Читать интересную книгу Кем вы ему приходитесь? - Фрида Вигдорова

Если говорить о высоких постах, — какой же пост выше учительского? Если говорить о человеке: «ответственный работник», — то не относится ли это прежде всего к учителю? Ему доверены дети — наше будущее. Может ли быть ответственность выше?

Откуда, из какого источника может возникнуть неуважение к учителю, хамское, грубое к нему отношение?

В младших классах школы детей учат писать письма. Им объясняют, что начинать надо с обращения, и, думается, Андрей Михайлович, о котором рассказано в начале этой статьи, когда пишет по начальству, уж, наверное, не забывает поставить в первой строке: «Уважаемый Иван Иванович!» Почему он забыл об этом простом правиле, когда писал учительнице своей дочери?

Почему этот отец считает, будто учительнице легче обойти своих сорок учеников, чем ему, у которого одна-единственная дочь, прийти в школу?

Почему он (и он далеко не единственный) забывает, чем обязан своему собственному учителю, который некогда научил его читать и писать, без чего Андрей Михайлович, по всей вероятности, не смог бы ныне занимать свой высокий пост?

Да, школа отвечает за обучение и воспитание детей. Но в такой же мере отвечают за детей и родители. Неужели это надо доказывать? И никакой ответственный пост не оправдает отца, если ребенок вырастет плохим, никчемным или безграмотным человеком.

1955 г.

Костер без пламени

Дул ветер, мело снегом, прохожие ускоряли шаг. Но шесть или семь мальчишек самозабвенно вопили, столпившись на тротуаре у небольшого каменного дома.

— Сколько дал за него?

— Три рубля!

В голосе лобастого, румяного паренька восторг и нежность; он прижимает к груди лохматого щенка.

— Возьми в долю! Вот рубль! Будет общий!

Мальчишка покосился на рубль и еще крепче прижал к себе щенка.

— Хозяин должен быть один!

Все согласны с этим, но каждый хочет быть причастен к делу.

— Как назовешь? Назови Черныш!

— Лучше Карай! Есть книжка, там пес Карай, он какого хочешь преступника отыщет!

Все кричат наперебой, но больше всех разоряется смуглый, курносый мальчик в ушанке — это он хотел вступить в долю.

Хорошо бы дослушать и узнать, как же в конце концов назовут щенка, но ровно в час начнется сбор совета дружины, а я обещала прийти. Когда я подхожу к школе, меня обгоняет парнишка в ушанке. Он мчится, как реактивный самолет, со свистом разрезая воздух.

И когда я вхожу в комнату, где заседает совет пионерской дружины одной из челябинских школ, он сидит среди других ребят, уже без ушанки, конечно, в школьной форме и в тщательно выглаженном пионерском галстуке.

— Ну вот, мы все в сборе, — говорит старшая вожатая. — Предоставим слово для отчета председателю совета отряда седьмого класса.

Встает худенькая, аккуратная девочка в очках и говорит:

— Мы провели вечер музыки и шахматно-шашечный турнир.

— А какая у вас дисциплина? — спрашивает вожатая.

— Плохая.

— Чем объяснить?

Молчание.

Встает другая аккуратная девочка, только без очков, и спрашивает:

— А что было предпринято, чтоб повысить успеваемость?

— Мы поговорили с некоторыми — не помогло.

— А какие меры были приняты к нарушителям дисциплины?

— Мы им сколько раз говорили и в «Колючке» продергивали.

— Надо говорить «писали», а не «продергивали», — поправляет вожатая. — Послушаем отчет пятого класса.

Встает мой курносый знакомый и бойко сообщает, что в пионерском отряде пятого класса провели шахматно-шашечный турнир.

— А какая работа ведется в звеньях?

— Готовится монтаж, но только ребята не остаются на репетиции. Не хотят, — угасая, отвечает мальчик.

— А план вы составили?

— Да.

— А вы его выполняете?

— Нет.

Нипочем не поверила бы, что это он вопил, спорил, мечтал о щенке. Да разве он может мечтать! Вон у него в глазах какая тусклая, привычная скука!

Вслед за ним встает председатель совета отряда четвертого класса, вихрастый мальчик. Он бойко и весело сообщает:

— Мы хотели провести шахматно-шашечный турнир, да все никак не соберемся. «Колючку» выпустили, да никак не повесим. Лежит себе в шкафу, и дело с концом. Иванов нарушает дисциплину, а когда мы всем звеном хотели пойти к нему на дом, он сказал вроде того, что не ходите, а то всех вас отлупим. Мы и не пошли.

