Читать интересную книгу Удивительная сила животных - Гордон Смит

Когда мы в первый раз оставили его одного, то, вернувшись, обнаружили, что он написал на постель и разорвал подушки. Когда бы мы ни возвращались домой после похода по магазинам или вечера, проведенного без него, нам приходилось брать себя в руки, чтобы встретиться с очередным сюрпризом, который он нам подготовил, пока мы отсутствовали.

Я изменил свое дневное расписание таким образом, что работал в первой половине дня, а Джим — после обеда. Мы вставали рано и выводили его на длинную прогулку, чтобы он вдоволь набегался до того, как мы уйдем, стараясь хоть немного его утомить, а пока работали, просили друзей заглядывать к нам, чтобы покормить его или вывести в туалет. Обычно они звонили мне и говорили: «Господи, ты бы видел, в каком состоянии сейчас твой дом», а я умолял их не рассказывать ничего Джиму.

Как только я заканчивал работать с последним клиентом, то мчался домой, с размаху распахивал дверь и оценивал размеры ущерба. Раз в неделю к нам приходила женщина, чтобы погладить вещи, и Чарли взял себе за правило выкапывать из корзины только что сложенные простыни и рубашки, которые она оставляла там, расшвыривать их повсюду, а затем еще и валяться на них. Мне приходилось собирать собачью шерсть с только что выстиранного белья и гладить его еще раз до того, как Джим вернется домой, затем класть в стиральную машину простыни, на которые написал Чарли, и стелить на постель чистые.

Однажды я вернулся домой и не смог даже открыть дверь. Я слышал, как Чарли лает где-то внутри, но что-то плотно заблокировало дверь. Я навалился на нее плечом, но единственное, что мне удалось сделать, это протолкнуть ее на несколько дюймов. Я никак не мог понять, что же могло случиться. Я проталкивал дверь до тех пор, пока она не выскочила из петель, но в конце концов мне пришлось сдаться и зайти с черного хода. Когда я открыл заднюю дверь, она как-то странно завибрировала, и я заглянул внутрь. Тогда я понял, что Чарли каким-то образом процарапал дерево и картонную обивку двери — это добавило ему лишь чуть больше работы — пролез сквозь дыру наружу и теперь бегает по улицам.

В гостиной была разбросана одежда и стоял запах свежей собачьей мочи. Потом я увидел, что случилось с входной дверью. Чарли разодрал ковер, оторвав его вместе с гвоздями, скрутил и смял его — и забаррикадировал входную дверь как бревном. Этого я уже не смог скрыть от Джима.

В другой раз Джим подарил мне на день рождения ботинки фирмы Харли Дэвидсон — довольно дорогие, если принимать во внимание, сколько мы могли позволить себе в то время, и я оставил коробку с ними на ночь в гостиной. Я даже не успел их примерить. Утром крышка коробки оказалась сдвинута, но не полностью. «Ну, — подумал я, — Чарли не мог до них добраться, в противном случае крышка валялась бы в другом конце комнаты». Когда я отодвинул крышку, то увидел, что ботинки-то на месте, и даже завернуты в бумагу... а Чарли всего лишь сунул туда свой нос и сжевал язычки. Как я мог сказать об этом Джиму? Ботинки стоили целое состояние. Конечно, я сделал все, чтобы приклеить язычки обратно с помощью суперклея, но после этого надевал их только под джинсы, чтобы не было видно верха. Джим так и не узнал об этом, пока через несколько месяцев я не рассказал ему сам.

— Если бы я поймал этого пса за его подлым занятием!.. — сказал он.

— Именно поэтому я не стал тебе ничего говорить!

Как-то на Рождество я подарил одной из сестер Джима коробку превосходного шоколада, которая стояла под елкой неделю или около того вместе с остальными завернутыми в подарочную бумагу подарками. Она открыла коробку, чтобы угостить всех, и сказала: «А-ха, это очень забавно». В коробке не было шоколада. В течение недели Чарли совал туда свой нос, вытаскивал конфеты и оставлял коробку в прежнем виде — так, как будто ее и не трогали: да вот же она, спрятанная за елкой! Он знал, что его ждут неприятности!

Любить Чарли было на самом деле тяжелым испытанием. Он был ярким и умным псом, однако было очевидно, что он переживает непростые времена. Он ничего не имел против женщин, но если к нему приближался мужчина, он злился, начинал лаять и кусаться. Джим вел себя как альфа-самец и испытывал его, «щипая» его пальцами, когда он рычал и кусался. У меня был на это свой взгляд. Перед нами была собака, которая с начала жизни не видела от человека ничего, кроме насилия — зажженной сигареты, пинка под ребра и т. п. К нему никогда не проявляли сострадания, и, как на любом чувствующем существе, не имеющем представления о добром отношении, на Чарли это сказалось самым пагубным образом. Я решил показать ему, что люди не враги и что ему не нужно бороться с ними за власть. Нам хотелось, чтобы он доверял нам. Поэтому я сделал кое-что, чего не посоветовал бы ни один собачий эксперт: я разрешил Чарли быть альфа-собакой. Я ложился на пол, разрешая ему встать надо мной, прижимая к полу. Он рычал как тигр, приблизив свой нос к моему так близко, что почти касался его, однако ни разу меня не укусил.

