Читать интересную книгу Медная луна - Сергей Синякин

Довелось и розмыслу с этим китайцем поручкаться.

Китаец был смышленым, по-русски неплохо говорил, только постоянно в слова ни к селу, ни к городу мягкие знаки вставлял и обожал уменьшительные суффиксы, отчего всегда казалось, что говорит он не со взрослыми людьми, а с малолетними несмышленышами.

Звали китайца Жо Бень, так что и сомневаться не стоило, как его в народе прозвали. Да и то сказать - в наличии имелось, впечатляло и соответствовало!

- А что, Жо, - ровно бы шутя сказал как-то Серьга. - Если все твои шутихи собрать да одновременно под троном специальным запалить, то и человека в небо поднять можно?

Китаец прищурился, хоть и казалось, что невозможно это для болванчика узкоглазого. Носик у него был маленький, глазок совсем не стало, отчего напоминало лицо китайца желтый блин, испеченный на масленицу.

- Тысячи лет назад, - наставительно сказал китаец, - в эпоху Мин во времена под девизом «Беспокойное сердце нуждается в крыльях» в провинции Хун жил мудрый человек, звали которого Дай Нам Лун. И вот однажды, имя ль тому было виной или другие причины, которых мы по своему невежеству понять не можем, решил он, что Луна не так уж и далеко и надо ему применить свою мудрость и оседлать медный серп, став, таким образом, выше всех иных мудрецов и правителей земных. Изготовил он специальный трон, под которым в специальном порядке были привязаны ракеты для праздничного украшения неба. И в назначенное время, а мудрец на него потратил не один день своих вычислений, сел он на трон и специальным факелом, укрепленным на тонком стержне из нефрита, принялся поджигать ракеты. И действительно, благословили его Небеса, дали ему мощь и невидимые крылья, благодаря которым Дай Нам Лун поднялся в небо и скоро исчез в сверкающей высоте. Завистливые чиновники объявили его мужественный поступок преступлением против управления государством и ждали возвращения мудреца, чтобы совершить над ним несправедливую казнь. Но напрасно они ждали… - китаец устало прикрыл ладонью узкие щелочки черных глаз.

- Так он что, инно с Луны не вернулся? - нетерпеливо прервал молчание розмысл.

- Нет, - сказал китаец. - Он вернулся. Дай Нам Луна нашли в соседней провинции, тело его было страшно разбито, голова имела повреждения темени, и это заставляло предположить, что он долетел до медного серпа, но по неосторожности ударился об него головой, потерял сознание, а с ним и способность к дальнейшим рассудительным действиям. С тех пор никто и никогда не повторял этого безумного поступка, быть может, еще и потому, что чиновники объявили такие полеты преступлением, заслуживающим смерти.

Потом он угощал розмысла рисовым напитком маотай, а розмысл в свою очередь угостил желтолицего китайца хлебным вином, глаза у Жо Беня стали совсем уже узкими, начал он уговаривать нового русского друга даже не пытаться пойти по гибельному пути Дай Нам Луна, а потом они вышли из терема, в котором проживал Жо Бень, смотрели в небеса, усеянные звездами, разглядывали полную смешливую луну, которая, по мнению китайца, была похожа на русскую женщину, в то время как розмысл полагал, что она вылитая китаянка, потом попытались спеть на китайском языке народную песню чайной страны «Алеет восток», но через некоторое время набежали ночные стражники, которым показалось, что у терема грабят и режут кого-то.

Искали татя, а нашли двух буслаев, смешавших хлебное вино с рисовым маотаем, а оттого не вязавших лыка.

Что и говорить, вечер удался. Так, по крайней мере, считали русский розмысл и китайский мудрец.

Между тем огненный змей обретал форму.

Грозно смотрелся огненный змей - шесть раструбов, уже готовых изрыгнуть пламя полированным зерцалом внутренней поверхности, отражали, искажая, лица розмысла и его верного помощника Янгеля. В верхней части змея был устроен алембик, который прикрывал медный шар размером с горшок для хранения зерна, припасенного на зиму. Медные пластины, из которых состоял шар, были так искусно подогнаны друг к другу, что даже самый взыскательный и наблюдательный взгляд не смог бы заметить швов. Внутри находилось хитроумное устройство, состоящее из десятка хрустально и чисто звонящих колокольчиков. По замыслу создателей хитроумная раскручивающаяся пружина должна была заставить колокольчики через некоторые промежутки времени оживать и вызванивать мелодию «Могучею Русью я в небо запущен».

- Лепота! - восторгался Янгель. - Грозен, велик, красив!

- Отстань, бубнилка, - отбивался розмысл. - Дай в тишине посидеть, подумать немного. Представить боязно, что оплошаем.

