Читать интересную книгу Александр I - Джанет Хартли

…ни в коей мере не разделял идей и учений Кабинета и Двора; он был далек от утверждения политики и порядков, установленных его бабушкой, чьи принципы он отрицал. В ее замечательной борьбе он желал счастья Польше и жалел о ее падении. Костюшко, по словам Александра, в его глазах был человеком, имеющим много хороших качеств, и принципы, которые он отстаивал, были принципами человечности и справедливости[19].

Александр был очень доброжелателен и, должно быть, знал, что выражает взгляды, которые его польский друг приветствует; нет сомнения, что он не приветствовал правление Екатерины. «То, что происходит, — непостижимо: каждый пытается украсть, сейчас с трудом встретишь честного человека, это ужасно», — писал он Лагарпу в феврале 1796 года[20]. Александр наблюдал за деятельностью Екатерины в последние годы ее правления. Он был свидетелем крушения польской революции и последнего раздела Польши в 1793 и 1795 годах, а также репрессивных мер, принятых Екатериной после начала французской революции к русским писателям. Здесь можно сказать об Александре Радищеве, чья книга «Путешествие из Петербурга в Москву» (опубликованная в 1790 году) встретила резкую критику русских землевладельцев и правительства; это побудило Екатерину сказать, что книга заражена «французским ядом». (Поднявшись на трон, Александр дал пост Радищеву.) Он также был свидетелем унизительных связей пожилой Екатерины с молодыми и довольно развязными любовниками, в частности, возмущался тем, какой заботой она окружила своего очередного фаворита Платона Александровича Зубова.

Екатерина так и не узнала об истинных чувствах своего внука, и в последние несколько лет ее правления ходили слухи, что она намеревалась провозгласить его своим наследником. В соответствии с законом Петра Великого о праве наследования правители могли сами назначать наследника, поэтому не могло быть никакого автоматического наследования; значит, теоретически, у Екатерины были все права сделать это. Однако была опасность в столь открытом пренебрежении очевидным наследником, ее сыном Павлом. И она запасалась основаниями для такого отношения к нему: сомнения относительно его психического состояния, его открытое несогласие с ее политикой и его непонятное негодование по поводу ее удачного прихода к власти, что было результатом смерти Петра III (которого Павел считал своим отцом, что не было доказано). Екатерина подняла спорный вопрос о наследовании на аудиенции с Лагарпом в 1793 году, но он отказался обсуждать его с Александром. Летом 1796 года Екатерина, предположительно, сделала предложение Марии Федоровне, жене Павла и матери Александра, что ее сын должен править вместо ее мужа, но Мария Федоровна отказалась подписать такой документ. В сентябре 1796 года Екатерина провела беседу с Александром, и ему были доверены некоторые важные бумаги. Содержание их разговора не были записано, но, возможно, обсуждался именно вопрос наследования. Позже Александр вежливо, но претенциозно, письменно выразил Екатерине благодарность за ее доверие ему и согласие с содержанием документов без дальнейшего обсуждения этого вопроса и дальнейших подробностей. Когда Екатерина умирала в 1796 году, Александр не принимал участия в обсуждении процедуры его вступления на престол. Вместо этого он сказал Кочубею, что хочет поселиться на берегу Рейна, а Лагарпу — что с удовольствием обменял бы свое положение на небольшую ферму, чтобы жить рядом со своим учителем. Он с большим удовольствием обсуждал с Чарторыским все злые стороны деспотизма, нежели планы его возведения на престол.

16 ноября 1796 года с Екатериной случился удар. Павел, сразу же вызванный Николаем Зубовым (братом Платона Зубова), прибыл во дворец и занял место рядом со спальней матери. Медленно умирая, Екатерина настойчиво продолжала говорить о коронации Александра, но тот немедленно отправил своего собственного посыльного в Гатчину, когда его бабушка была при смерти, и не выказывал никаких признаков неверности своему отцу и желания участвовать в этой интриге. Когда Павел прибыл в Зимний дворец, его встретили оба его сына, уже одетые в форму «гатчинского стиля».

Последний обряд был проведен 17 ноября, и Екатерина умерла вечером того же дня. Павел, как новый царь, немедленно принял присягу. Несколько дней спустя Александр присоединился к своей семье в ужасной процедуре выкапывания гроба Петра III, для перенесения его из монастыря Святого Александра Невского в Зимний дворец, где он должен был быть выставлен для прощания рядом с гробом Екатерины.

