— Но почему мнение вашего величества так сильно отличается от мнения всех других власть имущих? — еще тише спросил явно осмелевший Кей.
— Потому что я очень ленивый. И то, что облегчает любую работу, высвобождая некоторое время для лени, мною категорически поддерживается.
— Вы шутите, ваше величество…
— Следуй за мной, я тебя познакомлю с одним уникальным ткачом. Он меньше чем за два года умудрился изобрести новый вид ткани, а также выкрасить ее совершенно уникальным способом. Теперь эта ткань интенсивно осваивается. Будете работать в паре. Подозреваю, что вас великие дела ждут, — я усмехнулся. — Да, учись ежедневному омовению, иначе можешь попасться и быть наказанным.
Пока Джон Кей переваривал свалившиеся на него новости, я поспешил в Лефортово. Вроде бы Беринг явился, и я собирался его сегодня принять. Да еще разбирательство по делу Козыревскго предстояло — тот еще геморрой. Но когда я вскакивал на Цезаря, мне постоянно вспоминалось лицо Кея, когда ему про указ насчет мытья объясняли.
Закон о запахах немытых тел никто не отменял, наоборот его расширили, на всех, способных обеспечить себя мылом граждан. Несколько примеров того, что я не шучу и выпорю любого, включая лучшего друга за ослушание, были весьма показательными. Рисковать никто не хотел, потому что наказание вроде бы и не сильное, но дюже обидное и унизительное. Да еще и ржать над неудачником потом будут, когда его через весь город к царевым конюшням протащат. Так что по крайней мере в Москве все уже привыкли. Другое дело, что иногда запахи невозможно скрыть, да и освежиться не всегда удается, но я выдал купленные дезодорант и депилятор парфюмерам, и приказал разобраться к тому моменту, когда будет построен мыльный завод, который я намереваюсь превратить в косметологический гигант — со временем, конечно. Но некоторые виды продукции можно уже сейчас пробовать выпускать. Да и к тому же, насколько я помню, мыло варили изготовители свечей, параллельно, так сказать. Я нашел заброшенную усадьбу недалеко от Москвы, заприметил ее еще в то время, когда возвращался из поездки, приказал узнать ее подноготную, слишком уж она заброшенной выглядела. Оказалось, что так оно и было. Усадьбу у кого-то конфисковал еще Верховный тайный совет, да так про нее и забыли все. Так что строить ничего не пришлось. Деньги Елизаветы пошли на приведение усадьбы в порядок, а также на закупку ингредиентов, и, мой персональный бзик, устройство лабораторий. Пока все это налаживалось, а по моему повелению всех мастеров свечных собрали вместе и предложили поработать на меня. Именно на меня, на Петра Романова, а не на государя-императора. Я решил понемногу начать отделять личные финансы царской семьи от государственных, но для начала нужно было создать основу, что-то, с чего я буду получать личный доход. И мыльное производство — это была первая ласточка в моей предпринимательской карьере. Так же мне будет принадлежать эта самая экспериментальная мануфактура. Но тут я на большие доходы не рассчитываю, просто мне нужен был этакий полигон для испытаний новинок, которые начали появляться, и не все из них были бесполезны.
Практически не останавливаясь, мы с моей охраной домчались до Лефортовского дворца, который мне уже домом родным стал.
Прямо в холле меня ждал Ушаков, который мерил просторное помещение шагами, хмурясь и практически комкая в руке лист бумаги. Странно, что этот лист лежал не в знаменитой папке, и странность номер два заключалась в том, что всегда невероятно сдержанный Андрей Иванович сейчас был возбужден вне всякой меры.
— Случилось что, Андрей Иванович? — спросил я его на ходу, стягивая с рук перчатки. — Уж слишком ты на льва в клетке похож. Был бы у тебя хвост, то сек бы им направо и налево, я просто уверен в этом.
Вместо ответа Ушаков протянул мне ту самую бумагу. Заинтригованный выше всякой меры, я подошел к окну, присел на подоконник и принялся читать. Прочитал, завис на некоторое время, затем зачем-то поскреб бурое пятно, расползшееся в одном углу письма, и снова прочитал. Преувеличенно аккуратно сложил его и протянул Ушакову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты уверен, Андрей Иванович, что это правдивое донесение? Не подделка, подкинутая нам, а правда?
