— Черт подери! — выругался он. — По-вашему, я — герцог Синяя Борода? Нет, ни о каком романе речь вообще не идет. Девочки-школьницы меня отродясь не возбуждали.
— Тогда в чем же дело? — озадаченно спросила Бетани. — Как ее зовут, в конце концов? И чего она хочет?
Герберт тяжело вздохнул. Он всегда считал, что личная жизнь на то и личная, чтобы не делать ее достоянием общественности. Но если Даньелл начала писать и звонить ему на работу, он неизбежно будет скомпрометирован, если забудет об осторожности.
— Ее зовут Даньелл, — нехотя отозвался босс. — И она вбила себе в голову, будто без памяти влюблена в меня.
— Но почему?
Невзирая ни на что, Герберт разразился смехом. Он запрокинул голову и захохотал во весь голос. Даже если бы его самомнение и впрямь выросло до гигантских размеров, то этот бесхитростный, короткий вопрос немедленно поставил бы его на место. Но тут огромные серые глаза затуманились, в них явно читался упрек. И Герберт снова разозлился не на шутку.
— А вы как думаете? — возмущенно осведомился он. — Уж не потому ли, что я коварно насладился ее невинностью, едва деточка вышла из пеленок?
— Герберт!
— По-моему, ханжески-озабоченное выражение вашего лица демонстрирует именно это, если не хуже, так, Бетани?
— Ничего подобного!
— И вы со всей очевидностью встали на ее сторону!
— Ни на чью сторону я не вставала! Я пожалела девушку, вот и все.
— Несмотря на то что ее вы совсем не знаете, а со мной знакомы весьма поверхностно, — негодующе продолжал он. Синие глаза его потемнели, как грозовое небо. — И истинного положения вещей вы вообще не представляете!
— Может, и так, — не стала возражать Бетани. — Тогда почему бы вам не рассказать мне все как есть?
Герберт скептически поджал губы. Он с детства привык считать, что открыто выказывать свои чувства — это признак слабости, а изливать душу незнакомому человеку и вовсе недопустимо.
Но нельзя же было просто-напросто закрыть глаза на ситуацию, которая угрожает выйти из-под контроля. А Бетани — человек непредвзятый. Даньелл она совсем не знает. И мнение свое выскажет честно и откровенно. Так почему бы не довериться собственной секретарше? Что в этом постыдного?
— Может, и впрямь стоит, — медленно протянул Герберт.
Бетани ушам своим не верила. А босс ее как ни в чем не бывало поудобнее устроился в кресле и, сощурившись, принялся внимательно ее разглядывать — точно замысловатый чертеж.
— Хорошо. — Он кивнул и задумчиво улыбнулся. — Убедили. Я расскажу вам историю про Даньелл от начала до конца, а потом посмотрим, кому вы станете сочувствовать. Договорились, Бетани?
2
— Вообразите, — начал Герберт, рассеянно двигая по столу пресс-папье с крохотной розовой ракушкой в центре, — маленькую девочку, которая растет себе, не зная мужского общества…
Бетани сочувственно вздохнула. Как не похоже на ее собственную биографию! Вокруг нее мужчин всегда было пруд пруди — точнее, не мужчин, а мальчишек. Кто, как не она, пестовала и опекала четырех младших братьев, сколько себя помнила!
Но Бетани знала: рано потерять мать — это скорее трагическое исключение, чем правило. И слава Богу, что так. Молодая женщина отогнала навязчивые воспоминания и храбро встретила взгляд холодных синих глаз.
— Это вы про Даньелл?
— Про нее, родимую, а то про кого же? — Герберт кивнул. — Они с матерью жили по соседству от нас. Моя матушка стала ей крестной, а я знаю Даньелл почти что с рождения.
— Понятно, — осторожно отозвалась секретарша.
— Мать Даньелл — актриса, ослепительной красоты женщина…
Интересно, похожа ли Даньелл на мать? — невольно подумала Бетани, но вслух ничего не сказала.
— А еще она поглощена только собой, — продолжал тем временем Герберт, и теперь в его голосе отчетливо послышалось неодобрение. — И, как для большинства красавиц, рождение дочери стало для нее вселенской катастрофой.
— О! — Глаза Бетани удивленно расширились. — Но почему?
Герберт слегка оторопел: секретаршу, похоже, и впрямь немало поразило подобное положение дел.
— Потому что дочери имеют дурную привычку вырастать, — терпеливо пояснил он. — И становиться живым свидетельством того, как быстро летят года. А для актрисы старость — это худшее из зол. Трудно притворяться, что тебе еще и тридцати не исполнилось, ежели рядом двадцатилетняя дочь.
— А ведь и верно, — задумчиво протянула Бетани. — Вот уж никогда бы не подумала! — Слова босса явились для нее настоящим откровением. Чтобы Герберт Хендерсон да стал изливать душу… Чего-чего, а наличия души она в нем и не подозревала! — Вы-то тут при чем?
Герберт уже не раз и не два задавал себе тот же самый вопрос, выискивая в памяти хоть что-нибудь — слово, жест или поступок, — способное ввести в заблуждение юную наивную девушку.
— С самого детства Даньелл бегала за мною хвостом, стоило мне объявиться в городе. Слава Богу, приезжал я нечасто, так что девочка не имела возможности воочию убедиться в том, что кумиры зачастую бывают на глиняных ногах, — с грубоватым прямодушием добавил он.
— То есть вы были ее кумиром?
Герберт решил, что, если заменит прошедшее время на настоящее, собеседница, чего доброго, сочтет его зазнавшимся нахалом. А еще он подумал, что Бетани вовсе незачем столь открыто выказывать изумление.
— Боюсь, что да. Даньелл ходила за мной по пятам, восхищенно взирала на меня снизу вверх, словно я непогрешим и безупречен.
Герберт солгал бы самому себе, если бы стал отрицать, что искренне привязался к девочке. Даньелл стала для него младшей сестренкой — той самой, о которой он втайне мечтал да так и не обрел.
В этом-то проблема и заключалась. На сестренку можно цыкнуть: «А ну, брысь!» — и, скорее всего, она отвяжется.
— И что же вы предприняли?
Герберт тяжко вздохнул, признавая, что, наверное, и впрямь избрал не ту стратегию. Он-то надеялся, что, если станет упорно игнорировать одержимую влюбленность девушки, та вскоре «вырастет» из своего нелепого увлечения, как выросла из детских юбочек и платьиц.
— Да ничего такого, — признался он. — Вел себя с нею в точности, как всегда.
— И как же именно?
— Ну, вроде как старший брат.
— И вас совершенно не влекло к ней?
— С моей стороны влечение — на нуле, — покачал головой Герберт. — Возрастная разница слишком велика, чтобы нас с Даньелл хоть что-то связывало. Жили по соседству, только и всего.
Бетани кивнула, внимательно вглядываясь в бесстрастное лицо собеседника.
— И какова же эта разница?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});