— Может быть, продолжим разговор? — спросил он, — вы, кажется, что-то говорили о моем даре манекена. Время позднее, я надолго не могу…
— Пива? — поинтересовался Арсений.
Полумрак вблизи Евгения зашевелился, из него возник узколицый серый человек с блокнотиком в одной руке, ручкой в другой, и замер в услужливо-терпеливой позе. Евгений развел руками:
— К сожалению не взял…
— Деньги не проблема. Я угощаю, — щедро отозвался Арсений.
— По случаю?
— По случаю нашей с вами встречи. Этакие таланты на дороге не валяются. Этакие таланты, они как жемчужины, одна на сотню раковин. А знаете, как добывают жемчужины?
— За ними ныряют? — неуверенно произнес Евгений.
— Вот именно. Специально обученные ныряльщики целый день ныряют за раковинами. Целый день! А то и ночь. Только представьте себе. В воду и обратно. На глубину и на поверхность. А вода, наверняка, не всегда теплая. И соленая. К вечеру, думаю, кожа у ныряльщиков начинает шелушиться от ветра и соли, возникают микротравмы, каждая трещинка на коже у них начинает болеть, и тут уж, поверьте мне, никакая хвойная мазь не поможет. — Арсений утвердительно ткнул пальцем в сторону Евгения. Ноготь у него был длинный и не очень чистый, — вот на такие муки и жертвы идут ныряльщики, а зачастую их хозяева, чтобы из сотен раковин извлечь одну-единственную жемчужину. А мне, о, чудо, удалось без всяких жертв и лишений наткнуться на истинный талант. На талантище, я бы даже сказал. Так что позвольте, нет, я настаиваю, угостить вас бокалом хорошего пива. И не вздумайте отказаться. Обижусь.
Евгений пожал плечами. Давненько его не угощали пивом. Друзей у Евгения не водилось. Разве что с прошлой работы было несколько знакомых, которые иногда приходили поиграть в карты на кухне. Но с тех пор, как Евгений с семьей перебрался в тесную однокомнатную квартиру с окнами на фабричные трубы, знакомые как-то растерялись. В последнее время наведывался только старый Попов, который больше заигрывал с сестрой, нежели навещал Евгения, и от Попова дождаться приглашения на пиво было не легче, чем пешком добраться до луны.
— Два пива, темного, холодного, — щелкнул пальцами Арсений, и серолицый официант растворился в полумраке, — вы, мой дорогой, даже больше, чем жемчужина, — Арсений склонился над столом, чем-то напомнив неподвижные силуэты сидящих в зале, — в вас такой потенциал сидит, что представить страшно. Всем манекенам манекен!
— Да что же в этом хорошего? — удивился Евгений. Арсений отстранился, раскинулся на стуле, поигрывая клюкой.
— Ох, молодежь пошла, — сказал он, — все-то вы смотрите вперед и прямо, а вширь и вглубь забываете как-то. Все вам поглядеть на проблему свысока, хмыкнуть, скривить губы, вздохнуть, да и позабыть. А глубину, глубину-то куда вы деваете? Вот, люди-манекены. Думаете, Евгений, людей манекенами сделали просто так? Потому что дешевле что ли? Или, может быть, потому что кому-то там, наверху, в правящей партиии, мысль в голову пришла, мол, а чтобы еще такого плохого простолюдинам сделать, чтобы им жизнь медом не казалась? А давайте-ка, думает, унизим их еще больше. Заставим их неподвижно стоять часами, днями, месяцами. Пусть у них спину ломит, голова болит, ноги отказывают, а они будут стоять и стоять? А мы им зарплату хорошую дадим, чтобы, значит, не отказывались! А сами потешаться будем, унижать, в грязь втаптывать, сравнивать работу манекена с проституцией, с мужеложством, с растлением малолеток! Так что ли, по-вашему, выходит?
