Читать интересную книгу Гимназистка Лиза. …когда любовь коварней морфина - Вадим Сатурин

Оливия и Стэнли посмотрели друг на друга. Рука Мистера Паттерсона лежала на плече Лизы.

– Дорогая, все просто замечательно! – улыбнулся он жене. – Не зря мы выбрали именно вас, Профессор!

– Да, согласна, – смотря на Хельгу, немного улыбнулась мать. – Лучшего места для образования нашей Элизабет не сыскать на всем белом свете. Каждый из родителей думал о том, что всего через два года Элизабет станет воплощением их подсознательных желаний, но точную цель и намерения не представлял никто. Только Лиза, сердце которой чуть ли не выпрыгивало из груди, чувствовала что-то неладное.

Спустя час после совместного чаепития Оливия и Стэнли сели в свой автомобиль и поехали обратно в город. Хельга провела Лизу в комнату №69 – небольшое помещение с четырьмя кроватями, расположенными в углах.

– Элизабет, теперь это твой дом, – обратилась она. – Ты можешь пользоваться всем чем угодно. В тумбочке имеются средства гигиены, в общем шкафу я выделила для тебя несколько вешалок, а также приготовила тебе форму гимназистки, а часики, кулон и цепочку тебе выдаст Профессор.

– Хорошо, я очень рада, – улыбнулась девушка, сев на мягкую и удобную кровать и начав распаковывать свои вещи.

– Твои будущие подруги сейчас на занятиях и освободятся ближе к вечеру, поэтому пока ты можешь почитать любимую книгу или сходить в нашу библиотеку и еще раз прогуляться по гимназии, – предложила Комендант.

Фон Шварц ушла, прикрыв дверь.

Переодевшись и распустив волосы, Лиза посмотрела на себя в небольшое квадратное зеркальце. «Мне бы следовало немного поправиться, чтобы выглядеть более симпатично. Слишком сильно выступают скулы, слишком бледное лицо. Ах, сегодня первый день моей новой жизни», – тихо прошептала она.

Поздний вечер. Комната №96. На письменном столе стоит бокал с безупречным виски и прозрачным льдом. Свет от настольной лампы, преломляясь в алкоголе и кубиках льда, тает на дне. В пепельнице дымится сигарета, вокруг разбросаны листы бумаги, открыт личный дневник, в который Беррингтон, аккуратно выводя каждую букву, а порой срываясь в неистовую спешку, записывает свои откровения, не забывая при этом использовать лист промокательной бумаги.

Из дневника Профессора Э. Беррингтона:

«Как наивны родители мальчиков и девочек, как глупы, бездумны и бестактны. Деньги – мерило отношений, деньги – символ власти, деньги – все и вся?! Чушь собачья, вздор, безумие. Кто знает цену денег – тот презирает и ненавидит их, как карманную вошь, как мелких разноцветных паразитов и микробов.

Новая ученица. Лиза. Кого она мне напоминает? Что-то неуловимое в ее грустном миловидном лице… от ее первых робких жестов учащается биение моего сердца? Ни одна гимназистка, ни одна скверная женщина за последние пять лет не вызывали такое чувство непонятной необъяснимой тревоги.

Ах, стоит отметить, что, быть может, сама судьба посылает мне тайные знаки. Неспроста из всех комнат до конца не была укомплектована только одна – комната под номером 69, словно что-то неподвластное моему рассудку нашептывает мне: «Присмотрись… присмотрись… внимательно и тщательно… не торопясь, но и не упуская возможность сделать то, что ты задумал давным-давно».

Боль. Морфий. Сон».

Он вывел последнее слово, чиркнул спичкой, подкурил еще одну сигарету и поджег полученный днем денежный чек, пристально смотря на то, как в синем пламени яро сгорают круглые, как луна, нули… бесполезные холодные нули… цифры.

Эдгар не знал, что этажом ниже, в комнате Хельги фон Шварц горят синим пламенем банкноты – ненужные ей деньги, подаренные Оливией.

Эпизод 2. Пятничный Гость

холодные пальцы… мокрая кожа.рвется Он подсмотреть твои сныи прячется вором третьим под ложе,когда откровенья состоят из весны.

