Читать интересную книгу Боги и Боты - Teronet

Было ли во мне что-то яркое и особенное, чтобы про меня можно было сказать: «Вот это тот самый!», «Он — особенный» или: «Он знает, чего хочет, и упорно идёт к своей цели»? Вряд ли. А может: «У него постоянно какие-то идеи» или на худой конец: «Путь он даже последний неудачник, но есть в нём какая-то искра». Тоже нет. Скорее всё это я могу сказать обо всех вокруг, но только не о себе. Да и остальные обо мне такого не скажут. Они все всегда смотрели на меня как на пустой горшок, в который можно сваливать все свои мысли, проекты, мечты и достижения. Такое ощущение, что весь мир поделён на тех, кто ищет, куда бы всё это свалить (или отлить), а также на тех, кто представляет собой различные сосуды для этого содержимого — от изящных китайских ваз до унитазов в общественных туалетах.

Я никогда не торопился высказываться. По большей части я слушал и кивал. Я был журналистом — интервьюером от природы. Особенно хорошо мне удавалось посмеиваться в нужных местах, а также мычать, поддакивать, вскидывать брови — таких как я немного, и мы ценимся. За нами буквально идёт охота. Спрос превышает предложение. Это очень похоже на очередь в туалет в каком-нибудь пивном баре. Все уже нажрались, и им не терпится поскорее вылить своё содержимое наружу. А специальных сосудов для этого содержимого немного — дефицит. И вот на таких, как я, тоже походу дефицит. А что, спрашивается, будут делать два переполненных идеями человека? У них же нет свободного места, чтобы вместить поток сознания другого существа, у них и так всё через край льётся. Они перебивают друг друга, стараются перекричать, спорят, хоть и имели в виду одно и то же. Им не договориться никак. И вот появляюсь я. Преисполненный внутренней пустоты. И они наперебой кидаются ко мне, чтобы эту пустоту заполнить.

…

Гриф больно клюнул меня в руку, и я вскочил, отдёрнув её. Оказывается — заснул на этих камнях и не заметил. На руке красовалась тёмно-синяя ссадина от укуса. Это мне ещё повезло. Слышал, они умеют мясо вырывать из тел. Второй обходил меня с обратной стороны. Я попробовал лягнуть его ногой, но он вовремя отскочил и неуклюже отлетел в сторону.

Снова мелькнули тени и захлопали крылья, а грифы, мельком оглянувшись, панически вспорхнули и поспешили скрыться. Я тоже обернулся. На меня летели двое прекрасных и воинственных ангелов с заострёнными палками наперевес. Они заслонили солнце и в его лучах пикировали в моём направлении. Величественная картина. Так и умереть не страшно. Второй раз… теперь уже, возможно, окончательно… только и успел подумать я. Но ангелы приземлились с характерным шлепком босых ног о камень и встали вокруг как телохранители, грозно озирая окрестности. Они были эталоном мужественности: накаченные мышцы, квадратные подбородки, плотно сжатые губы и сдвинутые брови. В их лицах читалась решимость сразиться с любой угрозой. Гениталии у ангелов отсутствовали — вид снизу не давал в этом усомниться.

— Вас послали Карионы?

— Эукариоты, — со вздохом уточнил один из них.

— Почему они бросили меня? Они ведь хотели поговорить.

— А ты хотел? — говорил всё время только один, поглядывая на меня сверху вниз, а второй даже не смотрел в мою сторону.

— Что это за мир? И как я сюда попал?

Они оба усмехнулись.

— Глупый человек. Этот мир — твой. Это МЫ сюда «попали».

Отлично, значит это мой мир. Тогда мне нечего опасаться.

— Это твой мир, но воюют в нём совсем другие силы, гораздо могущественнее тебя.

— Кто?

— Скоро узнаешь. Вставай и иди. Эукариоты на вершине. Они ждут тебя. Мы будем неподалёку.

Они взмыли вверх, и пропали за облаками.

Наконец, я решился, встал в полный рост и побрёл к горной гряде. Это было долго и не так приятно, как шагать по траве в лесу. Солнце скрылось за тучи, но всё равно было жарковато. Я вспотел и быстро натёр мозоли на ступнях. Если это загробная жизнь, то я, скорее всего, в чистилище. Ну что за глупые клише!

