Читать интересную книгу Рубиновая книга - Керстин Гир

Единственное неудобство – мы находились непростительно далеко от кухни, и вот сейчас эта мысль снова пришла мне в голову, когда я поднялась в швейную комнату. Надо было хоть яблочко захватить. Пришлось довольствоваться сливочным печеньем, его наша предусмотрительная мама держала на полке в кладовой.

От страха, что головокружение начнётся снова, я проглотила одиннадцать печенек одну за другой. Я сняла обувь и куртку, плюхнулась на диван и постаралась устроиться поудобней.

Сегодня творилось что-то странное. Вернее, ещё более странное, чем обычно. Было всего два часа дня, а значит, должно пройти ещё около двух с половиной часов, прежде чем я могла бы позвонить Лесли и пожаловаться на свои проблемы. Брат с сестрой не вернутся из школы раньше четырёх, да и мама заканчивает работать около пяти. Обычно мне нравилось оставаться дома одной. Можно было спокойно принять ванну, не дёргаясь, что кто-то будет стучать в дверь и срочно-срочно проситься в туалет. Можно было на полную врубить музыку и громко подпевать, никого не стесняясь. Можно было посмотреть по телевизору то, чего хотелось именно мне, а не вечного «Губку Боба Квадратные Штаны».

Но сегодня как-то ничего не радовало. Даже немножко отдохнуть, и то не получалось. Наоборот, наш диван, место, где всегда было так уютно, казался шаткой доской посреди бурной реки. Только закроешь глаза, как её зашвырнёт в опасный водоворот.

Чтобы немного отвлечься, я встала и попыталась прибраться в швейной. Эта комната была чем-то вроде нашей неофициальной гостиной. Ни тётя, ни бабушка, к счастью, шить не любили, поэтому появлялись у нас на третьем этаже крайне редко. Да и швейной машинки в комнате не было. Зато там стояла узенькая стремянка трубочиста, которая вела на крышу. Крышу мы с Лесли облюбовали для наших тайных посиделок. Оттуда сверху открывался совершенно восхитительный вид, а лучшего местечка для девчачьих секретов и не придумаешь. (Например, тайна о наших мальчишках: что мы с Лесли не знаем ни одного, в которого стоило бы влюбиться.)

Конечно, сидеть там было немного опасно: никакой ровной площадки, только покатые бока крыши из листов железа с солнечной батареей. Но мы же лазили туда не для того, чтобы прыгать на газон и ломать руки-ноги. Ключ от хода на крышу лежал в моей жестяной коробке с нарисованными розами. Никто из нашей семьи даже не подозревал, что я нашла этот лаз, а не то наш тайник ликвидировали бы в один момент. Поэтому приходилось осторожничать, чтобы никто не заметил, как я крадусь на крышу. Там можно было загорать, устраивать пикники или просто прятаться, если хотелось побыть в тишине. Как я уже говорила, этого мне хотелось довольно часто, только вот не сейчас.

Я свернула одеяла, смахнула с дивана крошки от печенья, поправила подушку и сложила в коробку разбросанные шахматные фигуры. Я даже полила азалию, которая стояла в углу комнаты, и прошлась влажной тряпочкой по ночному столику. Потом беспомощно оглядела безукоризненно прибранную комнату. Удалось убить минут десять, а поговорить с кем-нибудь захотелось ещё больше. Может, у Шарлотты там, в музыкальной комнате, снова голова кружится?

А что, собственно говоря, случается, когда прыгаешь из Мейфэра века двадцать первого в Мейфэр века, скажем, пятнадцатого? Когда в этих местах и домов-то особо не было? Может, тогда повисаешь в воздухе? Или со всей силы бахаешься о землю с семиметровой высоты? В муравейник, например? Ах, бедная Шарлотта! Хотя, может, на этих занятиях по тайноведенью её хотя бы летать научили. Кстати о тайнах: у меня возникло какое-то странное чувство, отделаться от которого никак не удавалось. Я пошла в мамину комнату и высунулась из окна. Перед домом номер восемнадцать всё ещё стоял человек в чёрном. Я видела его ноги и подол пальто. Мне ещё никогда не казалось, что третий этаж – это та-а-ак высоко. Со скуки я гадала, сколько метров отсюда до земли.

Можно ли вообще остаться в живых, если упасть с высоты в четырнадцать метров? Наверное, если очень повезёт и приземлишься в болото. Раньше весь Лондон был одним сплошным болотом. Во всяком случае, так утверждала миссис Каунтер, наша учительница по географии. Болото – это хорошо. Тогда можно хоть на мягонькое плюхнуться. Обидно только, что потом всё равно придётся захлебнуться в иле. Я вздрогнула и сама испугалась собственных мыслей.

Чтобы не оставаться одной, я решилась проведать своих ненаглядных родственников в музыкальной комнате, рискуя, конечно, что меня завернут обратно, если там ведутся сверхсекретные разговоры.

