Читать интересную книгу Подвиг живет вечно (сборник) - Иван Василевич

…Дзержинский, который тогда находился в Харькове, предварительно переговорив с Москвой, санкционировал опасный вояж Макошина. Он все же тревожился за успех предприятия: сцапают Макошина и его товарищей — и все! Конечно же врангелевская контрразведка зорко следит за тем, чтобы в военные лагеря не проникали большевистские агитаторы. И в то же время риск Макошина следовало считать оправданным: если ему удастся хотя бы сообщить казакам, солдатам и офицерам, всем, кто дрался против Советской власти, о широкой политической амнистии, половина дела будет сделана!

Решимость Макошина в игре со смертью восхищала Фрунзе. Известно, что Франция отказалась финансировать содержание белых команд, находившихся в лагерях под Константинополем. Фрунзе подумал, что шансы Макошина намного возросли. Михаилу Васильевичу очень хотелось знать: а что там на самом деле происходит, в стане поверженного врага? Не из газет, а со слов очевидцев. Удалось ли Врангелю собрать семидесятитысячную армию? Сведения, поступающие от разведчиков, крайне разноречивые. Стремительно меняется и обстановка в Турции. По-прежнему существует две Турции: новая во главе с Мустафой Кемалем и Великим национальным собранием — эта Турция борется за свою национальную независимость против империалистов всех мастей, и Турция, где хозяйничают англичане и покорное им правительство султана, опирающееся на халифат. Еще летом прошлого года в Трапезунд были отправлены из Советской России первые партии оружия; турецким представителям передали большое количество золота.

Только что подписан Договор о дружбе и братстве между Москвой и Ангорой. В Ангоре и Москве открыты дипломатические представительства обеих стран. Поскольку перевес в силах сейчас на стороне Кемаля, англичане и французы решили использовать против него армию греческого короля. Собственно, война между греками и турками уже ведется. Бессмысленная война…

Напутствуя Макошина, Фрунзе сказал полушутливо:

— Мы с вами учились в одном институте, курс истории читали нам, по всей видимости, одни и те же выдающиеся профессора. Но древнюю историю я почему-то лучше запомнил по верненской гимназии. Был седенький учитель, влюбленный в свой предмет, знал древнегреческий и латынь. Урок всякий раз открывал одними и теми же словами из Овидия: гутта кават лапидем! — капля и камень точит. По всей видимости, то было обращение к вечности. А возможно, он имел в виду наши неподатливые на исторические даты головы. Но как увлекательно рассказывал он о походах Олега, Святослава, о поездке княгини Ольги в Константинополь! Святослав спал, положив себе под голову конское седло. В детстве такие детали поражают воображение. Ну а предупреждение Святослава врагам: «Иду на вы!» Помню, рассказ о походе войска Олега в далекую Византию прямо-таки потряс меня. Я спал и видел Златые врата Цареграда, на которые князь Олег прибил свой багряный щит. Учитель бывал в Константинополе и утверждал, будто Златые врата уцелели. Признаться, просто не верится!

Командарм помрачнел:

— Вернемся к предстоящему рейсу. Ведь это, Константин Алексеевич, путешествие прямиком в пасть к волку. Продумайте все досконально. Это ведь безумие: добираться до Константинополя на турецком пароходе. А проскочить надо…

Вспоминалась Косте и встреча с Дзержинским. Феликс Эдмундович дал конкретные указания Макошину.

— Поезжайте в Симферополь, свяжитесь с Павлом Макаровым, бывшим адъютантом скончавшегося в октябре 1920 года генерала Май-Маевского. Сейчас он работает в ЧК, со своими отрядами вылавливает и разоружает вражеские банды…

Невероятную историю Макарова Макошин знал хорошо, но до сих пор с ним не встречался. Не так уж давно барон Врангель обменивался рукопожатиями с советским разведчиком, штабс-капитаном Макаровым, адъютантом генерала Май-Маевского. Перед Макаровым заискивали и высшие офицеры.

— Все последнее время Макаров был занят ликвидацией так называемой «южной группы» «особого корпуса», которую возглавлял врангелевский полковник Мамуладзе, — сказал Дзержинский, — Разумеется, «особого корпуса» в природе не существует и не существовало — он плод воображения Мамуладзе: нужно было создать у иностранцев впечатление, будто в Крыму в настоящее время действует крупное воинское соединение. Чтоб раскошеливались. Ну а «южная группа» — это штаб, которому должны подчиняться все контрреволюционные силы. Мамуладзе установил связь с Константинополем, Врангель пообещал выслать крупный десант к берегам Крыма во главе с генералом Слащевым. Но потом выяснилось: Слащев наотрез отказался поднять свой четырехтысячный корпус, базирующийся на острове Лемнос. Врангель, явившийся лично к взбунтовавшемуся генералу, пригрозил предать военному суду Слащева, но сам едва унес ноги с Лемноса. Слащев пригрозил: будет уничтожать любое судно, которое осмелится приблизиться к острову. В лагере барона раскол: целая группа видных генералов, в том числе и Гравицкий, ратует за возвращение на родину с повинной. Они послали своих связных к Мамуладзе. Полковник понял: никакого десанта не будет! И принял трезвое решение — явился с повинной.