…

Продолжая путь, я вспоминал свою жизнь. Стали всплывать в памяти какие-то картины, но всё же небольшими обрывками, лоскутами. Мало приятного, мало занимательного, но то была моя жизнь, какая-никакая…

Я рос в рабочем районе, где родители хамили учителям своих детей, а их дети могли избить по дороге домой ненавистную «училку», которая понаставила им всем колы со злости и раздражения. Пока не наступила перестройка, гопники во дворе играли в «банки» (это похоже на городки, но вместо цели стояла жестяная банка из — под консервов, а кидали в неё арматурой и лыжными палками — они круто на весь двор гремели, когда скользили по асфальту) и завоёвывали авторитет в драках район-на-район. Потом началась эпоха «качалок» и все самые крутые пацаны стали пропадать в подвалах многоэтажек. Когда-то они не прижились в секциях дзюдо и теперь, объедаясь стероидами и покрываясь красной коркой, набирали массу. В конце 80-х вся молодёжь оставалась по вечерам в своём районе и «гуляла». Больше в СССР делать было нечего. Дискотеки были редки и на них, как водится, было слишком много драк. Поэтому все совершали променад по знакомым местам, флиртовали, заводили романы, заправляясь разливным пивом или столовым вином, играли и пели под гитары всю ночь. В мужских компаниях всегда были вожаки, нуждавшиеся в благодарных слушателях. И я эту роль играл, конечно, лучше всех. Я и не прерывал, когда это не имело смысла, и нужное слово вставлял, когда оно подразумевалось. Короче, меня уважали самые разные авторитетные парни — непонятно только за что.

И это всё продолжилось во взрослой жизни — сначала на журналистском факультете, где не нашедшие себя в новой эпохе преподаватели ставили мне одни пятёрки. Ведь я умел их слушать. Затем — в редакции и вообще по работе. У кого я только ни брал интервью — и у депутатов, которые не умели, но хотели много зарабатывать, и у бизнесменов, которые не умели, но хотели вести себя как аристократы, и у левых, и у правых, и у христиан, и у мусульман… Каждый из них говорил мне какую-то свою хрень со значением истины в последней инстанции. И каждый пытался передать мысль о том, что если человечество или, по меньшей мере, Россия не внемлет их посылу, то ждёт людей какая-то кара небесная, война, разруха ну или финансовый кризис на худой конец.

Конечно, я не мог долго носить эти все бредни в себе. Большая часть материала выбрасывалась тут же, если на её основе нельзя было написать хотя бы более-менее оригинальной заметки. Есть у меня такая привычка — не оставлять в себе ничего надолго… ну, чтобы всегда быть пустым. В этом же моё преимущество — к чему терять такое ценное свойство..!

…А вот и скала. Подойдя к ней, я присел передохнуть и посмотрел наверх. Решиться взобраться наверх — казалось сумасшествием. Если они разместились на самой вершине, у них был какой-то замысел. Может, я должен был заслужить эту встречу. Ну что ж. Ведь это мой мир. Что в нём может со мной случиться?! Подъём на Олимп всё же лучше, чем спуск в Ад. Совершенно не хотелось становиться участником ещё одной божественной комедии.

И я начал подъём. Сначала, мне вполне хватало ног, но вскоре угол наклона увеличился, что заставило использовать руки, и я продолжил путь, карабкаясь.

Путь на вершину был долгим. Вокруг кружились орлы, перекрикиваясь друг с другом, цепляя своими клювами меня за одежду, которая на мне как-то оказалась — подтаскивая к очередной удобной площадке. Горные винторогие козлы показывали мне удобные направления для подъёма. Я не уставал, но у меня появилась испарина и отдышка. Я понимал, что всё это нелёгкий труд, но он того стоит. Постепенно я добрался до высоты, где облака накрывали вершину кучерявой белой шапкой, и на камнях осел иней. Какое-то время карабкался в непроглядном тумане и, наконец, увидел её — сияющую неземным светом вершину. Осталось совсем немного, и даже морозный воздух не мог меня остановить.

На вершине был такой ослепительный свет, что я не мог смотреть на него, не прикрыв глаза рукой. Я встал на плато и постарался разглядеть очертания высоких колонн и арок в греческом стиле. Между колоннами отбрасывали тени человеческие силуэты, исполненные величественной грации. Они ждали меня. Где-то из глубины звучали фанфары. Всё придавало торжественность моменту.

— Кто вы?.. — Наконец, решился я. — Неужели, истинные Боги?

— Мы — ре-пли-каторы, — медленно проговаривая слоги, ответил мне всё тот же бас.

— Какие-то смутно знакомые слова!

— Все они взяты из твоей памяти…

Я постарался напрячь память, но в воображении лишь всплыли скучнейшие уроки биологии в школе и образ училки, настолько отвратной, что, казалось, в ней был собран весь генетический брак человечества.

— Характер твоих реакций заставляет нас усомниться в том, что ты тот, с кем стоит обсуждать нашу ПРОБЛЕМУ.

Свет стал понемногу остывать, а фигуры растворяться.