Читать интересную книгу Замечательная жизнь людей - Владимир Звездин

Победа

С отцом мы живем дружно. Однажды встретили мы с ним генерала. Он поинтересовался мной и предложил отцу:

– Приводи его к нам. Болтается он у тебя где попало, а у меня два пацана, третий не помешает, будет им веселей, у нас есть кому заниматься с ними.

Я, как самостоятельный, пришел, представился, был бурно встречен и принят с восторгом. Привели в игровую комнату, выложили все игрушки и даже показали папин пистолет. У моего был такой же, но это был не мой, а так хотелось иметь собственный. Позвали нас обедать, но я не пошел. Сказал, что я не голодный, и как только отстали от меня и сели за стол, я сунул за пазуху генеральский ТТ и подался к себе домой – там были у меня знакомые огольцы. Недалеко была старая ветряная мельница. Там мы его испытали. Один старшенький как только ни просил его, что только ни предлагал. Я не отдал. На завтра его даже не вынес.

А на следующий день сам генерал с денщиком, двумя солдатами и моим отцом прикатили ко мне. Они все два дня гадали, как и почему их гость слинял, не съел куска, даже не попрощался. Пока генерал не хватился. Встреча была незабываемая. Бились они со мной долго и безрезультатно. И уговаривали, и просили, и лупили, но я стоял на своем: не брал, и точка. Решили обыскать. Рылись долго, но ничего не нашли.

Тетя, которая в это время была моей мамой, забрала меня от них, принявшихся было снова лупить меня. Начала меня выспрашивать, объяснять, что моя ошибка в том, что я своим уходом навлек на себя подозрение. Что мне уже не открутиться. Они с меня с живого не слезут. О, женское коварство! Сейчас, раз выхода нет, пистолет отдай, потом я придумаю, как, и мы его с тобой стырим. Я и клюнул, показал место, куда я его положил, а там его не оказалось.

Тогда взялся за меня денщик. С кем я был, куда ходил, что и кому говорил. Разложил все по полочкам. Вспомнил я, как эта дылда, уговаривая меня отдать пистолет ему, стал мне рассказывать, что оружие боится сырости, его надо завернуть в тряпочку. Я ему дурак и объяснил, что в недостроенной половине дома, где стоит корова, есть деревянная бочка, там сухо, я его положил под нее, завернув как положено. Ну, он и успокоился.

Проблема была решена. Как только солдаты появились у него дома, он выложил пистолет без слов. А генерал почему-то решил не воспитывать меня вместе со своими детьми. И следующего раза, как обещала мама, не представилось.

И вот долгожданный день победы. Помню рано утром меня сонного отец поставил на кровати и тиская, целуя, кричал:

– Вовка, победа, победа!

Своим восторгом возбудил меня, я тоже запрыгал, закричал ура, но толком не очень понимал, что это значит – победа. Немцев мы били давно, салюты – явление частое, и, видно, притупилась эта радость.

Победу мы, пацаны, тогда признали, когда на улице увидели колонну военнопленных. Не затюканных фашистов, а высокомерных, прилично одетых, некоторые с холодным оружием, японцев. Они шли спокойно и как-то с любопытством смотрели на нас, предлагая нам всякие безделушки. Ребята постарше брали у них шахматы, ножички перочинные. Часовые снисходительно относились к этому беззлобно, не то, что к немцам.

Вскоре мне прибавилась еще одна радость. На старую квартиру к тете Наде где бы я ни был, с кем бы ни жил периодически забегал, как к родной. И в этот раз узнаю, что мне пришло письмо из Краснодарского края. Писала его сестра мамина, тетя Соня. Ей случайно попало мое письмо к маме. И она его переправила ей. И она мне сообщает об этом, а письмо разрисовано разными картинками. Вот это была настоящая радость, скрыть которую мне было очень трудно, хотелось рассказать всем подряд, что у меня нашлась мама. Это я и делал. Появилась реальная возможность скорой встречи.

Не знаю, какая причина, по крайней мере я здесь не причем, но отец вдруг решил переехать на другую квартиру. И поручил мне руководить этой операцией, придав в мое подчинение четырех солдат с американской машиной студебеккер. О, вот тут я узнал силу и сладость власти. Вся многочисленная семья суетится, вещи не отдают. Я хожу, показываю: это наше, это наше, это тоже. Солдаты, не обращая внимания на все стенания и ругань, таскают все в машину. Дорогой хохотали и хвалили меня, пророчили: будешь ты, Вовка, классный командир.

Зажил я веселей, а вскоре и свободней. Отец попал в госпиталь. У нас был мотоцикл БМВ с коляской. Так вот, отцепил он коляску, а сам был под мухой. Результат – госпиталь. Мне была предоставлена возможность жить и ходить где хочешь.