Когда я вошла, бабушка Мэдди восседала в своём любимом кресле у окна, а Шарлотта стояла у другого окна, присев на краешек письменного стола эпохи Луи Четырнадцатого, лакированную и позолоченную поверхность которого трогать строжайше воспрещалось, всё равно какой частью тела. (Ума не приложу, почему леди Ариста считала это уродище таким ценным. Ни единого потайного ящичка – мы с Лесли уже давным-давно его проверили.)

Шарлотта переоделась, теперь она была не в школьной форме, а в тёмно-синем платье, которое выглядело как помесь ночнушки, купального халата и монашеской рясы.

– Как видишь, я ещё здесь, – сказала она.

– Это… хорошо, – сказала я, пытаясь не очень пялиться на странное платье.

– Невыносимо! – сказала тётя Гленда, она словно маятник ходила взад-вперёд между двумя окнами. Тётя Гленда, как и Шарлотта, была крупной и стройной, волосы у неё были кудрявые и огненно-рыжие. Моя бабушка тоже была когда-то рыжеволосой. Кэролайн и Ник унаследовали фамильный цвет. Только у меня волосы были прямыми и тёмными, как у папы.

Раньше я тоже во что бы то ни стало хотела быть рыжей, но Лесли убедила меня, что тёмные волосы прекрасно оттеняют голубые глаза и светлую кожу. Ещё Лесли уверяла, что моя родинка на виске в форме полумесяца – тётя Гленда всегда обзывала её бананом – выглядела таинственно и изящно.

Я, кстати, считаю себя очень даже симпатичной, кроме прочего, благодаря брекетам: после того как я их поносила, передние зубы сошлись, и я перестала быть похожей на кролика. Ну и пусть я не такая «обворожительная и грациозная» как Шарлотта, чтобы нравиться Джеймсу. Ха, посмотрел бы он на неё в этом мешке.

– Гвендолин, ангел мой, хочешь лимонную конфетку?

Бабушка Мэдди указала на скамеечку рядом с собой:

– Садись рядом, отвлеки меня немного. Нервы не выдерживают уже этих Глендиных перебежек.

– Тебе не знакомы страдания матери, тётя Мэдди, – сказала тётя Гленда.

– Да, их я не пережила, – вздохнула бабушка Мэдди. Она была сестрой моего дедушки. Замуж бабушка Мэдди так и не вышла. Она была кругленькой маленькой старушкой с весёлым детским взглядом. Волосы она красила в золотистый цвет. В причёске бабушки Мэдди частенько торчали забытые бигуди.

– А где же леди Ариста? – спросила я, потянувшись за леденцом.

– В соседней комнате, разговаривает по телефону, – сказала бабушка Мэдди. – Но так тихо, что ни слова не разобрать. Это была, кстати говоря, последняя коробка конфет. У тебя, случайно, не найдётся свободной минутки сбегать в магазин за новой?

– Конечно! – сказала я.

Шарлотта переступила с ноги на ногу. Тётя Гленда сразу встрепенулась.

– Всё в порядке, – сказала Шарлотта. Тётя Гленда поджала губы.

– Может, лучше тебе подождать на первом этаже? – спросила я Шарлотту. – Тогда падать будет не так больно.

– Может, лучше тебе молчать в тряпочку, если не знаешь, о чём говоришь? – спросила в ответ Шарлотта.

– Действительно, вот что сейчас меньше всего может помочь Шарлотте, так это дурацкие замечания, – сказала тётя Гленда.

– В первый раз носительница гена не прыгнет дальше, чем на сто пятьдесят лет назад, – приветливо объяснила бабушка Мэдди. – Этот дом построили в 1781 году, а значит, здесь, в музыкальной комнате, Шарлотта в безопасности. В худшем случае она лишь испугает парочку музицирующих дам.

– Да уж, в таком платье точно, – сказала я так тихо, что только бабушка Мэдди могла меня услышать. Та хихикнула в ответ.

Дверь распахнулась, и вошла леди Ариста. Она, как обычно, выглядела так, будто проглотила длинную палку. Или даже несколько. Две для рук, две для ног и ещё одну посередине, которая их скрепляет. Её седые волосы были гладко зачёсаны и собраны в пучок на затылке, как у хореографа, с которым особо шуток не пошутишь.

– Водитель уже в пути. Де Виллеры ожидают нас на вокзале в Темпле. Тогда Шарлотта сможет сразу по возвращению влиться в хронограф.

Я поняла только слово «вокзал».

– А если сегодня это вообще не произойдёт? – спросила Шарлотта.

– Шарлотта, дорогая, у тебя уже трижды кружилась голова, – сказала тётя Гленда.

– Рано или поздно это произойдёт, – сказала леди Ариста.

– Пойдём же, водитель приедет с минуты на минуту.

Тётя Гленда взяла Шарлотту за руку и вместе с леди Аристой они покинули комнату. Когда дверь захлопнулась, мы с бабушкой Мэдди переглянулись.