Но Гилл сам наклонился к мертвецу, доставая кинжал. Решиться оказалось очень легко - стоило только напомнить себе, что иначе закостеневшие пальцы просто не разжать, и это не надругательство над мертвым, а наоборот, действия, служащие отысканию убийц.
- Конечно, пока неизвестно, выхватил ли Гераклид эту бумагу у нападавших, или ее пытались отбирать у него, - раздумчиво сказал Гилл. Всего лишь клочок. Вернее, уголок листа. "Я, Архилох...", "...месяца...", "...потому что мы твердо..." Дальше уже просто обрывки слов. Какой-то Архилох...
- Какой-то? Архилох - довольно распространенное имя, но в сочетании с Гераклом... - Старик придвинулся ближе и перешел на шепот: - Ходят слухи среди тех, кто изучает литературу, что жил-де во времена оны некий Архилох, друг и неизменный спутник Геракла, составивший полное описание его жизни, странствий и подвигов.
- И?
- И - ничего, - сказал Старик. - Жизнеописания этого так и не удалось обнаружить. Более того, в существовании самого Архилоха многие серьезные ученые сомневаются. Жизнь Геракла окружена непроницаемым панцирем легенд, и постоянно возникают новые, появляются мнимые друзья и сподвижники, а то и дети. Поддельных мемуаров "друзей" и "сподвижников" тоже хватает. Кстати, по слухам, каждую главу своего труда Архилох начинал так: "Я, Архилох, говорю..." Рассказывают так, понимаешь ли...
- Тебе плохо? - протянул руку Гилл.
Лицо Старика стало восковым, едва ли не прозрачным.
- Нет, - сказал Старик. - Я всего лишь слышу грохот ворот Тартара. Что ж, ничего мне от жизни больше не взять, и ей от меня нечего уже получить. Когда меня убьют, Гилл...
- Что за чушь?
- Подожди. Перед тобой тайна, которая убивает. Этих двоих она уже, как видишь, убила. Вряд ли они последние. И тайна эта берет начало во временах моей молодости, но я уже слишком стар, чтобы участвовать в игре. Кончать придется тебе. Так что, когда меня убьют, Гилл... Одним словом, постарайся уцелеть и докопаться до истины. Если, конечно, получится.
- Это моя работа.
- Работа часто вступает в противоречие с очень многим, - сказал Старик. - Будем надеяться, что тебе не выпадет случая в этом убедиться. Впрочем, всегда трудно сказать, что считать невезением, а что удачей. Все зависит и от окружающих, и от самого человека.
- Становишься философом на старости лет? Они обожают напускать туман...
- Ничего подобного. Всего лишь предчувствую что-то, что надвигается независимо от нашего желания. Смерть вот свою вижу. Жаль, не вижу своих убийц.
И в глазах его не было ни удивления, ни страха, одно только спокойное примирение с неизбежностью.
- Да за что тебя должны убить?
- За то, что я, размышляя над случившимся, могу гораздо раньше тебя докопаться до сути.
- Но я могу...
- Не надо, - сказал Старик. - Ты сам знаешь, что в некоторых случаях не поможет никакая охрана. Подумай вот о чем. Неужели Гераклид и кентавр вошли в Афины только затем, чтобы пересечь город из конца в конец и погибнуть? Нигде не задерживаясь, по прямой, как полет стрелы, дороге направились к месту своей гибели? И не проще ли было убийцам подстеречь их за городом, в лесу, на безлюдной дороге?
- Думаешь, что-то было в Афинах?
- Да, Гилл. Что-то предшествовало убийству в Афинах" и мы не знаем, что здесь делали, что искали убийцы или убитые, или те и другие. В конце концов, кто за кем охотился, тоже неизвестно.
Он отвернулся и удивительно ловко для дряхлого старикашки заковылял вверх по крутым ступеням. Гилл не смотрел ему вслед. Наверху хлопнула тяжелая дверь подвала, и колыхнулось пламя ближайших факелов. Шипела смола.
Гилл не мог пока разобраться в своих ощущениях и страхах, не мог сказать, были ли страхи действительностью. Он знал одно: проблемы, загадки и тайны, нерешенные и неразгаданные в прошлом, достались настоящему. И предстоит их расследовать и принимать решения, хотя никто не поинтересовался, хотим ли мы, готовы ли мы, наконец, нужно ли это нам. Что ж, и так бывает.
Он поднялся наверх. Отдавать дополнительные распоряжения не было смысла. Сыщик Эпсилон знал свое дело, с мертвыми поступят согласно заведенному для таких случаев порядку - глашатай объявит об их смерти на всех площадях и рынках, и если до заката не объявятся могущие заявить на прах родственные или дружеские права, их похоронят за счет казны, то есть по низшему разряду. Разумеется, если появится кто-то, пожелающий принять на себя заботы по их погребению, люди сыщика Эпсилона окажут таковому благодетелю ненавязчивое, но неотвязное внимание.
Впрочем, микенцу все равно обеспечено погребение не по низшему разряду, мысленно уточнил Гилл. Царь Тезей - дальний родственник Геракла, следовательно, Тезею приходится дальним родственником и незадачливый Гераклид Тиреней. И доложить Тезею придется прямо сейчас - как-никак убит Гераклид.
Он повернул голову, и за его плечом возник сыщик Эпсилон.
- Постоянную охрану Старику, - сказал Гилл. - Лучших. Чтобы никаких случайностей. У тебя что-то новое?
- Не столь уж важное, Гилл. В Афины прибывает Нестор Многомудрый, царь Пилоса. Визит неофициальный - Нестор намерен посетить храм Афины. Так объявлено.
- Ну что же, - сказал Гилл. - Поскольку у нас нет других сведений, будем считать, что объявлена чистая правда, и я рад, что на Пилосе почитают нашу покровительницу Афину. Примите необходимые меры безопасности. Охрана высокопоставленных гостей, как всегда, дело Дзеты. Это, в конце концов, неинтересно.
- Он тебе неинтересен?
- Нестор? - сказал Гилл. - Конечно, он - Многомудрый Нестор, вдохновитель похода на Трою. Но это другие времена, Эпсилон. Ушедшие. Времена отцов. - Он рад был отвлечься пока и поболтать на посторонние темы.
- Я сражался под Троей, - сказал вдруг Эпсилон.
- Ты? Я думал, ты немногим старше меня.
- Может быть, так оно и есть, Гилл, - сказал сыщик Эпсилон. - Нет у меня возраста. Мои годы остались там, на болотистых берегах Скамандра. Мы там убиты, там похоронены честолюбивые надежды и романтические мечты.
Словно завеса отдернулась, и на Гилла глянул другой человек, умудренный, суровый, знающий что-то непреходящее. И живой - потому что сыщик Эпсилон, по правде говоря, до того напоминал лишь равно лишенную пороков и достоинств исполнительную тень.
- Я об этом не знал, - сказал Гилл.
- И лучше будет, если забудешь. Коли уж я сам об этом почти забыл.
- Хорошо, - сказал Гилл.
Сыщик Эпсилон все смотрел на него незнакомым новым взглядом, и Гиллу постепенно стало казаться, что насквозь нереальны и это солнечное утро, и покрытые мельчайшими трещинками каменные стены, и он сам. И, окончательно отрешаясь от чего-то непонятного и бередящего душу, спросил:
- Так что там с женитьбой Эвиманта?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});