— Уверен, государь, Петр Алексеевич, — Ушаков сжал губы. — Курьер, везший его предпочел погибнуть, но не отдавать письмо добровольно.
— Миниха ко мне, быстро! И Ласси!
Я отшвырнул перчатки, которые все еще держал в руках, даже не потрудившись посмотреть, куда они полетели. Эта поездка была спонтанной, и кроме гвардейцев личной охраны меня в ней никто не сопровождал. Петька голубями был занят, Репнин с Митькой укатили проверять, что там опять Юдин учудил, я пока не разбирался, но по слухам, нечто весьма фривольное и про что можно говорить только стыдливо хихикая, и полушепотом. И тут вот это. Умеет мне Ушаков сюрпризы преподносить, слов просто нет. Но молодец, потихоньку сеть своих людей по заграницам начал раскидывать. И сразу же такой карась попался.
Миних прибыл быстрее Ласси, который болтался без дела по Москве, откровенно скучая. Его никто никуда не отпускал, а свою проверку он провел гораздо раньше, чем мы вернулись в первопрестольную.
— Я позвал всех вас, господа, чтобы сообщить принеприятнейшее известие, — вольно процитировав моего классика, я начал пристально осматривать двух моих генералов, которые могут много кому фору дать. — Людям Андрея Ивановича удалось перехватить курьера, который вез письмо из Курляндии в Польшу, и в котором герцогиня Курляндская интересуется у своего союзника Августа польского, когда они нанесут совместный удар по нашим границам. Как стало известно из этого письма, Анна Иоановна сумела заключить тройной договор с Августом и с Фредриком первым, из которого следует, что в случае ее воцарения Швеции отойдут все земли, которые ей принадлежали до Северной войны, а также то, что Россия поможет этой старой свинье Августу в его борьбе в Лещинским, вопреки договору с французами.
— Как они хотят обосновать нападение? — после довольно продолжительной паузы спросил Миних.
— Как помощь законной наследницы на трон в ее борьбе с самозванцем. Что настоящий Петр второй умер еще зимой от оспы, а сейчас трон занимает самозванец, — я искренне залюбовался их вытянувшимися мордами. — Да-да, ни больше, ни меньше.
— Да как она посмела… — Ласси вскочил, опрокинув кресло. Оно было тяжеленым, и я искренне удивился, как ему это удалось.
— Сядьте, Петр Петрович, — холодно произнес я, а потом с полминуты наблюдал, как он поднимает кресло и как усаживается в него. — Как дела у нашей армии?
— Хотелось бы, чтобы было лучше, но в принципе, не плохо, — осторожно ответил Ласси.
— А почему мы еще не обсудили, какие нужды армии у нас на первом месте? — я прищурившись посмотрел на него.
— Я… — Ласси вытер лоб в свете последних событий его действия легко можно было расценить как саботаж и предательство.
— Завтра же рано утром у меня в кабинете со всеми проблемами, изложенными на бумаге. Это понятно, Петр Петрович?
— Конечно, государь, Петр Алексеевич, — Ласси наклонил голову, и тут в дело вступил Миних.
— А что мы будем предпринимать? Такие пощечины нельзя оставлять без ответа. Нас соседи уважать перестанут.
— Вот поэтому завтра в Курляндию отправится представитель от моего имени и обратится даже не к Анне Иоановне, а к Биронам и предложит мирно выдать нам подстрекательницу. И если он скажет, что герцогиня Курляндская никакого отношения к Российской империи не имеет, то мы всегда сможем задать вопрос на тему: а какого тогда черта, она пытается примерять на себя корону Российской империи?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Так ведь Бирон не отдаст ее, — Миних приподнял бровь, выражая удивление.
— Конечно не отдаст, — я пожал плечами. — Более того, я опасаюсь, что жизнь посланника может находиться под угрозой, поэтому в Курляндию поедет… Остерман, в сопровождение гвардейцев, дабы придать ему вес. Что касается Анны Иоановны… ну, думаю, мы будем иметь все моральные права вторгнуться в Курляндию, дабы призвать герцогиню к ответу силой.