 100 лет, а уехала она из Гродно совсем молодой — двадцатидвухлетней. Даже моих сверстников (тем более, что их я тоже не знала) уже мало осталось на свете. Некого было искать. Но бабушкин дом я все же нашла. С виду он такой же, как я помнила: одноэтажный, с четырьмя окнами по фасаду. Чтобы не ошибиться, еще в Москве вынула из семейного альбома фотографии бабушкиного дома конца XIX века и взяла их с собой.
На фасаде дома вывеска — "Протезное отделение Гродненского стоматологического института". Эта вывеска и отделяет годы. Когда входила в дом, волновалась, сердце забилось, ноги немного дрожали. Обходя комнаты, мысленно представляла вместо стоявших в них сейчас зубоврачебных кресел обстановку бабушкиной гостиной, столовой, кухни. Я была целиком во власти грустных воспоминаний полувековой давности и того, что никогда уже никого из родных не увижу. Ком подступил к горлу.
После этой поездки мне еще больше захотелось вспомнить о прошлом своих родных, их жизни, взаимоотношениях. Из детства я помнила похожие на увлекательные романы рассказы мамы об отдельных членах семьи. Многие из рассказанных ею фактов были похожи на легенды, но проверить и уточнить их в течение всей моей жизни мне не довелось. Преждевременная смерть родителей, революция, разбросавшая по всему свету родных, моя ранняя самостоятельная жизнь не дали мне возможности узнать вовремя подробности истории семьи и сохранить какие-либо документы. Поэтому восстановить с точностью генеалогические древа семей мамы и папы мне будет трудно. Но восстановить надо. Человек без родословной, человек, не передающий своим потомкам хотя бы минимум знаний о своем происхождении, об истории семьи, не только не вызывает уважения близких, но достоин осуждения детей и внуков.
Постараюсь восстановить по памяти, по тем разрозненным документам, которые у меня случайно сохранились, сначала историю семьи моей мамы.
Я хорошо помню себя в Саратовской гимназии, где как-то сразу девочки стали группироваться вокруг меня. Мы собирались на перемене в большом зале, и я рассказывала своим подружкам о наших с мамой поездках за границу. В классе я была единственной, видевшей своими глазами Германию и Францию, Берлин и Париж, куда в 1909 и 1911 годах мама брала меня с собой на летние каникулы.
Когда заграничные темы иссякали, я рассказывала семейные истории. Моей прапрабабушкой со стороны матери была знатная и богатая аристократка баронесса Анна фон Бер (Behr)[2], владелица средневекового замка в Курляндии на границе России и Пруссии. В 1831–1832 годах в Прибалтике свирепствовала эпидемия холеры, которая унесла жизни почти всех членов семьи Бер и других обитателей поместья. В живых осталась только шестнадцатилетняя дочь Беров Анна, в будущем моя прапрабабушка, и садовник Янсон, швед по национальности. Он быстро взял бразды правления поместьем в свои руки и вскоре женился на молодой баронессе, для которой не было другого выхода, кроме как пойти на такой мезальянс.
В старинном семейном фотоальбоме сохранился дагеротип Анны фон Бер, относящийся к началу 1850-х годов. У нее родились две дочери: старшая — Катарина Янсон стала моей прабабушкой, а младшая — Барбара вышла замуж за моряка-англичанина Джона Флинта и уехала в Англию. В 1886 году Флинт погиб в море. Вскоре после рождения детей Янсон ("негодяй" — в моем детском рассказе) пристрастился к картам, проиграл почти все состояние фон Беров и умер, оставив Анну с двумя маленькими дочерьми почти без средств к существованию. Многие годы Анна с дочерьми зарабатывала на жизнь вышиванием бисером, остатки которого до сих пор хранятся у меня в круглых разноцветных коробочках того времени. Бисер так и пролежал в них без употребления около 150 лет. Умерла Анна в 1878 году в возрасте 62-х лет. Этот рассказ вызывал интерес у моих подружек и доставлял удовольствие мне. После революции тяжелая работа предков позволяла мне гордиться "пролетарским происхождением" и почти не вспоминать и, конечно, не рассказывать о своих аристократических корнях.
Моя бабушка, внучка Анны фон Бер, Ольга Федоровна, была замужем за обрусевшим немцем Яковом Федоровичем Кноте. Семья Кноте славилась в городе и входила в круг интеллигентных семей. Яков Федорович был почетным гражданином Гродно, купцом второй гильдии, владельцем оружейного магазина с большим отделом хозяйственных товаров и посуды и двух жилых домов в центре города. Бабушка с дедушкой жили дружно, однако бичом семьи была страсть дедушки к картам, которая привела его к банкротству. Весь ум и энергия бабушки пошли на то, чтобы спасти имущество семьи — дома закладывали и перезакладывали. Бабушка стала сама вести торговые дела, а по вечерам ходить в клуб и, в буквальном смысле этого слова, оттаскивать дедушку от карточного стола.
В семье высоко ценились знания и интеллектуальный труд. Бабушка сумела дать всем детям (а их было пятеро: четыре дочери и сын) гимназическое образование. В старших классах гимназии дети получили дополнительное образование по иностранным языкам. Немецкий язык изучался с детства, а французским занимались с гувернанткой-француженкой. В результате к окончанию гимназии они свободно говорили по-немецки и по-французски. Кроме того, бабушка дала всем детям музыкальное образование — дочери играли на рояле, а сын на скрипке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});