Павел I и Александр

Павел долго ждал того момента, когда он сможет сесть на трон, и не очень колебался в использовании своей власти. Подсчеты историками точного количества новых законов, установленных Павлом, дают разные результаты (от 2179 законов и постановлений всего его правления до 48 000 приказов, правил и законов одного только 1797 года), хотя никто не отрицает его энтузиазма в совершении изменений. Но многие его указы казались подданным тривиальными и скоропалительными. Его ненависть к французской революции привела к запрету французской одежды, причесок, слов и музыки; он настаивал, чтобы во дворце подавали русский квас и водку вместо вина. Каждый, включая беременных женщин, должен был выходить из своих экипажей и опускаться на колени на грязной дороге, чтобы приветствовать царя, когда он проезжал мимо. Такое поведение заставило некоторых современников и позже других комментаторов провозгласить Павла сумасшедшим. Чарльз Витворт, британский посол в России, писал, что «император буквально не в своем уме»[21], но это было написано с уважением к его перемене в политике по отношению к Британии, и со знанием того, что он будет отослан назад. (Кестльри сделал похожую заметку об Александре в 1815 году, так что, вообще-то, понятно, что думали британские дипломаты о психике русских царей). Конечно, у Павла был неуправляемый нрав, и он мог применить суровые наказания за совершенно пустяковые неточности на военном параде. Но эти характеристики подтверждают эмоциональную неуравновешенность, а не действительное помешательство. Что было действительно важно, так это то, что его методы и политика угрожали наиболее могущественным группам в стране, а именно двору и губернской знати, офицерскому корпусу и, несомненно, самому Александру.

Внутренняя политика Павла была далекоидущей: он совершил замечательные преобразования в структуре местного управления, установленной Екатериной в 1775 году, реорганизовал работу Сената (созданного Петром I в 1711 году) и попытался улучшить финансовую ситуацию в России, кроме всего прочего, установлением Банка помощи дворянству. Он также был за ограничение барщины и рабочих дней, установленных для крепостных их хозяевами (максимум до трех дней в неделю). Решение Павла о крепостном труде не смогло полностью изменить положение крепостных в России (манифест, вышедший при коронации, просто подтверждал, что землевладельцы должны ограничивать работу крепостных крестьян) и было игнорировано на практике. Тем не менее оно увеличило опасение знати, что это только первый шаг к освобождению крепостных, который в итоге мог стать концом их привилегий и послужить толчком к социальному взрыву. (Граф Семен Романович Воронцов боялся, что политика Павла «бросит Россию в огромную революцию, порождающую миллионы Стенек Разиных и Пугачевых», которые были вождями казачьих восстаний в семнадцатом и восемнадцатом столетиях)[22]. Тот факт, что Павел считал возможным для государства урегулирование отношений между помещиками и их крепостными, принимался как незаконное и беспрецедентное вмешательство.

Многие знатные люди, занимающие выборные должности в провинции, возмущались павловскими реформами центрального и местного управления, так как видели, что они не только отнимают у них служебные привилегии, но и укрепляют власть профессиональной бюрократии. Опасения знати о возможной потере общественных и политических позиций, похоже, оправдались, когда Павел отменил права, дарованные в екатерининской «Жалованной грамоте дворянству» в 1785 году, облагая налогом знать и выражая равнодушие по отношению к освобождению ее от телесных наказаний. Знатные люди также не доверяли новому Банку помощи дворянству, который должен был предоставлять им кредитные льготы, но который, как они опасались, и не без оснований, должен был привести к огромному числу конфискаций их владений, если они не были способными принять строгие условия отдачи ссуд. Никогда не было принято постановление, согласно которому ссуды были бы добровольными; банк был уполномочен давать займы на участки земли, которые были очень ценными, и целью было заставить знать обходиться со своим доходом с большей ответственностью. Павел был убежден в разложении большей части дворянства и хотел приучить его «по одежке протягивать ножки». Это относилось и к богатой и космополитической знати в Санкт-Петербурге и Москве, которая была буквально подкошена ограничениями Павла на ношение иностранной одежды и, в течение последних месяцев, его запретом на импортирование роскошных вещей из Британии.