Читать интересную книгу Финишер (ЛП) - "РуНикс"

По ее телу пробежала дрожь, соски напряглись и уперлись в его грудь.

Романтик в душе, она всегда верила в любовь с первой встречи. Ее родители влюбились с первой встречи. Одна из ее коллег влюбилась на первой встречи. Даже ее бабушка и дедушка по отцовской линии влюбились с первой встречи. А с ним она уже давно обрела это чувство, и поцелуй с ним оживил это — эмоции, влечение, тоску и боль. Ох, сладкую, горькую боль.

Он был ее любовью с первой встречи. И она не знала, кто он сейчас, но он принадлежал ей. Всегда.

Несколько свистков прорезали воздух, кто-то позвал, и она открыла глаза, глядя на мужчину, который снова опрокинул ее мир вокруг своей оси. Внезапно вспомнив, что они не одни, Зефир отстранилась и посмотрела на него, ее груди вздымались, прижимаясь к его груди.

Его губы были влажными и слегка порозовели от блеска, и, казалось, его это не беспокоило.

Она опустилась на ноги, откинув шею назад, потому что, Господи, этот мужчина был благословлен богами вертикали, а она нет. Его рост казался единственной узнаваемой чертой прежнего человека — громоздкость, шрамы, раны и опасность были новыми.

Он не узнал ее, поэтому ей нужно начать все сначала.

— Спасибо.

Неповрежденная сторона его губ слегка подергивалась, а золотистый глаз смотрел ей вслед.

— Ты с ним? — спросил он.

Его голос был… более мужественным, чем она помнила. Она действительно не знала, как еще это выразить. Баритон был более глубоким, тенор более серьезным, звук немного более хриплым. Это голос, которым она могла представить себе командующим в зале, голос, которым она могла представить себе шепчущим грязные вещи партнеру, голос темной кожи и дикой силы.

Она обернулась, смотря, к кому он обращается, и обнаружила в толпе Алека. Она забыла о нем.

— Нет.

Ее отказ был громким, более высоким, чем она хотела. Ее нос стал теплым, так как она немного заволновалась.

Сбоку подошел лысый человек, наблюдавший за ними с легким весельем.

— Это было… интересно.

Альфа проигнорировал его комментарий.

— Гектор доставит тебя домой в целости и сохранности.

Гектор, лысый мужчина, ухмыльнулся.

Рука Альфы, все еще завернутая лентой, поднялась к ее подбородку, удерживая на месте, его взгляд из глаза был напряженным, прежде чем он опустил затяжной поцелуй на ее губы.

— Ты хорошо целуешься, Радуга.

Что-то в ее груди сжалось от его неузнаваемости, а что-то другое расцвело от радости, что она снова нашла его.

Зефир стряхнула это и позволила своим губам изогнуться в улыбке.

— Ты тоже, секси.

Она почувствовала, как его это позабавило. Погладив ее по подбородку, он удалился прочь с арены, оставив ее стоять позади, как и десять лет назад, ожидая, когда он повернется и снова вернется к ней.

Ее первая любовь, от которой она так и не смогла оправиться. Любовь, которую она могла отдать всю и снова отдать, давая еще больше, любовь, которая прокралась незаметно и однажды оказалась там, замешанная на цементе ее фундамента, любовь, которая проникла так глубоко в кости, что изменила ход бытия.

Он был такой любовью.

Он вернулся.

И ничего не помнил.

Она находилась в полной заднице.

Глава 2

Зефир

— Черт, Зи. Что теперь?

