Читать интересную книгу Кукловод - Сергей Шхиян

— Благодетель? — опять повторил я за ним. — Это, в каком же смысле?

— Вы Марью Ивановну с того света, можно сказать, вернули, и вам я обязан тем, что на земле живу!

Это оказалось для меня слишком круто. Конечно, приятно, быть «благодетелем», но не до такой же степени!

— И зовут вас?

— Николаем Николаевичем Урусовым, — четко выговаривая слога, как будто говорил с ребенком или глухим, сказал он, — теперь вспомнили?

Я отрицательно покачал головой.

— Простите, ничего не помню.

— Знаете что, голубчик, я вас теперь непременно к себе отвезу. Вам в таком состоянии ни в какую Калугу ехать нельзя, поживете у нас, оправитесь, тогда и езжайте куда пожелаете!

— Ну, если только представиться Марье Ивановне, — сказал я, — если вас мое присутствие не затруднит…

— Михеев, — крикнул Урусов лакею на запятках, — помоги барину сесть в карету!

— Слушаюсь, ваше сиятельство! — гаркнул тот.

Михеев, мордатый парень с морозным румянцем во всю щеку, лихо соскочил с задка кареты и помог мне снять мушкетон и со спины солдатский ранец. Николай Николаевич подставил под локоть руку и почти насильно впихнул в карету.

Я, впрочем, не сопротивлялся. Делать мне в Калуге было совершенно нечего, к тому же очень заинтересовал двойник и полный тезка. Вариантов кто он такой и откуда мог взяться, было несколько, один другого фантастичнее и с этим стоило разобраться. Не каждый день можно встретить такой феномен.

Урусов между тем, сел в экипаж, лакей захлопнул за ним дверцу и тот тотчас же тронулся. Карета была довольно вместительная, с двумя мягкими диванами друг против друга. Мы с Николаем Николаевичем оказались лицом к лицу. Было ему по виду, лет пятьдесят, возраст в это время вполне почтенный, но держался он бодро, был оживлен и никак не походил на старика. Мое «плачевное» состояние и потеря памяти, его огорчали, но он старался не подать вида, что считает меня «не в себе», однако от вопроса о Наполеоне не удержался.

— Вы действительно видели этого изверга? — спросил он, едва мы расположились в карете.

— Видел, — подтвердил я. — Правда, мельком.

— Как же вы так сподобились? — с непонятной завистью спросил он.

— Совершенно случайно, и безо всякого труда, — ответил я. — Сержант, с которым мы вас отбили у мародеров, оказался знакомым пасынка Наполеона принца Богарне. Когда мы с принцем столкнулись на дороге, он рассказал как я его лечил от пулевого ранения. Богарне этим заинтересовался, и приказал привести меня к себе в штаб. Не успели мы с ним поговорить, как приехал Наполеон. Вот собственно и вся встреча.

— И о чем они говорили? — живо спросил Урусов.

— Не знаю, нам сразу приказали выйти, так что Бонапарта я видел меньше минуты.

— Мне бы его встретить! — мечтательно сказал князь. — Уж я бы…

— Думаю, у вас бы ничего не получилось, — поняв его недосказанную фразу, ответил я, — только что смогли бы красиво погибнуть.

— А если бы вы к нему подошли и пронзили ему сердце кинжалом?! — взволнованно вскричал Николай Николаевич.

— Меня бы до этого успели порубить в капусту. Там было больше десяти боевых офицеров!

— М-да, пожалуй, — согласился он, думаю, только для того чтобы мне не нужно было упрекать себя в трусости. — И как вам показался изверг?

— Усталым и простуженным. А так человек как человек, ничего особенного. Рогов я у него не заметил.

— Это надо же, — не слушая, посетовал Урусов, — по воле одного человека, столько напрасных жертв! Сгорела Москва, тысячи и тысячи погибших!

Такая пацифистская оценка бойни, которую развязал Бонапарт, военизированного ополченца меня, удивила. Обычно чем больше вождь отправит на тот свет людей, тем выше его статус. Мы помолчали, отдавая дань памяти погибшим в этой бессмысленной и кровопролитной войне.

— Расскажите, пожалуйста, что вы знаете обо мне? — попросил я. — Когда мы с вами встречались, и что я такого сделал?

— Алексей Григорьевич, вы, правда, не шутите? У меня такое чувство, что вы надо мной труните.

— Господь с вами, Николай Николаевич, — так же церемонно-вежливо ответил я, — это правда, я совсем вам не помню. У меня после ранения выпали из памяти целые куски прошлой жизни.

— Пожалуй, что расскажу, но если вы меня разыгрываете, то Бог вам судья. На посмешище выставите старика!

