друг о друга. На другой стороне поляны – изящные женщины в сияющих одеяниях безмятежно скользят мимо закутанной в плащ фигуры, хотя я замечаю, как некоторые из них украдкой оборачиваются на него. Не могу их винить за это: у меня дрожь пробегает по телу от желтых глаз и тьмы, скрытых за капюшоном.
Я знаю, что должна быть напугана, но замираю с нескрываемым восхищением. Цветы усеивают землю вокруг меня, они сияют под чересчур ярким мерцанием полумесяца. Я наклоняюсь, чтобы дотронуться до одного из них, и мои пальцы окрашиваются в серебряный цвет.
Келлан пробирается сквозь толпу ко мне, его руки широко раскрыты в знак приветствия. Его свободные руки.
У меня перехватывает дыхание.
– Где Делия? – «Светила небесные, не могла же я потерять ее». Хочется пнуть себя. Мне нельзя терять бдительность, если мы собираемся выбраться отсюда.
Он небрежно машет рукой в сторону компании нимф, среди которых стоит Делия. Сапфировые изящные пальцы скользят по голове Делии и вплетают соцветия в ее волосы. Делия закрывает глаза, отдаваясь на волю прикосновениям.
– Успокойся, полукровка. Все с ней хорошо.
Я моргаю, все мое нутро скручивает тугим узлом от беспокойства, услышав «полукровка».
– Как ты меня назвал?
Улыбка у него пренебрежительная и обезоруживающая. Должно быть, я ослышалась.
– Не пропусти главное событие вечера, милая Фэйлинн. – Он указывает на середину поляны, где открылась завеса, на зияющую дыру в земле.
В лунном свете едва ли заметны очертания первых ступеней, ведущих вниз. Даже на расстоянии я чувствую зов какой-то первобытной магии, взывающей ко мне из темноты. Мне приходится встряхнуться, чтобы не шагнуть навстречу.
Я вот-вот расхохочусь; из груди вырывается смешок, в котором нет ни намека на веселье, когда оборачиваюсь к Келлану. Он же это не серьезно. Пересечь завесу – это одно, а вот спуститься под землю – совершенно другое. Только Келлан уже исчез, проскользнул обратно в толпу, настолько плотную, что я быстро теряю его из виду.
Плевать. С меня… хватит. Я насмотрелась на невиданных существ, увидела растительность, источающую магию. Я должна вытащить нас отсюда, пока все не зашло слишком далеко. Сатир пристально смотрит в мою сторону, и я вздрагиваю. «Пора домой, Делия».
Вновь сканирую толпу, выискивая ее, но компания нимф, заплетающих волосы Делии, ушла. И, пока я судорожно оглядываюсь по сторонам, часть меня знает, куда они ее увели. К той темной дыре в открытом поле, пульсирующей магией, призывающей меня с простым намерением: «Приди, приди, приди».
Я делаю шаг вперед, не успев обдумать эту мысль. Я не могу бросить Делию, но… Я выравниваю дыхание и еще раз осматриваюсь вокруг, оценивая обстановку. Сатир так и не отвел взгляд от меня, его глаза пугающе черны в сиянии блуждающих огоньков. Но его лицо безмятежно и показывает эмоций не больше, чем камень. Не знаю, представляет ли он из себя угрозу, но на всякий случай запоминаю его. К счастью, никому больше нет до меня дела. Я просто еще одна смертная, очередной человек в их нечеловеческом мире. Если верить историям, к подобному зрелищу они уже привыкли.
Историям. О пропавших смертных, которые ушли навсегда или которых выплюнули обратно в мир, где им больше не место. Во мне просыпается решимость. Я не позволю Делии или себе стать следующим подменышем – следующей похищенной девушкой.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не побежать. Некоторые существа здесь с радостью бросятся в погоню. Я думаю о матери, чтобы сохранить контроль над собой, ее голос следует за мной, отдается эхом с каждым шагом, пока я пробираюсь в темноте.
Будьте вежливы. Не лгите. Не обещайте того, чего не сможете дать. Они заставят ответить за свои слова.
Ничего не дается бесплатно. Не благодарите. Иначе признаете, что за вами должок.
Фейри жестоки в своих играх. Прячьте свое сердце поглубже.
Не следуйте за музыкой. Не танцуйте. Начнете и уже не сможете остановиться.
Я упорно цепляюсь за последнее наставление, пока музыка клубится вокруг моих лодыжек – дикая, беспощадная, настойчивая, – побуждая меня шагать в два раза быстрее. Различаю скрипку и барабаны, но пробиваются и другие инструменты, которые я не признала бы, даже будь они передо мной. Их звучание древнее. Первобытное.
Народец спускается вместе со мной по ступенькам, но никто из них не двигается настолько осторожно. Рогатое существо с нездорово-зеленой кожей пихает меня локтем, когда он и четыре нимфы проскальзывают мимо, как будто музыка влияет и на них, манит их так же, как пытается завлечь меня. Звук наших шагов, цокающих по каменной поверхности, резонирует сквозь музыку. Земля возвышается над моей головой, но лестница продолжает уводить все дальше в темноту. Множество блуждающих огней порхают сверху и снизу, отбрасывая слабое свечение на выточенный временем камень. Вниз, вниз, вниз. Лестница сужается и меняет направление, погружая меня под землю. Я уже так глубоко, что совсем не чувствую летней жары. Капли пота подсохли, оставляя после себя леденящую прохладу. У меня болят мышцы – крутой спуск дает о себе знать.
Наконец мерцание впереди меня становится интенсивнее, пульсирует яркими красками, в отличие от огней, тянущихся вдоль лестницы. Музыка повторяет их каденции, или, может, огни соответствуют музыке. Я не уверена. Но во всем этом чувствуется устойчивый, требовательный ритм. Чем громче он становится, тем сильнее мой собственный пульс подчиняется этому такту. На последней ступеньке я отхожу в сторону, прижимаясь к проему на входе в огромную подземную пещеру – природный грот, заполненный Народцем. Пространство вокруг выложено грубо отесанными серыми и белыми камнями. Сталактиты свисают сверху, словно капли воска со свечей, горевших чрезмерно долго. Огни растворяются где-то высоко в непроглядной тьме.
Народца тут гораздо больше, чем на поверхности. Девы с цветами, вплетенными во влажные волосы, и острыми, как иглы, зубами; сатиры, хитро взирающие на всех и протягивающие руки; смуглые домашние духи, чьи мягкие и печальные голоса поют для себя и каждого, кто осмелится слушать. И я не понимаю почему, но мое сердце подпевает, словно последний фрагмент головоломки встал на свое место. Никогда не думала, что смогу когда-нибудь отыскать его, и обнаружив, не знаю, как жила без него раньше.
Они существуют. Все они восхитительно реальны, двигаются под раскачивающимися ветвями; фиолетовые, синие и зеленые огни сверкают над ними, когда они кружатся в танце и…
И они прерывают свое веселье, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.
Внимание волшебного Народца – это нечто невообразимое. Они, не мигая, смотрят, и в их проницательных глазах столько знаний, что мне становится не по себе. Пока сквозь толпу до меня не доносится до боли знакомый голос.
– Фэйлинн, любовь моя! – Голос Келлана словно становится неким стимулом, разрушая повисшее напряжение, и фейри вновь пускаются в пляс. Я дрожу и тяжело вздыхаю,