Ведь – ее нет.
М_а_р_и_и___з_д_е_с_ь___н_е_т.
Этот мир делает вид, что она не существует, и притворяется историей типа «жили долго и счастливо». Может, так бы все и закончилось, если бы она не принесла «шкатулки» в нашу жизнь. Может, корень зла – «О» и ее «Ущербное блаженство».
Мария ранила нас, притащив эти аномалии, эти «шкатулки» в нашу жизнь.
Однако –
– Мне плевать.
Я живу только ради Марии.
– Кадзу-кун? Что случилось?
Ситуация напоминает ту, что была в «Комнате отмены», но я уверен, что на этот раз Моги-сан невиновна. И тем не менее это больше, чем просто совпадение. Скорее всего, на психике Марии сказалось то время, которое она провела в мире повторов, и поэтому «Ущербное блаженство» приняло форму, напоминающую «Комнату отмены».
Его сила в том, чтобы заставить счастье длиться вечно, но по сути своей это счастье фальшивое и длится всего один день.
Похоже, «О» решила пришпилить меня к этому миру и таким образом загнать в угол.
Как только я приму это счастье – как только приму, что здесь нет Марии, – я проиграю «О» и останусь в ловушке этого мира навсегда.
А значит, у меня для Моги-сан есть лишь один ответ. Ведь у наших отношений нет завтра.
– …П_о_ж_а_л_у_й_с_т_а,___п_о_д_о_ж_д_и___д_о___з_а_в_т_р_а, – через силу произношу я и бегу прочь.
– К-Кадзу-кун?!.
Не обращая внимания на ее крики, я вбегаю в школьное здание и мчусь наверх, прыгая через ступеньки. Поднявшись на самый верх, распахиваю дверь на крышу и вижу перед собой закат.
– Ххааа… ххааа… ххааа…
Чтобы сражаться с этим миром повторов, я должен как-то сохранить память. В «Комнате отмены» мне это удавалось, когда я переживал что-то травмирующее, например смотрел, как Марию или Моги-сан сбивает грузовик.
Четкого доказательства у меня нет, но я уверен, что и здесь могу добиться этого эффекта подобным образом. К тому моменту, когда я решил бежать на крышу, у меня уже родился план.
Я спрыгну с крыши!
Я со всех ног бегу к ограде, чтобы не думать о предстоящем падении.
Бросаюсь на ограду и лезу по ней. И вот я уже на самом верху.
– …Ах…
Я вижу землю далеко внизу.
…О нее я расплющусь.
Внезапно меня охватывает страх. Ноги застывают. Мозг тут же успокаивается и начинает изобретать оправдания. Самоубийство – это полный идиотизм! Возвращайся к Моги-сан и прими ее признание. Вовсе незачем быть верным одной лишь Марии. Почему бы не принять мир, где счастливы все, кроме Марии? Подумай как следует не прыгай не умирай не думай забудь ее забудь ее забудь ее –
– За… ткниииииииииииииись!
Я отталкиваюсь от ограды и ныряю в багровое небо.
Воображай. Воображай, что прорываешься через этот мир.
На долю секунды по этому предположительно идеальному миру пробегает трещина. Чернота, которую я успеваю заметить за трещиной, доказывает, что я прав – этот мир фальшивый.
Однако это продолжается лишь миг.
Чернота исчезает, и я вверх тормашками лечу к земле.
Моя голова безжалостно бьется о твердую землю.
Удар.
Я слышу, как мой череп раскалывается, как его содержимое сплющивается, и мое сознание…
13189-й раз
…переносится.
Я лежу вовсе не среди собственных мозгов, а на полу нашего класса. Мои одноклассники заняты подготовкой к фестивалю.
Я сажусь и кладу на пол флейту, которая у меня в руке.
– Аа, гх…
От того, что я увидел перед самой смертью, мое сердце колотится как сумасшедшее. Я весь в холодном поту. Меня дико тошнит.
Определенно я не хочу еще раз пройти через это… но, возможно, у меня не будет выбора.
Ведь это –
– Сработало.
Мне удалось сохранить память – минимальное требование, чтобы бороться со «шкатулкой». Если бы не это, я провел бы весь день, получая удовольствие. Стал бы еще одной шестеренкой в этом бессмысленном мире.
Чтобы этого избежать, я должен совершить псевдосамоубийство.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и опираюсь локтями о накрытый скатертью стол.
Когда-то давно меня поймала «О». Не помню, когда именно, но очень давно. Мое воспоминание того времени потускнело и кажется мне каким-то не своим, будто я фильм смотрю. Я уже очень долго повторяю этот день, день школьного фестиваля, пойманный в иллюзию счастья.