Горько признать, но скромная и малообщительная Лиза не понравилась своим сокурсницам и уж тем более старшекурсницам уже с первого месяца проживания в гимназии. Вызвано это было сразу несколькими причинами. Во-первых, София, истекая завистью и злобой, в тот же миг растрезвонила всем и вся о переданном Фрау фон Шварц чеке, придав этому факту самый наихудший окрас. Она напрочь забыла причину, по которой Оливия дала кругленькую сумму, но во всех красках и подробностях рассказала о взятке Коменданту. Во-вторых, быть может, по злому стечению обстоятельств, Профессор Беррингтон не смог подыскать золотые часы, цепочку и кулон с выгравированным гербом гимназии. Вместо этого в своем личном сейфе он нашел все те же предметы, за исключением одной маленькой детали – они были сделаны из серебра. Элизабет, будучи левшой от рождения, надела часики на правую руку, а посчитав дурным тоном носить кулон поверх одежды, спрятала его под платье. Как бы смешно это ни звучало, но своим внешним видом она стала отличаться от окружающих ее девушек, которые ежеминутно бросали косые взгляды в ее сторону, шептались и обсуждали.

Третьей причиной презрения стали стихи. Бесконечным пустым разговорам и сплетням Лиза предпочитала литературу, а надоедливым и безвкусным местным газетам – свой собственный дневник, который она вела с первого дня своей сознательной жизни, рассказывая в нем о своих переживаниях, страхах и жизненных смятениях. Крайне редко она писала стихи сама, но когда что-то таинственное начинало «зудеть» в груди, девушка брала ручку, на одной стороне листа быстро записывала свои мысли, соблюдая все правила написания стихотворений, вносила правки, переворачивала лист и уже красивым почерком переписывала стих, выводя каждую букву. Признаться, порой оставалось много пробелов и несрифмованных строк.

Пожалуй, никто из окружения гимназии не симпатизировал Элизабет, кроме самого Профессора Эдгара Беррингтона, который находил в юной девушке образ женщины, способной сводить с ума любого мужчину и ставить на колени перед собой даже самых наглых и хитроумных стерв, коих повидал наш белый свет. Почему это было так? Об этом знает только сам Профессор, который не раз признавался себе в том, что Лиза не просто внешне похожа на его умершую в 25 лет жену, но и несет в себе часть ее характера. «Осколки души! В ней осколки ее души! – твердил он себе постоянно. – Быть может, душа моей Джулии, отделившись от тела, зависла где-то на подступах к небесам, стала истинно эфемерной, застыв в бренном полете над землей, а спустя годы ворвалась в девичью душу Лизы?» – спрашивал он себя, будучи запертым на ключ в своей комнате, и выпивая не больше ста грамм виски. Каждый день Эдгар не находил ответа на свой вопрос, молча готовил раствор для «морфиновых процедур» перед сном и смотрел на то, как все вокруг, и даже вечер рьяно окунается в ночь, расширенными зрачками своих безумных карих глаз.

Немаловажно отметить еще одну причину. Хельга фон Шварц с первых дней работы в гимназии всем сердцем была влюблена в Беррингтона, видя в нем свой идеал мужчины, ум, серьезность, интеллигентность и даже некоторую, скрытую от посторонних глаз, брутальность. Ей нравились и его снобизм, и перфекционизм, и уж тем более чрезмерная любовь к психоанализу, порой доходящая до паранойи. Увы, Фрау любила Эдгара безответно, но, вечно погруженный в свои заботы, он не видел в ней женщину, замечая только коллегу, ответственного работника и советника по индивидуальным программам для гимназисток.

Наверное, поэтому любовь, говорила она, есть тонкое сочетание в себе двух компонентов: драмы и лирики. Без переживаний нет любви, без любви невозможны чувственные терзания души и тела. Влюбляясь и любя, человек всегда будет ходить по острию ножа, норовя соскочить и упасть либо влево – в бездну драмы и печали, либо вправо – в море бесконечной романтики и страсти. Но нет никаких границ между ними, нет постовых, которые предупреждали бы нас о неминуемом падении. «Куда же упасть, решает не человек, – на своих занятиях по философии, говорила ученицам Хельга. – Решает тот, в кого влюблен ты. И если твоя любовь безответна и ребячески глупа, то винить в этом следует только себя, помня, что от нее не придумано никакое лекарство, а к морфию и опиуму слишком быстрое привыкание. Как и к любви, между прочим. Человечеству известны тысячи примеров того, как тесно связаны с собой любовь и безумие, любовь и ненависть, любовь и еще что-то, что мы не можем осознать по сей день. Пожалуй, нужно находиться за пределами истины, выше нее, еще невинней ее, чтобы это понять, мои ученицы…»

Но Классная Дама чувствовала, как смотрит на Лизу ее воздыхатель, как неожиданно загораются его полуприкрытые глаза, а руки начинают предательски дрожать, как у юноши в 17 лет. В такие минуты Хельга забывала о всякой этике, философии, нравственности и золотых правилах, отпуская внутри себя страшные проклятья и бранные выражения. В сумме, это и было четвертой причиной, по которой уже спустя три месяца проживания в гимназии, послушно выполняя домашние задания и впитывая в себя каждое слово на семинарах, Лиза оставалась одна…