Евгений даже растерялся от такого мощного выпада, который совершил Арсений на одном дыхании, не сменив даже легкой своей, непринужденной позы.
— А вот смотрите вы только вперед и ничего не замечаете, — сказал Арсений, — Там, наверху, в правящей партии, дела до нас никакого нет. Они там правят и правят себе на здоровье. Президент свои указы издает, Заместитель его — свои. И не в дешевизне дело. Деревянные или пластмассовые манекены, они, стало быть, дешевле будут, чем любой даже самый нетребовательный человек. Да и унижать, кроме манекенов, есть кого. В каждом обществе найдутся люди, которые будут унижать и люди, которых есть за что унижать. Слабые, безвольные, падшие духом и телом. Море их. В каждом уличном тупике пачками валяются. Не в этом дело, не в этом.
Тут принесли пиво. Темное и холодное. Евгений ощутил пьянящий пивной запах, прикрыл от наслаждения глаза. На ум всплыли воспоминания о прошлой работе, когда он мог позволить себе сходить в бар и пропустить с коллегами пару кружек после работы. И сестре хватало на учебу отложить, и матери помогал немного… От воспоминаний закружилась голова. Сейчас пришло время, когда он тоже мог многое себе позволить, вот только куда делись коллеги? Арсений, хитро щурясь из-под бровей, сделал большой глоток.
— Вы, Евгений, когда-нибудь задумывались над тем, есть ли у человека душа? — спросил он.
— Иногда, — честно ответил Евгений.
— И к какому выводу вы пришли? Евгений неопределенно пожал плечами.
— А не разберешь, — сказал он, — может, есть, а, может, что и нет. Меня еще дед учил, что надо верить в то, что удастся увидеть собственными глазами. А душу я никогда не видел. Признаться честно, я и намеков-то на душу не видел. Так, одни разговоры, тавтология. Арсений продолжал хитро щуриться.
— А вы, случаем, не священник какой-нибудь? — запоздало сообразил Евгений, — если вы из церкви, или из секты, то вам от меня толку не будет. Я убежденный атеист.
— Это вас дед убедил, или сами?
— А это вы сейчас иронизируете или серьезно? Арсений не сдержал улыбки, на щеках его образовались складки, как у пса.
— А мне вот дед говорил, что душа — это конструктор человека! То, что формирует его как личность, как… я не знаю… как что-то индивидуальное. Без души были бы мы с вами куклами, животными. Пили бы, ели, спали, работали и мысли у нас были бы только о том, как бы набить свой желудок, как бы выспаться хорошенько, как бы детей наплодить побольше.
— Знакомы мне такие люди, — сказал Евгений, не удержался и сделал первый глоток. Он-то хотел растянуть удовольствие, пить медленно, удерживая во рту солоноватый привкус, глотать, зажмурив глаза, а вышло так, что за первым быстрым глотком совершил еще один и еще, так, что в носу защипало, и только потом удержался и заставил себя поставить бокал на стол.
— Есть такое выражение «черствая душа». Когда человек не хочет испытывать никаких эмоций, когда он огораживает себя от участия в эмоциональном общении социума, тогда говорят, что душа его зачерствела, — сказал Арсений, — и, знаете, люди не так уж далеки от истины. Душа в нашем с вами теле отвечает за эмоциональную сторону. А эмоции, в свою очередь, формируют вас как личность. Опираясь на свои эмоции, вы совершаете те или иные поступки, или, наоборот, не совершаете чего-то. И таким образом люди вашего круга общения могут приблизительно догадаться, как вы себя поведете в той или иной ситуации. Например, если вы общительный рубаха-парень, то когда вы приедете в компанию своих друзей, они будут ожидать от вас веселья и задора. А если вы замкнутый, серый человек, способный вести увлекательнейшую беседу лишь о когнитивном диссонансе в социальной среде тоталитарного общества, то, соответственно, нормальные люди предпочтут ваше общество обществу кого-нибудь другого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});