Нанятый Беркли человек подкараулил Бенедикта в Гайд-парке. Граф далеко ускакал от сопровождающего его грума и оказался один на дорожке; стояло раннее утро, и поблизости не было гуляющих.
Убийца, притаившийся в кустах, выстрелил, но промахнулся. Лошадь графа испугалась громкого звука и резко дернулась в сторону. Наездник не удержался в седле, упал и сломал себе шею. Свидетелей преступления не оказалось; власти решили, что это был несчастный случай, и расследование проводить не стали.
Все шло хорошо. И теперь, чтобы прийти к финишу и получить столь долгожданный приз, Джонатану оставалось договориться с новоиспеченным графом Дантри. Он сделает ему щедрое предложение, от которого тот не сможет отказаться.
Но предусмотрительный юрист решил выждать месяца два, чтобы его никоим образом не связали с гибелью клиента. А за это время Сесил Ридли узнает, что такое богатство брата: тогда ему труднее будет отказаться от него и легче принять предложение Беркли.
Джонатан уехал из Лондона и снова вернулся сегодня утром уже официально. Завтра он собирался нанести визит графу Дантри, но случайная встреча немного ускорила это событие.
Сейчас Беркли чувствовал себя как никогда уверенно. Его нисколько не задевали ни грубое обращение, ни недовольные взгляды графа. Этот высохший старик с отвратительным голосом был ему неприятен, и Джонатану хотелось сбить с него спесь.
— Как я уже сказал, у меня к вам весьма важное дело, ваше сиятельство. И в ваших же интересах, чтобы о нашем разговоре никто не узнал, — предупредил Беркли, но Дантри снова его перебил:
— Что еще за шутки вы собрались со мной шутить? Я честный человек, и мне скрывать нечего!
— Помилуйте, ваше сиятельство! Никаких шуток! Все очень серьезно. Дело в том, что меня два года не было в Англии, а по возвращении я узнал, что мой клиент, лорд Дантри, скончался два месяца назад. Ваш кузен оставил завещание, которое хранится у меня лично, и оно до сих пор не было оглашено… — Беркли сделал значительную паузу, наблюдая за реакцией графа. Тот впился взглядом в лицо собеседника, теперь уже ловя каждое слово. Бывший судья подался вперед, дыхание его участилось, а пальцы сжались в кулаки.
Беркли наслаждался произведенным эффектом: именно на такую реакцию он и рассчитывал. Он испытывал необычайное удовольствие, видя волнение старика.
***
Сесил откашлялся, прочищая горло, но голос его все равно звучал глухо:
— Завещание? Что за завещание?
«Неужели, — думал он, — неужели проклятое завещание всплыло?»
После смерти кузена Сесил первым делом обратился в контору Беркли, но поверенный брата оказался в отъезде, а его помощники ничего о завещании не знали. Тогда граф обыскал весь дом, но и здесь ничего не нашел, и почти уверился, что Бенедикт завещания не оставил. Лорд Дантри уже строил планы, как распорядится деньгами, — и вот всплывает этот проклятый документ!..
Бенедикт и Сесил дружили с детства; казалось, они были ближе друг другу, чем родные братья. Но, с появлением в жизни Бенедикта незаконной дочери, отношения между кузенами стали заметно прохладнее. Сесил не одобрял, что брат столь откровенно выставляет напоказ свой позор и даже не пытается скрыть его. Бенедикт же не обращал на его слова внимания. К тому же он считал, что занимающий пост судьи кузен достаточно хорошо обеспечен, и не скрывал, что собирается оставить большую часть состояния Виктории. Переубедить его оказалось невозможно, и Ридли искренне волновался, что этот глупец так и поступит.
Сесил считал Викторию позором их семьи. Он не мог понять брата; вместо того, чтобы спрятать внебрачную дочь, Бенедикт всячески опекал и обхаживал ее, гордо выставляя напоказ перед обществом, презрительно попирая мораль и нравы. И сделал ее наследницей! Но все, чем владел Бенедикт, принадлежало роду Дантри, и кузен не имел права так распоряжаться своим наследством. Виктория для их семьи никто. Сорная трава.
— …Завещание вашего брата, по которому вы наследуете титул и фамильный особняк, а его дочь получает дом в Лондоне и весьма приличное содержание, — покойно пояснил ему Беркли.
— Дочь? — презрительно хмыкнул Дантри, но голос его выдавал волнение, если не ярость. — Виктория — дочь прислуги, она не принадлежит к нашей семье, и я не понимаю, причем здесь она?
— Все вы прекрасно понимаете, — резко оборвал его Беркли, неожиданно показав характер.
Дантри впился в его лицо взглядом, полным бешеной злобы. Первым его порывом было выкинуть наглеца из дома, но он одумался, вспомнив начало их разговора. Почему юрист пришел к нему столь поздно и сказал, что не хочет, чтобы об их разговоре узнали? О каком деле он говорит? Чего добивается? Чтобы огласить завещание, Беркли нужно лишь собрать наследников в своей конторе и зачитать текст. Зачем же он здесь?
— Чего вы хотите? — лаконично спросил Дантри; у бывшего судьи возникло чувство, что сейчас ему предложат нечто прибыльное, но незаконное: со временем он не потерял нюх на такие дела.
— Хочу сделать вам весьма выгодное предложение.
— Ну, так делайте, — нетерпеливо бросил граф и подался вперед всем корпусом, буравя гостя взглядом.
Беркли довольно хмыкнул и прямо сказал:
— Я уничтожу завещание за… вознаграждение. И вы станете единственным наследником.
— Хотите денег? Сколько?
— Я хочу не только денег. Я хочу, чтобы мисс Виже стала моей женой. Вы должны дать свое согласие и повлиять на нее. Сделайте так, чтобы она вышла за меня замуж.
— Виктория?! — граф просто выплюнул ее имя, но, в то же время, чувствовал себя немного ошарашенным.
В последнее время он ломал голову, как бы избавиться от опостылевшей ему девчонки. Вряд ли кто-нибудь захочет жениться на незаконнорожденной бесприданнице. Сделать ее служанкой? Но что-то останавливало его; может быть,