Зефир посмотрела на Зенит, сидящую перед зеркалом и намазывающую маслом свои темные длинные волосы. Ее младшая сестра была, что называется, сногсшибательной. У нее была миниатюрная фигура, которую ценили все в их кругу общения, проникновенные глаза, заставляющие мальчиков выстраиваться на улицах, и манеры, которые могли бы посрамить королеву. Но внешность обманчива. Зефир знала, что она также была девушкой, которая в юности пыталась покончить с собой по неизвестным причинам, девушкой, которая каждый день боролась с какими-то демонами в своем сознании, девушкой, которая погрузилась в социальную справедливость и работала в некоммерческой организации — Выжившие Лос-Фортис —, которая занималась жертвами нападений и насилия и реабилитировала их. Если на земле и есть ангелы, то ее сестра была одним из них.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Зефир работала с ней волонтером по выходным, занимаясь волосами и макияжем для женщин в центре ВЛФ. Люди всегда недооценивали, как сильно макияж может повлиять на психику. Она видела, как девушки проливали слезы после стрижки, дамы с тяжелым, травмирующим прошлым избавлялись от своего горя, своей истории, своей обусловленности после стрижки, хотя бы на мгновение. Это придавало им сил, заставляло чувствовать себя новой версией себя, которая ни на секунду не позволяла своему прошлому диктовать свое будущее, и, хотя это не было большим вкладом в грандиозную схему, Зефир любила этот первый эмоциональный катарсис, который они испытывали сразу после стрижки.

Она вытащила свои серьги-подсолнухи из мочек и бросила их на комод в своей комнате, пока Зен с любопытством наблюдала за ней. Зефир провела последние несколько минут, информируя сестру, пока они обе выполняли свои ночные ритуалы.

— Я не знаю, — ответила она, подойдя к единственному большому окну в своей комнате, белые тонкие занавески развевались на ветру.

Ее комната была отражением того, кем она себя ощущала — красочной и хаотичной, с красивыми набивными простынями на двуспальной кровати, белыми стенами с множеством фотографий, комнатными растениями, украшающими углы, и безделушками отовсюду, разбросанными бессистемно по дому.

Радуга.

Он называл ее радугой. Когда-то давно он называл ее солнышком, когда ее волосы были светлыми. Радуга ей нравилась больше. Оглядевшись, она поняла, что ее комната отражает название. Комната ее сестры была полной противоположностью, все организовано, минималистично и выполнено в пастельных тонах.

Они обе снимали квартиру в городе, в нескольких минутах ходьбы и от ее салона, и от центра ВЛФ. Их родители жили в пригороде, где они выросли, и где ее отец все еще работал в том же бухгалтерском агентстве, в котором проработал тридцать лет. Ежедневные поездки на работу стали дорогими и хлопотными, когда она начала работать в салоне, поэтому Зефир вскоре переехала, а ее сестра последовала за ней, как только закончила учебу.

Опустившись на кровать, Зефир начала наносить лосьон на руки, в то время как Зен массировала пальцами кожу головы — эта процедура успокаивала их обеих после долгого дня.

— Не могу поверить, что он тебя не помнит. — ее сестра погладила пряди. — Кстати, ты должна рассказать маме об Алеке. Она должна перестать планировать твою свадьбу в своей голове с жабой.

Зен всегда была против Алека.

Зефир фыркнула.

— Мало шансов на это. Она хочет видеть меня «счастливой, замужней и богатой», с зятем, которым она сможет хвастаться перед дамами в клубе.

— Тоже, верно.

Некоторое время они молчали, размышляя. Зефир понимала, что сейчас она ни за что не пойдет на отношения с Алеком, но она не знала, как оградить своих родителей от последствий. Зная Алека, она понимала, что он воспримет отказ как удар по своей гордости и, возможно, заставит ее мать потерять социальный статус, который она приобрела благодаря связи. Что касается Зефир, то он, вероятно, растопчет ее имя по всему городу. Она не удивилась бы, если бы он стал преследовать и репутацию Зен, особенно зная, что она была принята в семью. Это выглядело не очень хорошо. У нее прекрасная жизнь, прекрасная семья, и хотя на ее мать иногда очень сильно влияло то, что говорили другие, она была прекрасной мамой.

— Забудь на секунду об Алеке. — голос Зен прорвался сквозь ее размышления. — Все еще не могу поверить, что ты увидела Альфу, своего Альфу, спустя столько времени. Я имею в виду, каковы шансы, что ты последуешь за Алеком и найдешь свою потерянную любовь? Я думала, он уехал из города. Ты действительно видела его?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Зефир слегка покраснела, поцелуй был свеж в ее памяти. В ретроспективе это казалось безумием.