Читать интересную книгу Умереть бы раньше, чем проснуться - Уильям Айриш

Я углубился в лес, зная, что больше не вернусь на дорогу, но был слишком испуган, чтобы думать об этом. Иногда мне казалось, что я что-то заметил, я бросался бежать бегом… в противоположном направлении. Во время одной из таких пробежек я натолкнулся на какой-то предмет, блестящий в свете луны. То, что я увидел, заставило мое сердце забиться сильнее.

На земле валялась коробочка, в которой Дженни носила завтраки в школу. Конечно, она надеялась набить ее леденцами. В эту минуту я был уверен, что, когда Дженни добралась до этого места, дальше она уже шла не по своей воле. Наверное, он всю дорогу разговаривал с ней, чтобы ее отвлечь и чтобы она не заметила, как далеко они углубляются в лес. Но здесь, на этом месте, Дженни почувствовала угрозу. Кроме коробочки я нашел после тщательных поисков еще кое-что: два кусочка мела, на которые кто-то наступил и раздавил. И еще ленту, которую Дженни прикрепляла к поясу; бант был разорван, как будто бы она зацепилась им за что-то, пытаясь убежать.

«Ой, Дженни, — вздрогнул я. — Неужели тебя убили?»

Здесь было темно, но чуть впереди я разглядел место, освещенное лунным светом, и помчался туда, зажав в руках все, что нашел. Когда я туда прибежал, то понял, что это именно то самое место. Я не увидел и не услышал ничего определенного, но я точно это знал. Казалось, это место ждет меня.

Посередине стоял старый, заброшенный дом, в окнах не было стекол, и, похоже, в нем очень давно никто не жил. Возможно, когда-то здесь была ферма, за домом росли большие деревья, а его фасад скрывался за маленькими деревьями. В лунном свете старый дом, казалось, говорил мне: «Иди сюда, малыш, иди поближе», — чтобы потом проглотить меня.

Я кружил вокруг, обходя деревья; таинственные глаза, казалось, следят за мной из черных дыр окоп и ждут, когда я подойду. Наконец я решился и ступил на то место, куда ложилась тень от дома; так меня бы не обнаружили в свете луны. Я подошел к одному из окон и прислушался, но ничего не расслышал, так сильно у меня колотилось сердце.

Как можно тише я прошептал:

— Ты здесь, Дженни?

Я почти умер, решившись сказать это, но ничего не услышал в ответ.

К центральному входу я подойти не осмелился, так как все вокруг него ярко освещала луна, а под навесом была, напротив, тьма кромешная. Больше не раздумывая, я залез в окно, стараясь не шуметь. (Вообще-то, признаюсь, я мастер карабкаться по стенам.) Внутри абсолютно ничего не было видно. Весь дом, как мне показалось, застыл в ожидании, но не выдал себя ни звуком, ни движением. Уцепившись за оконную раму, я бросил несколько камешков и подождал, что будет, но поскольку по-прежнему все было тихо, я решился спрыгнуть в комнату или что там подо мной находилось.

Я боялся, что меня кто-нибудь схватит, но ничего не произошло. Лунный свет, падавший на фасад дома, помог мне ориентироваться. Я прошел через дыру, которая когда-то, наверное, была дверью, и очутился в помещении, похожем на холл, хорошо освещенном светом, проникавшим из дверного проема и слухового окошка на крыше. Сбоку я увидел разваливавшуюся лестницу, уходившую куда-то в темноту.

Я вцепился в перила, набираясь храбрости. Поднимался я медленно, останавливаясь на каждой ступеньке. Они громко скрипели, и в какой-то миг мне почудилось, что проклятый дом весь заваливается вниз. Но нет, ничего не случилось, никто не появился, но я совсем выбился из сил от страха. Дом застыл в ожидании.

Когда я добрался до верха, то нашел рядом с лестницей закрытую дверь. Ну что ж, по крайней мере дверь; я ее толкнул в надежде, что она откроется. Я себя убеждал, что, если кто-нибудь за этой дверью находится, он должен был раньше услышать, как я шел по лестнице. Эта мысль меня успокаивала. (Хоть бы никого там не оказалось!) Наконец я заглянул внутрь из дверного проема.

Комнату должна бы была освещать луна, но на окнах с выбитыми стеклами висели длинные занавески. Сквозь них просачивались тонкие лучики света. Я осмелился спросить шепотом:

— Дженни, ты здесь?

Я повторял этот вопрос в каждой комнате, и вот, здесь, наконец кто-то кашлянул в ответ. Я прикрыл рот рукой, чтобы не закричать. Я так вспотел, как будто на дворе стояло лето, а не зима. И вдруг я похолодел, снова услышав кашель. Он был похож на кашель ребенка; собрав все остатки мужества, я оперся о дверь, чтобы подавить желание умчаться вниз по лестнице. Хорошенько подумав, я решил, что этот странный звук больше похож не на кашель, а на мольбу о помощи.