- Полетит, - кричал Янгель. - Не может не полететь! - и вворачивал в разговор уже полузабытые им самим немецкие ругательства. - Не вздыхай, майн Готт, змей себя проявит в нужный час.

Иногда, как допущенный к государевым тайнам, в амбаре появлялся бранник Добрыня, задумчиво ковырял нос змея, окрашенный кармином, ковырял желтым ногтем краску, и доброе толстогубое лицо его становилось строгим и мечтательным.

- Так, говоришь, пробовали китайцы? Дунь в Лун, говоришь? - спрашивал он, перевирая безбожно имя летавшего в небо мудреца. - Умные люди китайцы, мне нянька ихние сказки рассказывала. Как сейчас помню, у них тоже огнедышащие змеи были, только их в Китае драконами называли. Я еще подумал тогда - откуда?

Жидовин закончил свои вычисления.

- Хрустальный купол не повредим? - озабоченно поинтересовался розмысл.

- Нет там никакого хрустального купола, - неохотно сказал жидо-вин. - Ты на горизонт смотрел?

- И не раз, - признался розмысл. - Особенно на закате.

- Это без разницы, - поморщился жидовин. - На каком расстоянии от тебя горизонт?

- Верст шесть-семь, - прикинул розмысл.

- Ну, пройдешь ты эти семь верст, - терпеливо продолжал жидо-вин. - А горизонт на каком от тебя расстоянии?

- На те же семь верст.

- И так всегда, - сказал жидовин. - Сколько бы ты ни шел, горизонт к тебе не приближается. А что из этого следует?

- Изгиб! - догадался Серьга.

- Правильно, - удивился жидовин и особо уважительным глазом глянул на собеседника. - Означает это, что Земля наша круглая, и свод небес тоже круглый, и находится он в двухстах верстах от землицы. А потому и луну нашу рукотворную мы запустим, и будет она крутиться между хрустальным сводом и землей до тех пор, пока сама силу полета не потеряет.

- А что тогда?

- Тогда она просто упадет на землю. Может, пришибет кого-нито при падении. Другого греха не вижу!

- Скажешь тоже, - недоверчиво промолвил розмысл. - Сказал бы, мол, квадратная, я бы поверил. Но круглая!

Он попытался представить круглую Землю и не смог. С детства учили - плоская она, как поднос, лежит на трех китах, а сверху хрустальным куполом накрыта. А киты в Первичном океане плещутся. Хотя, если вдуматься, океан тоже на чем-то плескаться должен.

- Слушай, - попытался он найти трещинку в сказанном жидови-ном. - А как же люди?

- Какие?

- Те, которые внизу на шаре стоят. Они же падать должны или на головах ходить.

- Глупости, - сказал жидовин и брыли свои недовольно развесил. - В центре Земли есть шар железный, все к себе притягивает, оттого повсюду все нормально ходят, свой постоянный вес имеют.

Умно он говорил! Вот таких в иных землях на кострах и жгут за дерзостные и богопротивные речи! Некоторым для таких безумных речей обязательно надо болотные поганки жрать, чтобы разум помутился и невозможное видел, а жидовину и грибков не требовалось - с рождения безумным, наверное, был.

- Значит, можно пускать медную луну в небеса? - переспросил розмысл.

- Не можно, а нужно, - сказал жидовин. - Наука от сего запуска много новых знаний поимеет.

6.

Кому на Руси жить вольготно и хорошо?

Вот, говорят, скомороху хорошо живется, оттого он пляшет и на дудах дудит день-деньской. Нет, братцы мои, может, скоморох иной раз и пьет мед-пиво да брагу пенную, но живется ему несладко. Потому и пляшет, потому и поет, потому и на дуде день-деньской играет. А не станет он этого делать, кто же из людей скажет, что он скоморох? Кто хоть полугрошик заплатит? Людская память забывчива - сегодня в ладоши хлопают, завтра в упор не видят. Вот и приходится скомороху изгаляться, скандалы разные в обществе закатывать, а все ради одного - надо ему, чтобы помнили. Нет, плохо на белом свете живется скомороху, вся жизнь его на людской ладони, открыта каждому жадному взгляду, покоя ни за какие деньги не купишь.

И князю плохо живется.

Все ему кажется, что извести его хотят или власти лишить. Если суп соленый, то не травленный ли? Если брага горчит, не сок ли цикуты в нее добавлен? Если близкие тебе улыбаются, уж не собрались ли они тебя заколоть в полуденный сон после обильной трапезы? Так и следи, о чем воеводы говорят, уж не мятеж ли сговариваются учинить? Нет, не хорошо живется князю! Ближних своих опасайся, бояр за пищик держи, воевод рыком повелительным по стойке «смирно» ставь, а ночью проснешься, шум голосов услышишь, и поэтом тебя обольет - что там, не мятеж ли?