Понятия не имею, сколько повторов уже прошло. Эта информация у меня была в «Комнате отмены», но только потому, что там Мария вела счет.
Может, я прожил этот день уже больше десяти тысяч раз. Может, я уже становлюсь частью этого мира. Не знаю и не могу определить.
Я забыл, какие ощущения бывают от реального мира, и не могу отличить этот мир от реального. То, что я все же понял правду, граничит с чудом.
Если я не смогу сохранять память, мои сомнения насчет этого мира рано или поздно испарятся полностью. И тогда этот фестиваль счастья будет прокручиваться десять тысяч раз, миллион раз, десять миллиардов раз.
Он будет повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и проглотит меня, как старую жвачку, потерявшую уже весь вкус.
…Чем это отличается от смерти?
– Уу, а…
Страх.
Страх потерять цель, страх того, что весь смысл моей жизни будет замазан.
Но и этот страх рано или поздно исчезнет.
– Гх!..
Подстегиваемый страхом, я вылетаю из класса.
Коконе вслед что-то кричит, но мне плевать. Я должен положить конец этому повторяющемуся миру.
Сбежать из школы, сбежать от атмосферы праздника достаточно легко, но я быстро останавливаюсь.
Я не знаю, куда идти. Честно говоря, у меня нет ничего, что хоть отдаленно напоминало бы зацепку.
В «Комнате отмены» наша цель была – найти «владельца». Но сейчас «владельца» нет в принципе. В лучшем случае можно сказать, что «владелец» – сама Мария, раз уж меня поглотила «О», составная часть «Ущербного блаженства».
А Марии в этом мире нет. Ее невозможно найти.
– Но…
Этот мир связан с Марией, значит, где-то может быть какая-то подсказка.
– Я должен найти хоть кусочек Марии!
Если мне удастся, уверен, это поможет мне найти решение.
Я бегал по всему городу. Первой моей целью была квартира Марии, но она оказалась пуста, как и в реальном мире. Естественно, ни следа мятного аромата. Тщательно обыскав комнату и убедившись, что ничего интересного тут нет, я решил пробежаться по всем местам, где мы бывали с Марией вместе.
Я побывал в парке, в игровом центре, в караоке-баре, в универмаге, в больнице, в парке аттракционов, во всех ресторанах и кафешках, где мы ели, – но не нашел даже намека на Марию.
В этом мире не было ни следа такого существа.
Пока я безуспешно носился по городу, время летело, и совсем скоро небо вновь начало багроветь.
Я должен сохранить память, а время, когда я спрыгнул с крыши в прошлом повторе, уже приближается. Я должен снова совершить псевдосамоубийство.
Я не знаю точного времени, когда повтор завершается. После времени моего предыдущего самоубийства моя память может быть стерта в любую секунду.
Я должен прыгнуть раньше!
Нет нужды говорить, что против воли прыгать насмерть – совершенно аномально и очень страшно.
Но у меня нет другого выхода.
Вообще говоря, не обязательно именно прыгать с крыши, и не обязательно умирать в том же месте, где и в прошлый раз; однако ноги сами несут меня на крышу моей школы.
Я вхожу в ворота и направляюсь к школьному зданию. Внезапно меня останавливает знакомый голос.
– Хосии!
Это Харуаки. Он подходит ко мне с насупленными бровями, толкая перед собой инвалидную коляску.
– Куда ты делся, Хосии?! Ты сегодня должен был заниматься Касуми, забыл, что ли?! Ты ведь этого ждал так же сильно, как она?! Почему, какого черта?..
Он имеет полное право злиться на меня.
– Все, все в порядке, Харуаки-кун… наверняка у Кадзу-куна есть причина! – защищает меня Моги-сан.
Ее слова добры, но сама она не может скрыть разочарования.
…Моги-сан… я бы с прегромадным удовольствием отключил мозг и наслаждался фестивалем вместе с тобой. Я бы с прегромадным удовольствием смотрел на твою улыбку, стоя рядом… но я не могу!
Я не должен придерживаться «роли», которую всучил мне этот мир. Если я поддамся этому искушению, то застряну здесь навсегда.
Подавляя чувства, я спрашиваю:
– Вы знаете Марию? Марию Отонаси?
– …Ты думаешь, сейчас самое время для вопросов, Хосии?.. Кто, блин, она такая? – зло спрашивает Харуаки.
– Она имеет какое-то отношение к тому, что ты пропал?
Как я и боялся, оба они ничего не знают про Марию.