На полу высилась груда какого-то тряпья или чего-то в этом роде. Я чуть громче позвал:

— Дженни! — И когда я был на пределе отчаяния, тюки, или что там такое валялось на полу, зашевелились. Мне почудилось, что оттуда выпрыгивают крысы… а может, выползают змеи. Я крепко вцепился в дверь, чтобы не свалиться прямо на пол.

На самом же деле из этой бесформенной кучи показались две ноги, две маленькие ножки. Одна черная, потому что на ней был чулок, другая белая, без чулка.

Внезапно весь мой страх улетучился — я все уже понял. Даже в полутьме я увидел блузку и понял, почему она кашляла, у нее во рту торчал кляп.

Я рискнул зажечь спичку, можно было бы раздвинуть занавески, но это заняло бы больше времени. Вспыхнула спичка, и мы убедились, что в комнате, кроме нас, никого нет. Глаза Дженни блестели, но было видно, что они опухли от слез. Я заметил узел от кляпа и погасил спичку; мои руки должны быть свободными, чтобы его развязать.

У меня это получалось довольно хорошо, я считаю себя опытным в таких вещах. У Дженни еще были связаны руки за спиной и очень крепко стянуты ноги. Для такой работы пригодились бы руки побольше моих. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я освобождал Дженни от веревок. И каждую секунду у меня было предчувствие, что на меня набросятся сзади и начнут душить.

Закинув руку ей за спину, я помог Дженни подняться. Она поплакала еще немножко, наверное, не могла сразу остановиться.

— Куда он ушел? — спросил я.

Между всхлипами прорывался только какой-то писк.

— Не-е-е… знаю, — наконец смогла она сказать.

— А давно ты его не видела?

— Как лу-у-на вы-ы-шла.

— Он ушел из дома?

— Кажется, я слышала его шаги на дворе.

— Может, он совсем ушел, — сказал я с надеждой.

— Нет… Он сказал, что пойдет копать яму… и что потом вернется… для того, чтобы… чтобы…

— Для чего?

— Чтобы зарезать меня своим ножом. Он вырвал у меня волос и попробовал на нем этот нож, хотел проверить, хорошо ли он наточен.

Непередаваемый ужас охватил нас, и мы стали озираться вокруг.

— Пошли отсюда! Ты идти можешь? — спросил я.

— У меня ноги онемели, — пожаловалась Дженни.

Она попыталась встать, и одна нога у нее подвернулась. Я ее поддержал, чтобы она не упала.

— Обопрись на меня, — посоветовал я.

Мы вышли из комнаты, спустились по лестнице и попали в холл, освещенный луной. Если бы нам удалось выбраться отсюда!

Мы шли, изо всех сил стараясь не шуметь, постепенно боль в ногах у Дженни утихла, и нам все легче становилось продвигаться вперед.

— Осторожней, не шуми, может, он где-то здесь нас поджидает, — прошептал я.

Вдруг случилось то, чего я боялся. Резкий треск, похожий на выстрел из пистолета, словно парализовал нас. Доска, на которую мы наступили, треснула и расщепилась пополам. И хуже всего было то, что моя нога застряла в этой деревяшке и я никак не мог ее вытащить.

Мы пыхтели, как целый полк солдат, стараясь освободить мою ногу из этого неожиданного капкана; я так застрял, что даже стащив башмак, не смог ее вытащить.

В конце концов мы сдались и сели на предпоследнюю ступеньку, смирившись со своей участью… и стали ждать.

— Дженни, уходи одна, — предложил я. — Уходи пока можно, пойдешь прямо по дороге, ее сейчас, при луне, видно…

Но Дженни приклеилась ко мне как пластырь и вскрикнула:

— Нет, нет! Ни за что я без тебя не пойду! Если ты должен остаться, значит, я тоже останусь. Иначе будет несправедливо.

Какое-то время мы сидели, не проронив ни слова, и только тревожно вслушивались в тишину. Изредка мы пытались ободрить друг друга, говоря о том, во что сами не верили.

— Может, он не вернется до утра, а нас тогда кто-нибудь найдет?

Но кто может прийти в этот заброшенный дом среди леса?

Он единственный знал о существовании этого дома.

— Может, он вообще не вернется…

Но если он не собирался возвращаться, то зачем тогда ему было связывать Дженни — мы оба это понимали.

— Почему, ты думаешь, он так поступил со мной? Я никогда не делала ничего плохого, — спросила меня Дженни.

Я вспомнил о том, что слышал от моего отца, когда исчезла Милли Адамс.

— Он «линатико» сбежавший или что-то в этом духе. Он что-нибудь с тобой сделал? — спросил я Дженни.

Я только знал, что очень нескоро Милли нашли в лесу под ворохом старых газет. Но это я, конечно, не мог рассказать такой девочке, как Дженни. И шутливо заметил: