Читать интересную книгу Опер печального образа - Дмитрий Вересов

— Не нравов это падение, — поправила его Аня, — а твоего рейтинга как заслуженного японоведа органов внутренних дел. Признавайся сразу, Корнилов, когда ты еще успел за эти дни навешать мне на уши черной японской лапши?

— Вообще, теперь буду молчать, как на допросе, — обиженно пробубнил Михаил.

— Японская железная дорога «синкансэн» имеет протяженность более двадцати тысяч километров… Японские поезда никогда не опаздывают. Опоздание поезда в десять минут станет сенсационным материалом на первых полосах японских газет… Я не успею рассказать вам и самого главного о синкансэн, как мы уже будем на станции Нара…

Корнилов молчал, глядя в окно. Зато гид-японец чувствовал себя уверенно, говорил ровно, тщательно интонируя фразы. За окном вагона один вид сменялся другим, словно кто-то менял диапозитивы в стекле стоящего вагона. На движение не было ни малейших намеков вроде толчков, рывков, покачиваний.

— Медвежонок, ты что, обиделся на меня? — Аня прижалась на секунду к плечу супруга, будто ее качнуло вместе с вагоном поезда. — Ты обратил внимание, что японский поезд похож на пулю? Представляешь, мы находимся внутри пули, летящей в какую-то цель. Мы несемся над рыбацким поселком, чайными плантациями…

— …на фоне Фудзиямы.

— Что, и тут тоже вид на Фудзияму? — удивилась Аня.

— С правой стороны.

— Интересно, в Японии есть место, где не видно Фудзиямы?.. Так вот, Медвежонок, мы несемся с тобой внутри пули к далекой, заветной цели. Правда, здорово? Что ты молчишь? Тебе как человеку с ружьем, то есть с оружием, эта фантазия должна быть близка.

— А если нас выпустили из нарезного оружия? — спросил Михаил.

— При чем здесь нарезное оружие? — не поняла Аня.

— Если из нарезного, мы бы вращались вокруг своей оси со страшной скоростью. Никакого вида на гору Фудзи! Вот было бы весело!

Аня поморщилась и отодвинулась от повеселевшего мужа.

— Меня сейчас укачает, — сказала она.

— Ты попадешь на первые полосы японских газет. Впервые в японском синкансэн кого-то укачало!

— Это меня от тебя укачивает, — Аня стукнула его кулачком по коленке, как невропатолог.

— Если тебя укачивает, не надо было выходить замуж.

Колено Михаила стало подпрыгивать, и ему пришлось схватить его обеим руками.

— Ань, подержи, пожалуйста, колено, а то у меня руки устали, — попросил Михаил.

Гид не сразу заметил, что русские туристы давно не слушают его и не восхищаются строго упорядоченными японскими видами из окна, а наблюдают за любовными играми молодоженов. В следующий раз он выберет туристическую группу из старых дев и супругов с большим стажем. И обязательно просмотрит анкетные данные: нет ли среди туристов полицейских из Петербурга?

Михаил тоже заметил, что все смотрят на то, как Аня всеми силами старается удержать его прыгающее колено, то есть этот сустав на какое-то время сделался центром всеобщего внимания.

— Японцы очень любят спать, — заговорил он, не обращая внимания на змеиную улыбку гида. — Умение засыпать при первой возможности в любой позе они возвели в ранг такого же искусства, как икебана или бонсай. Обратите внимание на того тощего студента. Он спит не потому, что этого требует его организм, а потому, что получает удовольствие от сна. Если понадобится, он будет зубрить сутками, забыв о подушке. Но уж если есть возможность получить удовольствие, почему бы нет? Созерцание сновидений — точно такой же кайф для японца, как созерцание цветущей сакуры или раскрывающегося лотоса. Задумайтесь, как спите вы, — Корнилов говорил русским туристам голосом проповедника, даже интонации у него появились характерные. — С каким остервенением вы считаете часы до звонка будильника. Вы отсчитываете часы, как калории, как долги своему здоровью. Забудьте обо всем этом. Научитесь просто спать себе в кайф… Кстати, вон там опять Фудзияму видно.

— Зачем ты злишь этого бедного япончика? — спросила Аня, когда русские туристы повернулись к окну, оставив их на несколько секунд наедине.

— Не знаю. Нравится мне дразнить этого «тамагочи». Но, вообще-то, я хочу нравиться тебе. Знаешь французскую поговорку: «Любовь даже ослов заставляет танцевать»?

— Ослов? Я помню эпизод из Сервантеса, когда бедному влюбленному Росинанту здорово досталось от погонщиков… А ты еще и французским владеешь?

— Никакими избитыми языками не владею из принципа, — ответил Михаил, уже трогая не свое колено. — Вот выучу японский, примусь за вьетнамский, там возьмусь за табасаранский. Говорят, там около сорока падежей…

— ….и столько же слов. Так это ты ради меня затеял эту лекцию о сне?