— Вам нужно заручиться письмом полковника Мамуладзе к оппозиционерам: генералам Гравицкому, Секретеву, Клочкову. Но примкнет ли к этой группе Слащев? В этом главный вопрос. Мамуладзе в глазах названных генералов как бы заменял в Крыму бежавшего Врангеля, и то, что он пришел с повинной, должно произвести впечатление. Но надо постоянно помнить, письмо Мамуладзе — не гарантия: среди белых генералов может оказаться и такой, который сразу же подаст сигнал врангелевской контрразведке…

В ходе беседы Макошин постепенно начинал осознавать: миссия окажется намного труднее, чем ему представлялось вначале. Но страха он не испытывал. Понимал одно: нужно было действительно предельно конкретное знание обстановки.

Вот почему, приехав в Симферополь, Макошин повстречался с Иваном Папаниным. Завел разговор о возможной поездке в Константинополь. Расспрашивал о Турции. Как ему удалось преодолеть исключительно опасный путь от Синопа до Трапезунда? Папанин решил, будто Макошин едет к Мустафе Кемалю.

— Есть один симпатичный товарищ, — сказал он, — да ты, наверное, его знаешь или слыхал о нем: венгр Матэ Залка. Храбрый, верный, испытанный не раз. Рвется в армию Кемаль-паши. Не навоевался. Я, говорит, хочу бороться за новую Турцию. Возьми его с собой.

— Ну а что из себя представляет полковник Мамуладзе? Слышал, будто пришел с повинной.

— Да ничего особенного. Высокий, сухой, как хворостина, усы торчат, как у таракана, глаза навыкате. В черкеске с газырями. Мы ему кинжал оставили — очень уж просил. Я, говорит, без кинжала не могу — от предков кинжал-то. Так, ничего особенного, даже без серебряной оправы.

— Ты назвал приметы, а мне нужны его взгляды.

— Ну это тебе Павлуша Макаров лучше моего обрисует.

Макошин испытывал к Папанину большую симпатию, жалел, что невозможно взять его с собой (отзывают «наверх» — в Харьков). А ведь не так уж давно, в ноябре прошлого года, они разругались в дым. Потом, правда, помирились. А дело было так: части Второй Конной шли от Симферополя в направлении Ялты. Наступление развивалось стремительно, и Макошин не сомневался: к 15 ноября все будет закончено. Тревожился об одном: миновав Ангарский перевал, беляки могут покатиться прямо в Алушту, где их, несомненно, поджидают американские или французские суда. От Симферополя до Алушты всего каких-нибудь сорок пять верст. Но оказывается, партизаны учли все: перерезали шоссе. Когда отступающие врангелевцы стали подниматься на перевал, морские десантники Папанина открыли по ним огонь из всех видов оружия. Белые оказались в ловушке: с севера наседали конники Макошина, с юга их расстреливали в упор бойцы Папанина.

Но командир отступающей врангелевской дивизии генерал Гравицкий, «давний знакомый» Макошина, учел то, чего не учел комиссар Макошин: он проявил исключительное хладнокровие, рассредоточив под огнем дивизию на небольшие отряды и приказав им скрытыми тропами пробираться по горам к морю, в Гурзуф, Ялту, Алупку и даже на восток в Судак. Пока основные силы белогвардейского корпуса пробивались на Алушту, пытаясь сломить сопротивление партизан и моряков Папанина, генерал Гравицкий повел конные офицерские отряды в обход горы Чатыр-Даг и вышел в тыл Папанину. Нападать на десантников не стал, а устремился к морю. Ему удалось опередить Вторую Конную буквально на несколько часов и спешно погрузиться на небольшие суда. Когда до комиссара Макошина дошло, как ловко обвел его вокруг пальца «знакомый» генерал Гравицкий, он прямо-таки пришел в бешенство. Макошин во всем обвинял Папанина, Папанин — Макошина. Чуть до драки не дошло. А птичка упорхнула. Вот так и познакомились.

— Ротозеи мы с тобой оба, — остывая, сказал Папанин. Они помирились. Но в сердце Макошина вошла заноза. С той поры сколько раз представлял он себе этого генерала Гравицкого попивающим турецкий кофе в роскошном отеле на берегах Босфора. Сидит в кругу битых генералов, своих друзей и похваляется, как ему удалось натянуть нос большевикам. Хвалиться больше нечем, по ходит в героях: сумел сохранить столько офицеров. А другие генералы спасали лишь собственную шкуру.