Мальчик садится на место. Встают еще дети и рассказывают о том, что у них много нарушителей дисциплины и много неуспевающих. Потом старшая вожатая — совсем молоденькая и тоже похожая на аккуратную, исполнительную школьницу — подводит итоги:

— Как видите, плохое впечатление осталось от отчетов. В чем причина?

— Причина в том, что неинтересно, — говорит вихрастый — он, как видно, еще не утерял чувства юмора.

— Верно, — подтверждает вожатая, — неинтересно. А почему бы не сделать так, чтобы было интересно? Почему бы не провести викторину? Почему бы не посмотреть диафильм? Есть очень много интересных мероприятий, а вы их не используете. Если на переменах будете проводить игры, дисциплина улучшится. Вот, например, на большой перемене можно устроить конкурс на лучшего отгадчика загадок — и хулиганству не будет места.

— Ну да, станет Иванов отгадывать загадки, делать ему нечего, — говорит вполголоса кто-то позади меня.

— А кто это Иванов? — спрашиваю я.

— А такой… Лупит всех.

…На совете дружины сидел актив, то есть послушные, дисциплинированные дети, и поэтому они сидели смирно, чинно. Один зевал, другой тоскливо перекладывал ручки и карандаши в своем пенале. Все томились, но никто не шумел. Скука нависла над этим сбором, чинная, беспросветная скука. Она была осязаема, ее можно было пощупать — такая она была плотная, тяжелая, непробиваемая.

В городке Катав-Ивановске Челябинской области пионервожатая Нина Владимировна рассказала мне о сборах отрядов в своей дружине. Там тоже был сбор, на котором загадывали и разгадывали загадки… Сбор, на котором устроили шашечный турнир… Сбор, на котором поставили доклад об учебе и пьеску о вежливости… И наконец, сбор, на котором пионеры соревновались: кто скорее почистит зубы и вымоет руки.

Неужто ребята двенадцати — четырнадцати лет придумают такое? Да никогда в жизни! И, право же, не надо обладать особой проницательностью, чтобы понять, что все эти «развлекательные мероприятия» выдумали не дети, а заботливые взрослые.

Очень часто жизнь пионерского отряда состоит из нескончаемых заседаний, изредка перемежаемых шашечным турниром, художественной самодеятельностью или конкурсом на лучшую елочную игрушку. Но даже если допустить, что все сборы очень хороши и очень увлекательны, то все же никак нельзя примириться с тем, что пионерская работа превращается в цепь сборов, хотя бы и очень интересных. Ребятам нужно действие — благородное, по-настоящему полезное, им нужно сознательно и с толком приложить свои силы. Пусть они что-то делают, видят плоды своего труда. Пусть почувствуют, что в меру своих сил приносят окружающим пользу.

Это хорошо понимал Гайдар. Его «Тимур» не только прекрасное художественное произведение, но и умная, педагогически глубокая книга. И хоть говорят, «кто старое помянет, тому глаз вон», невольно вспоминается: вскоре после того, как вышла в свет книга Гайдара, стали поговаривать, что тимуровские команды «подменяют пионерскую организацию». Книга, влившая в работу пионеров свежую струю, едва не была осуждена потому, что это новое не укладывалось в привычную схему, в привычное представление о том, как эта работа должна идти. Во время войны Тимур совершил поистине победное шествие по стране. Для споров не оставалось места — жизнь показала, как глубока и действенна мысль Гайдара. Тимуровцы помогали и семье погибшего воина, и в госпитале, у постели раненого бойца — повсюду.

И сегодня в планах пионерских «мероприятий» вы непременно найдете пункт о тимуровской работе. Но, думается, из мысли Гайдара вынуто главное, она обескровлена, она увяла. Гайдар знал ребят и знал, что такое для тринадцатилетнего подростка игра, романтика, тайна. Мы же об этом забываем. Мы воображаем, что можно насытить голову и сердце подростка длинными заседаниями и пьеской о вежливости. Мальчишки покупают щенка и уже видят, как этот пес ловит преступника, охраняет границу, вытаскивает детей из огня, спасает людей в снегах, а этим мальчишкам говорят: давайте поставим пьеску о вежливости или устроим конкурс, кто скорее вымоет руки. С веселой, увлекательной и благородной игрой, которую придумал Гайдар, сделали самое плохое и непоправимое, что можно было сделать, — ее лишили таинственности, она стала такой же отлакированной, парадной, как торжественные сборы и заседания.

Представьте себе гайдаровского Тимура, который говорит на собрании: «За отчетный период мы охватили вниманием целый ряд старушек…» Нет, этого вообразить себе нельзя. А теперь активисты-тимуровцы пышно отчитываются в своей работе на пионерских сборах, им выносят благодарности, о них пишут в газетах.