Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фиг его знает! Может и есть, – согласился парень. Я же не священник. Мне об их душе совсем ничего знать не хочется. Тут главный принцип «ничего личного». Я не стреляю в спины. Это тоже принцип. Я им всегда, перед тем как нажать на курок, так и говорю: «Извини брат. Ничего личного. Работа у меня такая».
– Ты думаешь, они успевают тебя понять?
– Надеюсь да.
– А я думаю, нет! Две, три секунды.
– Извини. За секунду я с обрыва помню, падал на машине, столько в сознании картинок пролетело, кажется, вся жизнь прошла.
– Обошлось?
– Даже не перевернулся.
– Повезло?
– В тот раз да! Определенно подфатрило.
– Пьяный был? Пьяным везет.
– Нет. Ни грамма. Я раньше почти вообще не бухал. Еще три года назад был почти трезвенником. Вот думаю идиоты, на что свою жизнь разменивают. И не тянуло. Ты мне веришь?
– Верю.
– Слабо веришь?
– А какой резон тебе врать.
– Был мальчик паинька. Правильный. Теперь нет. Теперь другой стал. Мне все одно крышка. Недолго осталось. Раньше не было у меня такого предчувствия, а сейчас есть. Думаешь, люди могут предчувствовать свою смерть.
– Наверно есть такие.
– Думаю и я такой.
– Может, кажется. Напряжение сказывается.
– Это тоже. По лезвию хожу, но здесь другое.
– Переспишь. Пройдет.
– Не знаю. Как-то чувствую – сам на смерть иду иногда. Одергиваю себя. Рискую по зряшному. Играю со смертью в рулетку как бы. Чет или не чет.
– Глупая игра!
– Да уж! Ничего хорошего. Завяз я. Хоть и на дистанции меня держат, все одно много знаю. И они знают, что я знаю. Что не знаю, догадываюсь. Один слово сказал, второй обронил, третий по телефону что-то там ляпнул. Нет, если я завяжу, то буду слишком опасный для них. Они меня теперь не отпустят. Еще бы год, полтора назад, можно было слинять. Теперь нет. Мать, брат, сестра… под прицелом
– А отец? Что с отцом?
– Да уж три года как. Сердце оно же не каменное. Мать долго не протянет наверно… сестру, брата жалко. Брат на той неделе в Мадрид вылетает на конкурс. Талант. Брата и сестру не отпустят. По нему и нас вычислят всех. Вот если меня убьют, то всем амнистия. Слушай! Сыграем в чёт не чёт. А? Убей меня. – Он был уж сильно пьян, но тут взял себя в руки и казалось хмель выветрился из его головы.
– Не поняла. О чем ты?
– Давай я тебе дам пистолет. Ты нажмешь на курок. Ты будешь свободна.– Он громко и нервно засмеялся, – Держи. Он заряжен. Вот так правильно. Не бойся.
– Нет! Я не хочу.– Сказала она, брезгливо беря его в руки.
– Да это фигня. Раз нажмешь. Плавно пальцем.
– Нет! Нет!
– Заладила.
– Отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
– Нажми на курок. Зажми глаза, если боишься.
Настя смотрела ему в лицо. Он смотрел на нее не мигающим взглядом. Так продолжалось довольно долго.
– Не буду, – наконец решительно сказала она и положила пистолет на стол. Он с грохотом скользнул и чуть не упал с поверхности стола.
– Это твой шанс. Не торопись отказываться.
– Я не буду играть в твои игры. Ты много выпил.
– Неважно сколько я выпил. Ты подписываешь себе приговор.
– Будь что будет.
– Как хочешь. Ладно. Давай обратно..
Настя так толком ничего и не поняла, толи он шутил, и пистолет бы не выстрелил, или все было в реальности.
Он надолго замолчал. Долго смотрел в темный угол комнаты, слегка свесив голову. Потом продолжил:
– Да! А ты говоришь! Убить человека не так-то просто.
– Зачем тебе все это?
– Видишь сегодня не чёт. Предчувствие меня сегодня обмануло. Как ему верить. Ни фи-га ему верить нельзя, и никто вообще ничего не может чувствовать. Сказки это все. Сказки, правда?
– Я ничего не говорила.
– Да я это так. Налей еще.
– Хватит.
– Тебе же лучше дуреха. Пьяный киллер. Чувствуешь расклад. Сбежишь скорее.
– Я не побегу.
– Почему?
– Потому что ты не будешь стрелять.
– Я!… Я не буду, – он задохнулся от возмущения, – да я!
– Не будешь.
– А с чего ты так решила?
– Давай лучше поедем на вокзал.
– А мне это надо?
– Я домой хочу. В Читу. Там тоже у меня мама. Она ждет меня.
– Ты точно и с концами и типа я тебя должен отпустить? А как же я тебя могу отпустить. Не могу я этого сделать.
– Что убьешь меня?
– Конечно. Я же профи. Тебе давал шанс? Давал. Ты им чего-то не воспользовалась. А теперь голуба трудно мне будет. Трудно. Не скрою. Но надо. Ведь надо?
– И завтра к маме?
