Читать интересную книгу В Эрмитаж! - Малькольм Брэдбери

Мало того, меня заботливо предупредили, что доллары лучше привезти с собой: цены деньгам в России не знают, знают только, что это такая замечательная штука, которой всегда мало, всегда не хватает. Поэтому не приходится рассчитывать на честность и надежность роскошных банков Петербурга и вряд ли удастся поменять деньги на пароме, который завтра доставит меня на российскую территорию. Вот почему я здесь, в беленьком чистеньком банке на Стургатан, и хлопаю глазами, знакомясь со шведской системой налогообложения и экономикой этого процветающего общества. Вот почему я покорно беру и сую в карман свою тощую долларовую пачку.

— Tack-tack. — Блондинка-кассирша улыбается все более сладко.

— Tack-tack, — по возможности в тон ей отвечаю я и выхожу из красивого белого банка на свежий буржуазный воздух, прохожу мимо терпеливой шеренги задержанных мною клиентов (кстати, теперь очередь доходит почти до самого порта) и оказываюсь на обсаженной деревьями площади (кстати, теперь она до отказа забита великолепными «вольво»). Я чувствую, что изменился — стал беднее, но мудрее. Кстати, о подобных ощущениях почему-то рассказывают многие иностранные путешественники.

2 (прошлое)

В пятницу 11 июня 1773 года бровастый, седовласый, хорошо сложенный мужчина лет шестидесяти с небольшим, с подвижным, всегда искаженным какой-нибудь забавной гримасой лицом, едет в наемной карете четверкой с форейтором в желтой ливрее по улице Таранн в предместье Сен-Жермен-де-Пре в Париже. Он слегка покашливает и поглядывает по сторонам с выражением, которое сам определяет как дружелюбно-снисходительное. Кто он, этот человек? Все называют его просто Философ, и он принимает это наименование. Где ему довелось побывать? Практически везде. Неутомимый, не знающий покоя, живой и острый ум позволил ему объездить весь свет, ни разу не покинув Францию. Куда же он направляется? Неблизкая, мягко говоря, дорога предстоит ему. И приведет она в Санкт-Петербург, город-новострой на реке Неве, известный как Северная Венеция (впрочем, разве не все изобилующие водоемами северные города удостаиваются этого звания?). Но в конце концов, он ведь Философ. И направляется, как то и пристало великому мыслителю, в столицу величайшей империи современности, ко двору Екатерины Второй, русской царицы, которую вскоре станут называть Екатерина Великая. Говорят, что сейчас императрица отдыхает — прежний любовник отвергнут, заместитель еще не найден. Словом, самое подходящее время ознакомиться с новейшими, передовыми идеями своей эпохи, богатой мыслями, озаренной светом разума и распираемой позитивной энергией.

Последние несколько дней Философ посвятил сборам в дорогу. Столько внимания он доселе этому делу не уделял и, учитывая почтенный возраст, вряд ли когда-нибудь уделит. Он паковал рубашки и медицинские свечи. Он набил перьями свой пенал и записными книжками — наплечную сумку. Он составил завещание, распорядился имуществом. Он дал своему секретарю — Потомству (иначе мсье Нежону) — подробные, четкие инструкции относительно бумаг: тех бесчисленных философских и медицинских трактатов, поэм, пьес, рассказов, которые были не совсем рассказами, и эссе, которые были не совсем эссе, докладных записок о состоянии канализации, описаний художественных салонов, заметок о воображаемых путешествиях, приснившихся странах и отважных гордых дикарях, игривых порнографических новеллок, действие которых происходило в борделях и монастырях, — короче, относительно всего того, что порождал он в бесконечном творческом угаре. По правде говоря, Потомство коварно, как принцы, небрежно, как секретари, и никогда не выполняет своих обещаний. Так уж записано в великой Книге Судеб. Но по крайней мере, Потомство не посадит вас в тюрьму. А имея дело с принцами, наш Философ уже отсидел пару сроков.

Прошлый вечер он посвятил трогательному, прочувствованному прощанию с близкими. Сначала проливал потоки слез в обществе брюзгливой, не расстающейся с иголкой супруги — Дорогой Зануды, как привык величать ее Философ, и любящей дочки, плясуньи и пианистки. Дочкина пышная свадьба и огромное приданое — негласная причина его путешествия. Перечисление и обсуждение подстерегающих его опасностей довели Философа до полного отчаяния: тонули корабли, переворачивались кареты, свирепствовали разбойники, косила путешественников холера и терзали блохи, грозили голодная смерть и незаконный арест… Не говоря уж о перспективе заблудиться или спиться. Но потом пришли приятели, и настроение у Философа сразу повысилось: в обществе и в общении он всегда оживлен, всегда на высоте. Явилась выпивка, забренчало пианино. Унылые проводы превратились в развеселую вечеринку. Ночь напролет рекой лилось вино и плавно текла речь прославленного краснобая. Позабыв о так и не собранных вещах и наплевав на сон, он рассуждал о жизни и смерти, математике и астрономии, о неумолимой поступи судьбы и о рациональном устройстве очистных сооружений. Конец этому положило лишь появление форейтора в желтой ливрее. Молодчик явился до безобразия рано, только-только рассвело. В результате Философ покидал свои апартаменты в жуткой спешке, едва успев на бегу чмокнуть супругу, не будучи уверенным, что захватил с собой и что позабыл упаковать, не представляя толком, куда направляется и что ждет его впереди…