Я развел руками, ударил кулаком в грудь, всем видом показывая, что чист перед ним и он начал:

— Познакомились мы нынешним летом, в нашем имении Услады. Марья Ивановна смертельно захворала, а докторов так хороших не нашлось. Послали за доктором в Москву, да ведь пока туда, пока сюда. Вот тут-то и свела нас одна прелестная дама Анна Сергеевна Присыпко…

— Не может быть! А где эти ваши Услады? — воскликнул я, начиная понимать, что все как-то связывается, эту даму, жену престарелого генерала я хорошо знал в 1799 году.

— В Троицком уезде, Т-й губернии, — ответил он.

— И что было дальше? — уже с нетерпением, спросил я.

— Анна Сергеевна вас привезла из Троицка, и вы чудодейственно вылечили супругу. Так мы познакомились. А позже вы приезжали к нам с визитом со своим родственником Антоном Ивановичем и его милой женой.

— Антоном Ивановичем, — повторил я за ним почти с ужасом, — тоже, как и я Крыловым?

— Да, Крыловым. Вы его тоже забыли?

Забыл ли я Антона Ивановича, первого человека, с которым встретился, впервые попав в прошлое! К тому же своего прямого предка?! Конечно, я его не забыл и собирался, как только удастся навестить. Однако в этот момент меня волновали не родственные связи, а нечто другое. Если я каким-то образом летом двенадцатого года был у Крылова, то вполне может статься, что я и сейчас нахожусь где-то поблизости и, не равен час, встречу сам себя! И даже примерно не представляю, чем такая встреча может кончиться. Не в смысле, налаживания отношений с самим собой, а того, как поведут себя время и материя. Не может же, в самом деле, человек пребывать в одном времени в двойной ипостаси!

— Я знаю Антона Ивановича, мы с ним близкие родственники, — ответил я, на вопросительный взгляд князя. — Но то, что этим летом был у него в имении, совершенно забыл. Как он, кстати, поживает?

— Здоров, да я его встретил несколько дней назад. Он в действующей армии, служит, кажется, во втором корпусе и командует егерями.

То, что предок жив и не убит под Бородино, меня обрадовало. Я его предупреждал еще тринадцать лет назад, что в двенадцатом году будет большая война, и уговаривал не лезть в пекло. Он конечно не послушался.

— Вы что-то говорили о спасении Марьи Ивановны? — напомнил я.

— Да, да конечно, вы ее спасли от неминуемой смерти, а меня от горького вдовства. У нее были страшные боли, она даже исповедовалась и причастилась, а вы ее, вдруг, вылечили!

Теперь мне стала понятна радость Урусова при нашей встрече.

— Неужели вы и этого не помните?

Я опять отрицательно покачал головой.

— Может быть, когда вы с ней встретитесь, у вас пройдет беспамятство. Моя Марья Ивановна такая замечательная женщина, что я и описать не могу. Красавица, умница, прекрасная мать. Мы с ней уже без малого четверть века вместе и ни разу не поссорились!

Далее Николай Николаевич говорил исключительно о своей супруге, и мне стоило немалого труда, чтобы не задремать. Давала о себе знать бессонная ночь, и расслабляло мягкое усыпляющее покачивание рессорного экипажа. Однако я сумел устоять, и чтобы не обидеть равнодушием любящего мужа, мужественно испил эту чашу до дна.

Глава 3

До имения Урусовых мы добрались меньше чем за два часа. Поместье оказалось богатым и ухоженным. Мы въехали в ворота, и я увидел прекрасный барский дом, построенный в стиле ампир. Наша кавалькада рассредоточилась по двору, а карета остановилась прямо против парадного подъезда. В доме тотчас начался переполох, и во двор высыпала толпа слуг, во главе с дородной женщиной, приятной наружности. Она бросилась к карете и с рыданиями припала к груди Николая Николаевича.

Можно было обойтись без пояснений. Герой вернулся с войны, чистая идиллия!

Когда первая радость встречи прошла, князь вспомнил и обо мне. Подтолкнул к жене со словами:

— Marie, ты только посмотри, кого я тебе привез!

Марья Ивановна посмотрела на меня заплаканными глазами, похоже, узнала и слепо улыбнулась:

— Алексей Григорьевич, какой сюрприз!

Мне показалось, что обрадовалась мне она значительно меньше, чем этого ожидал муж, что Николай Николаевич тоже заметил некоторую растерянность жены и просительно сказал:

— Мой ангел, Алексея Григорьевича ранили французы, и он потерял память. Совсем ничего не помнит, даже меня не узнал. Если ты не против, пусть он немного поживет здесь, пока не поправит здоровье. Ему сейчас буквально некуда деваться.