На самом-то деле я видел его по-настоящему враждебно настроенным по отношению к другим всего два раза. Один раз это был наркоман, который забрел к нам в церковь. Чарли, видимо, понял, что этот человек отличается от тех, кто обычно приходит к нам, и лаял на него до тех пор, пока не увидел, что тот уходит. В другой раз это был человек, с которым у всех нас были сложные отношения, — Чарли даже не пустил его в дом. Он явно постоянно нуждался в человеческом обществе, и это тоже была проблема: когда его оставляли вдвоем с Эльзой, это напоминало ему, как его запирали в шкафу и бросали. Не удивительно, что он выражал протест и выплескивал его, раздирая мягкую мебель. Когда мы уходили и оставляли его одного, он начинал паниковать, приходя в ужас, что мы никогда не вернемся и ему не удастся выбраться. Нужно было по-настоящему любить эту собаку, чтобы справиться со всем этим.

Дело было не только в том, чтобы понимать, что с ним случилось в прошлом, но и в том, чтобы выяснить его жизненные потребности. Как-то раз к нам пришел плотник, чтобы сделать кое-какую работу. Он устроил большой шум из-за Чарли: он тренировал охотничьих собак для охоты с ружьем, поэтому прекрасно знал, как нужно вести себя со спрингер-спаниелем. Он проработал совсем чуть-чуть, затем позвал меня и спросил: «У вашего пса есть место, куда он прячет вещи? Он милый песик, но, когда я потянулся за молотком, то не нашел его, он исчез. Я пошел в другую комнату и нашел там Чарли, который сидел рядом с молотком. Он очень милый, как я уже сказал, но он крадет все подряд, и сейчас я ума не приложу, что он сделал с моим долотом».

Я подвел его к особому месту, где Чарли прятал вещи, и, конечно же, там оказалось и долото, и несколько других инструментов, которых плотник еще не успел хватиться.

«Все, что вам нужно сделать, — сказал он, — это свистнуть ему и занять его какой-нибудь работой. Вот откуда все берется — этот песик создан для работы, и его нужно занимать делом. Он очень умный — я могу взять его с собой на охоту, никаких проблем. Клянусь, он прекрасно знает, что делает». Он заставил Чарли сесть, что поразило меня, потому что у меня это не получалось, и предложил мне несколько вариантов. «Когда выгуливаете его, кидайте ему что-нибудь, и пусть он принесет вам это обратно. Если вы дома, можете прятать угощение или игрушки и заставлять его найти их. Вам нужно занять его чем-нибудь, и тогда он успокоится».

И это стало поворотной точкой: как только мы начали давать Чарли задания, его плохое поведение стало трансформироваться в нечто более позитивное и игривое. Постепенно он стал успокаиваться, и мы видели только отголоски нахального характера добродушного пса с большим сердцем, который вел себя намного умнее положенного — очевидно, ради своего собственного (а иногда и нашего!) блага. Мне кажется, его безрассудные проделки стали последствием дурного человеческого влияния, когда он был щенком. Он мог казаться взбудораженным, маниакально упертым, но по сути своей обладал по-настоящему мягким характером. А поскольку обращались с ним плохо, пес попросту опасался проявлять свое добродушие — и вместо мягкости демонстрировал упрямство. На самом деле он внушал больше любви, когда вел себя игриво и нахально, чем в тех редких случаях, когда его поведение приближалось к идеалу: он был похож на упрямого школьника, которого вы не можете заставить себя отругать, потому что он такой забавный, хотя и ужасный нахал.

Но за Чарли следовало присматривать всегда, ведь он был воришкой всю свою жизнь. Если вы не следили за ним, он обводил вас вокруг пальца и утаскивал что-нибудь буквально из-под носа, и это всегда было именно то, что было больше всего необходимо в данный момент, — пачка сигарет, ботинок или бумажник. Только после того, как вы обыскивали все сверху донизу и уже пилили себя за то, что потеряли нужную вещь, появлялся Чарли, держа ее во рту, и бросал ее вам под ноги, растянув пасть в широкой ухмылке. Вещь всегда была нетронута — он никогда не прокусывал зубами пачку с сигаретами или кожу ботинка. Конечно, иногда он прятал вещи, но это случалось не так уж часто.