– А при чем здесь мама? Ну да! Пойду. А при чем… ну да… да и у тебя мама и у меня мама ….у всех есть мамы. И все они ждут. Но это грязная работа. Кто будет за мной подчищать? Блин! Что с тобой делать!?
– Поедем на вокзал.
– Ну не знаю… не знаю…
– Поедем.
– Не знаю..
– Я в Читу, а ты уж куда там захочешь. А то ты уснуть тут можешь.
– Могу. Это я могу. О! Ментяры охренеют. Киллер мать его хреновый попался! И сразу звезды халявные на погоны.
– Давай одеваться.
– Идет. Мадам. Да! А как тебя зовут.
– Настя.
– Настя. Настенька! Очень приятно. Дайте поцелую вашу ручку, – он приложился губа-ми к ее пальцам, – какие у вас пальчики просто прелесть!
– Уже хватит!
– Отпускаю. О! А меня как?…Хочешь узнать?
– Дело твое.
– А я тебе не скажу. Вот. Меньше знаешь – лучше спишь.– Он пьяно взмахнул рукой, – Провожу тебя. Надежная у тебя сегодня охрана. Всех положу если что. Ты мне веришь?
– Верю.
– Нет, ты, правда, веришь?
– Да верю, верю.
– Тогда заказывай тачку.
– На улице поймаем.
В машине его укачало. Она растолкала его и ее помощью, они добрались до зала ожидания.
Дежурный патруль неторопливо обходил отъезжающих. Спросили билет и у Насти. Она показала паспорт и билет.
– А этот с вами?
– Да! Он провожает.
– Скажите ему, что спать здесь не положено.– Слегка козырнул совсем молоденький лейтенант.
– Обязательно.
– Украдут такую симпатичную девушку, не заметит, – пошутил он, уже удаляясь.
– Скажу.
Они с напарником прошли до конца ряда, и пошли обратно.
– Так и дрыхнет твой ухажер? – улыбнулся лейтенант, вновь подходя к ней.
– Да. Он с работы. Сильно устал.
– Ничего. Раз кавалер нечего филонить. Вы вот заскучали. До поезда еще два часа.
– Совсем нет. Да мы сами разберемся…
– Эй! Милейший. Просыпайся.
Лейтенант легонько толкнул его в плечо. Он что-то промычал, очнулся и, увидев перед собой милиционера спросонья, не разобравшись, попытался выхватить пистолет. Молодой лейтенант опешил, побледнел разом, рука его тоже скользнула за оружием. Все решали секунды, мгновения. Глушитель у парня запутался в кармане. Лейтенант выстрелил, навскидку не целясь. Это был один выстрел в грудь. Наверно он и не хотел убивать, а сделал это больше интуитивно или от недостатка опыта. Лейтенант выстрелил на опережение, но выстрел был точен. Парень не сразу умер и еще какое-то время смотрел на Настю и что-то пытался сказать. Она еле разобрала:
– Зачем Настя? Так больно! Неужели все? Я же не сделал тебе ничего плохого.
Настя склонилась испуганная без слез и все время твердила, глядя ему в глаза с угасающим сознанием:
– Это не я! Не я.. не я…
Что было дальше. А что было дальше. Куча глупых вопросов в милиции. Подписка о не выезде. Желтушное не выспавшееся лицо следователя, который не столько спрашивал, сколько кричал и что-то требовал, угрожал, настаивал. О чем он спрашивал. О чем он спрашивал, и что она ему отвечала невпопад. Какая разница. Что она могла сказать. Что она вообще знала. Она смотрела в лицо… это желтушное не выспавшееся лицо следователя и думала, что наверно ему за его рвение можно и должно добавить еще одну звездочку на погоны. Пусть! Пусть этот мир катится в тартары. Ко всем чертям!
Утром она шла по московским таким милым вчера улицам и думала… думала, думала. Голова гудела от глупой бессонной ночи в милиции. О чем она думала? Просто не о чем. Ночной дождь как-то неожиданно свернул лето. Дворники в каком-то тупом рвении собирали опавшую за ночь листву. Собирали ее в большие кучи и поджигали. Листва не горела, а только противно тлела, заполняя дорожки и всю округу едким дымом.
Дядя встретил ее с немым вопросом на лице. Что можно сказать главному пожарнику Москвы. Она вообще не знала, что отвечать на его вопросы. Двадцать вопросов и ни одного вразумительного ответа. Он отстал, когда она вдруг взяла со стола у него пачку Мальборо и закурила у него на глазах. Она курила только один месяц в 13 лет. Пробовала. Не понравилось. Бросила. Сейчас она курила в зале и пускала клубы дыма прямо ему в лицо. Что он говорил. Разве так важно, что он говорил. Наверно он понял. Он просто оставил ее в покое. Это было то, что нужно.
Москва жила своей жизнью. Кто-то сколачивал нечестные капиталы, кто-то кого подставлял и ждал расплаты. Депутаты вещали о новой и лучшей жизни, им никто не верил, но за них продолжали голосовать и они в бурном экстазе и упоении что их слушают, продолжали врать всем и вся.
- Сводный гад - Янка Рам - Современные любовные романы
- Правила бунта (ЛП) - Харт Калли - Современные любовные романы
- Темнота Крида - К. М. Вондрак - Современные любовные романы