Однако у Родриго возникло чувство, что по какой-то причине учитель не хочет говорить об этом. Почему, он понять не мог, поэтому переменил тему разговора.
— Когда вы хотите, чтобы я уехал во Францию?
Лицо Данте посветлело.
— Риго, я не хочу, чтобы ты уезжал. Ни сейчас, ни когда-либо. Но ты должен, — наклонившись, поправил стремя, потом выпрямился. — Поехали. Испытай Морелло, потом соберешь вещи. Из Монтеверди нужно уехать до рассвета.
* * *
Каресса де Алессандро обняла плачущую дочь — пусть поплачет, гнев и горе уйдут со слезами. Она прижалась щекой к светлой голове Джульетты — контраст между ее черными волосами и золотистыми локонами дочери был поразителен.
— Успокойся, mia piccola[11] Jietta, — приговаривала она. — Моя маленькая Джетта… все будет хорошо, вот увидишь, — она поцеловала пылающую щеку дочери и снова обняла ее.
— Я уйду в монастырь, — дрогнувшим голосом объявила Джульетта. — Раз Марио нет, я не хочу никого другого.
— Это решит папа, cara[12]. Ты же знаешь.
— Папа поймет. Таких, как Марио, нет… он был похож на папу, такой же светловолосый и высокий. Красивый и…
— Джульетта, — Каресса отстранилась от дочери. Ей понятно горе девочки, но Джульетта не маленькая и должна думать. Она всего лишь на несколько лет моложе многих замужних женщин. — Ты знаешь, что браки устраиваются по политическим интересам. Твой. отец — принц Монтеверди, и обязан заботиться о благе своих людей. Он не может быть эгоистичным, и ты тоже.
Они сидели на каменной скамье во дворе. В воздухе стоял аромат лимона и жасмина, камни под ногами согреты солнцем. Поющий фонтан с Посейдоном, вооруженным трезубцем, в центре и четырьмя низвергающими воду дельфинами по периметру, приглушал разговор. Это было любимое место Карессы.
Джульетта, казалось, обдумывала слова матери. Она покусывала верхнюю губку, слезы почти остановились.
— И не теряй надежды, — сказала Каресса. — За кого и когда тебе выходить замуж, решит отец. И хотя ты, да и все мы, скорбишь по Марио, в конце концов обретешь утешение.
Их глаза встретились.
— Я поговорю с папой, — настойчиво повторила Джульетта, в сотый раз напомнив Карессе, как сильно избаловал ее отец. Необычный оттенок золотистых волос, унаследованный от матери Карессы, также навел ее на мысль, что Джульетта слишком подвержена вспышкам гнева. Данте всегда смягчал их лестью и уговорами.
— Папы сейчас здесь нет. Но, если бы и был, то…
— Где он? — прервала ее Джульетта. — С Корсини? — ее глаза потемнели от боли.
Каресса заколебалась, затем решила сказать правду.
— Я думаю, с Корсини твой дядя.
— Zio Витторио?
— Si, папа… он в таборе.
Джульетта нахмурилась.
— С этим… незаконнорожденным?
— Джульетта! — возмутилась Каресса. — Кто так говорит?
— Нардо.
— Бернардо? Он так сказал в твоем присутствии? И Никко, полагаю, тоже это слышал?
Джульетта покачала толовой, ее щеки горели. Она встала и направилась к фонтану. Каресса последовала за дочерью, решив дождаться ответа.
— Я слышала… как они с Марио однажды…
— Тебе не следует бывать в компании молодых людей! Ты подслушивала?
Старательно избегая встречаться взглядом с матерью, Джульетта водила пальцем по гладкому кар-рарскому мрамору, обрамляющему фонтан. Наконец она кивнула.
— Ужасно так говорить о ком-то, девочка. И Родриго да Валенти не таков.
Джульетта подняла глаза на мать.
— Почему папа вообще что-то делает для этого юноши? — недоуменно спросила она. — Черный, грязный, никчемный Zingaro…
Каресса подняла пальцами подбородок Джульетты и пытливо посмотрела ей в глаза:
— Папа придет в ярость, если услышит такое! Он скажет, что это позор для имени Алессандро.
— Марио говорил мне, что Zingari — никчемные, глупые и ленивые попрошайки и воры…
— Марио, упокой Господь его душу, был ограниченным юнцом, раз сказал такое. Каждый человек ценен по-своему, и кто ты такая, Джульетта Мария, чтобы судить кого-либо? Особенно Валенти, которого ты видела один раз?
Заметив, что мать начинает сердиться, а такое случалось с ней редко, Джульетта молчала.
— А Аристо? — спросила Каресса, нахмурившись и отпустив подбородок дочери. — Он чистокровный Zingaro, темный и уродливый. Он…
— Аристо не уродлив! — возмутилась Джульетта.
— А, понимаю… большинство людей не согласились бы с тобой. Но ты знаешь, что у Аристо добрая душа… и важно именно это, а не то, как он выглядит.
На лице Джульетты было упрямое выражение.
— Аристо хороший и добрый, и никогда никого не убивал.
— Твой отец сказал, что это был несчастный случай, даже Бернардо согласен с ним. Но ты почему-то обвиняешь этого мальчика! — мать покачала головой. — Надеюсь, только волнение заставляет тебя упорствовать в твоем суждении о человеке — и целом народе, — о котором ты ничего не знаешь. И вспомни, именно его бабушка спасла Аристо, А теперь, думаю, тебе надо пойти в часовню и помолиться за спасение души Марио, — Каресса встала, — и за умение проявлять в жизни любовь и терпимость, чему мы с отцом пытаемся тебя научить.
Она смотрела, как Джульетта неохотно прошла через двор. Каресса знала, несмотря на склоненную голову и показную покорность дочери, та борется с природным упрямством, доставшимся в наследство от предков.
Каресса была рада, что Родриго покидает Италию, хотя это, как считает Данте, причиняет ему боль. И дело не только в безопасности Родриго — время залечит страдания Джульетты, рассеет гнев.
Каресса знала: нравится это Джульетте или нет, когда-нибудь Родриго да Валенти войдет в ее жизнь благодаря Данте и его обещанию Маддалене.
А возможно, и по причине, более близкой сердцу ее мужа теперь, когда Марио ди Корсини мертв.
Глава 2
Монтеверди, август 1497 г.
Скоро, Джульетта. Скоро у тебя будет муж.
Эти слова колоколом звучали в голове Джульетты, острыми кинжалами терзали сердце и только подчеркивали тот факт, что ей уже семнадцать — время замужества прошло, а у нее все еще нет мужа. И вообще, приближается тот возраст, когда кое-кто начнет считать ее почтенной матроной.
Мама в первый раз вышла замуж, когда ей уже исполнилось семнадцать.
Да. Но мама — женщина спокойная, она смиренно принимает все, что дает жизнь… и делает то, что ей велят. Мама никогда не уходила в монастырь.
— Я не мама! — сама себе сказала девушка.
Что делает с ней отец, разочарованно подумала она. Или он намеренно унижает ее? Наказывает за какой-то грех, который его дочь невольно совершила?
Солнце село, и звездное небо напоминало узорчатый гобелен. Яркая, полная луна сияла, как новенький флорин. В ее ровном свете все различалось совершенно отчетливо.