— Понимаешь, Аня, наболело. Следователю ГУВД надо уехать куда-нибудь в Японию, чтобы выспаться. Так и тут есть люди, которые ему мешают, будят, бесцеремонно вмешиваются в его сновидения. А я, может, с Буддой во сне разговаривал.

— Я думала, что ты вообще спать в Японии не будешь. Станешь носиться с высунутыми языком и объективом, впитывая впечатления.

— Не понимаю я таких туристов, — назидательно сказал Михаил, — которые вместо того, чтобы проникнуться духом страны, попытаться постигнуть непостижимое, коллекционируют собственные изображения на фоне памятников. Бегают они по достопримечательностям и помечают их, как собачки: «Здесь я был, здесь тоже…» А что это, Аня, у тебя такое? Неужели видеокамера?

— Кто-то попросит меня показать ему Японию, когда мы приедем в Питер, — отозвалась Аня с ехидной улыбкой. — Я порекомендую ему духом питаться. Впрочем, я ему, может быть, покажу Японию без камеры.

— Каким образом? — заинтересовался Михаил.

— Потом узнаешь…

— Вот не люблю я женщин за это. Они все стараются оставлять на потом: недопитую водку, приятный сюрприз, страшную месть… Кажется, нам пора выходить. Вон наш «тамагочи» засуетился, сейчас начнет заливать про первую столицу Японии.

— А это первая столица Японии?

— Да, с восьмого века нашей эры. К тому же этот город когда-то был восточной оконечностью Великого шелкового пути!

— Да что ты говоришь, мой любимый Знайка! Дай-ка я запечатлею твою восторженную физиономию. Видела такие только у предвкушающих выпивку алкашей…

— Еще бы, Аня! Нара — это Мекка для меня. К тому же такое родное ментовское название. «На нары, бля, на нары, бля, на нары…»

Гид-японец торжествовал. Наконец, он увидел этого русского притихшим, ошеломленным, с улыбкой тихого счастья на лице.

В Наре было два десятка буддийских храмов и один синтоистский. После «уплотненной» застройки современного Токио маленькая Нара всегда поражала туристов размерами своих храмовых комплексов и парков. Они еще не обошли и половины, а этот старательный русский полицейский уже запутался в названиях, именах и датах.

Около пятиярусной пагоды храма Конфукудзи русский застыл. Высоко над ним рукотворная материальность, просчитанная и исполненная по математическим законам бытия определенность вступила в какое-то отношение с бесконечным, зыбким, неизмеримым. Беспокойный турист вслушивался, всматривался, но не так, как японец. Нет, даже в его созерцании было слишком много суеты, напряжения, чересчур много личного, эмоционального. Его молчание громыхало, как барабан.

Теперь гид был спокоен. Нет, русским никогда не понять Японию. Пусть они выучат язык и историю, скопируют каллиграфию, будут жить в горах, есть сырую рыбу и заниматься сумо. Если они даже на небо смотрят по-другому, то можно быть спокойным. Но как захватило русского это зрелище! Пришлось жене тормошить его, будто спящего.

— Миша, ты слышал? В саду храма… не запомнила название… растет около ста видов роз. Пойдем скорее, все уже ушли вперед. Миша, мне монашка дала маленький свиток с иероглифами. Ты сможешь прочитать или попросить гида? Что это такое?

— Я думаю, это предсказание судьбы. Я, конечно, постараюсь. Но я еще знаю не так много иероглифов. Попросим нашего «тамагочи», это ему польстит… А эти ворота я знаю! Это вход в самый старейший храм Нару. Между прочим, Хорюдзи — старейшее деревянное сооружение в мире. Эти деревянные колонны…

— Опять встал! Пошли. Меня интересуют розы.

— Бара-ва уцукусий дэс*, — старательно проговорил Михаил. — Кимура-сан, я правильно сказал?

— Очень хорошо, Миша-сан, — закивал головой гид. — Только ударение совсем немного неправильно.

— Ано бара-ва асоко-ни ару**, — еще старательнее сказал Михаил.

— Что он сказал про меня, Кимура-сан? — вмешалась в разговор Аня. — Он сказал, что я много на него ору?

— Он сказал, что вы, Аня-сан, очень красивы. Как роза, — заулыбался японец.

— Японцы — очень хитрые, — пробормотал еле слышно Михаил. — Умение сбрехать при первой возможности они возвели в ранг искусства…

— Кимура-сан, а вы не прочитаете мне мою судьбу? — спросила Аня, передавая камеру мужу, чтобы удобнее было шарить в дамской сумочке. — Где же свиток? Я же его не запихивала. Вроде, торчал только что…