К счастью, его форейтор — один из тех смышленых и собранных современных слуг, имеющих собственное мнение по любому поводу, которых описывал в книгах и выводил в пьесах наш герой. Он-то знает наверняка, что Философ едет в Гаагу через австрийские земли, а это четыре дня пути на почтовых с заездом в Брюссель. А уж на месте его встретит самый дорогой из многочисленного племени дорогих старинных друзей — князь Дмитрий Голицын. Дорогой Дмитрий. Русский князь. Когда-то, очень давно, он был царским послом в Париже. Но затем отношения между двумя дворами испортились, и полномочия Голицына оказались аннулированы. Вот тогда-то царица-матушка решила отправить своего человека в Нидерланды, в спокойную, рассудительную и скучную страну. И теперь князь сидит в посольском особняке на Кнётердейке в продуваемой ветрами Гааге в обществе тучных бюргеров и пишет письма, в которых признается, что отчаянно скучает по Парижу и по старинному своему приятелю. И не зря: в Париже Философ и посол прекрасно проводили время — волочились за женщинами, скупали произведения искусства (пока это занятие не превратилось в доходный бизнес), толковали о высоких материях и становились закадычными друзьями.

А друзья должны помогать друг другу. Когда князь решил обеспечить свое будущее выгодным браком с дородной прусской принцессой, Философ способствовал успеху этого предприятия. Причем нашему герою пришлось ввязаться в одно довольно щекотливое дельце и иметь дело с аппетитной танцовщицей из оперы. Проблема состояла в том, что аппетит князя актриска больше не возбуждала, а между тем в лучшие дни он неосмотрительно подарил ей несколько фамильных портретов, которые теперь надлежало вернуть. Наш Дени-Мыслитель предложил Голицыну план действий, один из тех блестящих планов, в которых в полной мере проявлялись его способности и смекалка. Он разработал стратегию мистификации (такое он придумал название) и пустил ее в ход. Танцовщица, типичная представительница современной калифорнийской породы, страдала ипохондрией, да еще в сочетании с самовлюбленностью, могла часами любоваться на себя в зеркало и обожала лечиться. Как раз такие готовы с восторгом наброситься на любого проезжего гуру. Словом, театральная дива заслуживала хорошего спектакля. И Философ доставил ей это удовольствие. Он нанял средних лет ловкача по имени Дебросс, с помощью тюрбана превратил его в турецкого мага и на всякий случай снабдил еще докторским дипломом Тюбингенского университета. Экипированный таким образом Дебросс заявился к девице и терпеливо выслушал впечатляющую повесть о страданиях ее души.

И вскоре маг поставил диагноз. Очевидно, какие-то из находящихся в комнате предметов оказывали вредное воздействие, излучали некую опасную энергию — «у нас в древней Византии это называли плохой фэн-шуй. Постойте, наверное, дело в этих портретах на стене…». Оказалось, что бедняжке необходимо как можно скорей вернуть картины прежнему владельцу: это единственный путь к спасению. Актриса проглотила наживку — но увы… Дебросс вернулся домой и в тот же день, по причинам, вовсе не связанным с этим делом, покончил с собой. План провалился, вредоносной энергии как не бывало, танцовщица мигом поправилась и отплясывала с новым партнером. Голицын потерпел поражение. Но наш герой получил что хотел, а именно: отличный сюжет для пьесы, оперы или книги, назвать которую можно, к примеру, «Мистификация». Что ж, Философ сел и записал его, как записывал все на свете. Ведь на самом деле наш мир — тоже мистификация, арена для увлекательных представлений и хитроумных интриг. Надо лишь разглядеть и зафиксировать их. В самом деле, если человек хоть немного суеверен и склонен к фатализму, как этот погоняющий лошадей толстяк форейтор в желтом камзоле, ему нетрудно представить, что все в жизни предопределено, расписано заранее в небесной Книге Судеб, и остается лишь разгадывать шифрограммы, которые подкидывает нам Божественное Провидение.