Через нашу станцию шли друг за другом эшелоны с фронтовиками. Ехали они богатые, с чемоданами. Пошли слухи о нападении на них и даже убийствах. Рассказы участились, люди стали бояться вечерами выходить на улицу. Вот тогда я впервые услышал про Черную кошку – не кино, а банду. Рассказывали: под дверью кошка мяукает, душу разрывает. Хозяйка не выдержит, откроет дверь, а там бандиты. Грабили, свидетелей не оставляли. Правда было страшно, а вот про маньяков и насильников детей, особенно мальчиков, слухов не было.

Давно не навещал тетю Надю. Решил зайти. На подходе к дому какой-то шпингалет лет шести стал кидать в меня камни. Хотел его догнать, он довольно шустро от меня убежал, но побежал туда, куда надо и мне. Я иду за ним быстро, он забегает во двор тети Нади и шмыгнул прямо в дом. В цветнике на расстеленном одеяле спала женщина. На кухне хлопотала тетя Надя. Увидала меня, вывела во двор: радуйся, вот твоя мама, а это братишка Валерик.

До сих пор как со стороны вижу эту трогательную картину встречи. Мама, сидя на одеяле, прижимая, целует меня, вся в слезах. Я реву и думаю: вот это и есть моя мама? А чувство такое же, как и к тем мамам, которых представлял мне отец. Я ожидал чего-то другого. Есть мультик, где три цыпленка пытаются определить, кто из двух куриц их мама, и не могут решить: один говорит, эта наша мама, другой – нет, эта. Третий говорит, а по-моему, они одинаковые. Тогда я рассуждал, как тот третий цыпленок. До сих пор осталось это чувство.

Женщина хорошая… Что я ожидал? Сам не знаю и не чувствую, и не знаю, что должно быть. Если это моя мама, где зов крови? Корова через какое-то время узнает в стаде своего теленка, а теленок ее. Обнимать и целовать себя я не поддаюсь – мне как-то неловко и неприятно. Хочу даже себя заставить, принять эти, как говорят, телячьи нежности. Бесполезно.

Встал вопрос, как быть, – ведь она приехала за мной. Оставаться с отцом она не собиралась и не хотела. А я уперся, что папу не брошу. На семейном совете, где я тоже имел голос, решили: будем жить семьей, в мире и согласии. С меня взяли слово, что буду учиться и слушаться. Тем более, что к новому учебному году предстоял переезд эскадрильи обратно под Рязань в Дягилево, где я с новым подходом к науке начну учиться вновь, со второго класса.

В городке комнату мы получили в том же доме, где жили до войны. Работы для мамы не нашлось. Если мы вдвоем с отцом на его довольствие жили нормально, то сейчас вчетвером стало туговато. Учиться я пошел с удовольствием. Начальные классы были в корпусе, где учились летчики. В одном из классов был даже самолет без крыльев, но при удобном случае, когда не было начальства, на перемене можно было посидеть там и порулить. У меня было такое чувство, будто я уже учусь в летной школе. Наверно, поэтому на этот раз меня перевели без проблем в третий класс.

Однажды, проснувшись ночью, увидел, что мама собирается печь пирожки, – она это делала классно. Уснул я с мечтой о пирожках к завтраку. Каково же было мое удивление, когда проснувшись я увидел, что никаких пирожков нет. Мама говорит: наверно, тебе приснилось. Я подивился такому чудному сну. Но когда через некоторое время ситуация повторилась, я не стал рисковать и дожидаться утра, а просто взял и стянул пирожок. Хотел повторить, но попался. Конечно, она огорчилась, что застал ее за этим занятием, выделила мне пару пирожков и провела со мной ликбез. Уплетая чудесный пирожок с картошкой, слушал мамино объяснение:

– Пойми меня, сынок, пеку я их со слезами и прячусь от вас, не хочу вас расстраивать. Ты видишь, как нам тяжело живется. Я от вас с Валерой слышу только одно: мама, кушать хочу. Отцовского пайка нам не хватает. Пирожками вас не накормить. Пеку ночью, а утром рано несу их к солдатской столовой и продаю. На эти деньги продукты покупаю подешевле, побольше. Вот так и перебиваюсь. Потерпите немного, папка уйдет из армии. У него золотые руки. Специальность газосварщик (в то время это была очень ценная специальность). Все у нас наладится, уедем отсюда. Я пойду работать, будет легче.

1945–1954 годы

Солнечная Киргизия

И вот все решилось: мы – дети и мама – едем в солнечную Киргизию. Отец закончит сдавать дела, присоединится к семье. Городок Токмак, небольшой, буквально утопал в садах. Сплошная экзотика: не заборы, а дувалы, по каждой улице журчит арык. Дома сплошь саманные, туалеты своеобразные: пока не присядешь, тебя видно со всех сторон. Вот где подходит анекдот: «крестьянин ставил туалет, не закончил и стал пользоваться. Идет соседка, увидала его, сидящего в нем: «Семеныч, ты бы хоть дверь навесил». – «А зачем? Че тут красть?»»