Читать интересную книгу В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг. - Ольга Игоревна Агансон

«подсистемы» в качестве аналитической модели, позволяющей рассматривать регион (в нашем случае Балканы) как автономную единицу, которая, будучи частью системы, функционирует по общим с ней законам, но вместе с тем уникальна и наделена присущими только ей параметрами.

В англоязычной литературе существует эквивалент термина «подсистема» («subsystem»), получивший широкое распространение в конце 1950-1960-х гг.: «зависимая» или «подчиненная система» («subordinate system»)[29]. Его употребление обусловливалось стремлением авторов показать, что динамика развития региона определялась магистральным трендом конфликтного взаимодействия сверхдержав[30]. Использование термина «подчиненная система» имеет как свои «плюсы», так и «минусы». С одной стороны, он подчеркивает высокую степень воздействия великих держав на межрегиональные взаимоотношения, с другой – в должной мере не учитывает важности непосредственно региональных процессов.

Плодотворной представляется разработанная Б. Бьюзаном и О. Уэвером концепция «комплекса региональной безопасности». По мнению исследователей, «на региональном уровне государства настолько тесно взаимосвязаны, что их безопасность нельзя рассматривать отдельно друг от друга»[31]. Этот тезис отчасти справедлив и для балканских государств начала XX в. (например, демонстрируемое ими, но далеко не всегда реализуемое на практике стремление к формированию региональных комбинаций или же их восприятие усиления соседа по региону как удара по собственным позициям). Примечательно, что сами Б. Бьюзан и О. Уэвер определяют Балканы первой четверти XX в. как «самостоятельный комплекс региональной безопасности»[32].

Основы Балканской подсистемы были заложены в результате постановлений Берлинского конгресса 1878 г., подведшего черту под Восточным кризисом 1875–1878 гг. Эта подсистема отличалась эклектичностью. Помимо Греции, получившей самостоятельность еще в 1830 г., в регионе появилось три новых независимых государства – Румыния, Сербия, Черногория, а также Болгария, де-юре находившаяся в вассальной зависимости от Турции, но де-факто проводившая внутреннюю и внешнюю политику свободного государства. Кроме того, в Берлинском трактате 1878 г. было зафиксировано присутствие в регионе двух полиэтничных империй – Турции, в состав которой возвращались Македония и Фракия, и Австро-Венгрии, оккупировавшей Боснию и Герцеговину и вводившей свой гарнизон в Нови-Пазарский санджак. Англия в лице Б. Дизраэли и Р. Солсбери, принимавшая непосредственное участие в разработке Берлинского трактата, исходила из того, чтобы свести к минимуму влияние в регионе России, которая оценивалась британским истеблишментом как главный внешнеполитический противник. В расчетах Лондона Османская империя и Дунайская монархия являлись столпами нового регионального порядка, сложившегося на Балканах вследствие решений Берлинского конгресса.

В Берлинском трактате изначально были заложены противоречия, обусловившие быстрое накопление конфликтного потенциала в подсистеме. Незавершенность процесса национального освобождения балканских народов и отсутствие в данном документе четких формулировок относительно обязательств Порты в вопросе проведения реформ в европейских вилайетах являлись источником постоянной политической нестабильности в регионе. Однако до 90-х гг. XIX в. Лондон игнорировал эти факторы. В условиях нарастания англо-германского антагонизма на международной арене и проникновения Германии на Балканы и Ближний Восток представления Уайтхолла о потенциальной угрозе британским позициям в Азии изменились. Кайзер Вильгельм II и германские финансовые круги, по мнению отечественного исследователя Б.М. Туполева, воспринимали установление тесной связи Германии и Австро-Венгрии с Турцией как возможность «испортить жизнь англичанам в Индии». Соответственно, достижение гегемонии на Балканах являлось необходимой предпосылкой для «обеспечения и расширения германской сферы эксплуатации в азиатских владениях Турции»[33]. В новых реалиях Англии пришлось не просто пересмотреть свою политику в отношении Балкан, но и «всмотреться» в то, что происходило непосредственно в регионе (т. е. на уровне подсистемы).

Каковы же были основные черты Балканской подсистемы международных отношении!

Во-первых, элементы Балканской подсистемы осознавали свою принадлежность к региону, а также связывавшее их историческое прошлое. На протяжении 500 лет территории Балканского полуострова находились под властью Османской империи, что, разумеется, наложило общий отпечаток на формирование местных обществ. Кроме того, перипетии исторического развития региона породили целый комплекс трудно разрешимых проблем, наиболее вопиющей из которых являлся македонский вопрос. Турция, продолжавшая ощущать себя великой исламской империей, не собиралась отказываться от своих европейских владений. Между тем недавно получившие независимость балканские государства мечтали воссоздать свои средневековые державы, аннексировав македонские территории. Как отмечал известный ученый, специалист по Ближнему Востоку того времени У. Миллер, историческая память нигде не была так чутка и долговечна, как на Балканах[34].

Во-вторых, правомерно говорить о существовании подсистемы в том случае, когда регион рассматривается другими (внешними) игроками как отдельный сегмент глобальной системы[35]. Тот факт, что в 1878 г. на Берлинском конгрессе великие державы разработали документ, заложивший основы регионального порядка, свидетельствует о признании с их стороны Балкан как части системы международных отношений.

В-третьих, Балканская подсистема была полифонична. Этот термин мы позаимствовали из работы известного литературоведа М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского», для того чтобы показать множественность позиций всех игроков, взаимодействовавших в рамках балканского политического пространства, их субъектность, вне зависимости от того, являлись ли они великими державами или малыми странами[36]. Это многоголосье рождало поток внешнеполитических устремлений, создававших «балканский лабиринт».

В начале XX в. развитие Балканской подсистемы вступило в кризисную фазу, что обусловливалось переходом системоразрушающих факторов (национализма и экспансионизма) из латентного состояния в активное. Это предопределило выбор региональных игроков в пользу силового способа осуществления их национальных программ как единственно возможного[37].

В качестве основных параметров кризиса Балканской подсистемы выделим следующие аспекты:

1. Внутренний кризис Османской империи, вызванный ее прогрессирующим ослаблением и активизацией национально-освободительных движений в европейских провинциях султана. Турция была ключевым региональным игроком, а потому дезинтеграционные процессы на ее балканских территориях отразились на функционировании всей подсистемы.

2. Непримиримое соперничество балканских государств за европейское «наследство» султана на фоне обострения этноконфессиональных конфликтов в Македонии и Фракии.

3. Австро-сербский конфликт, выступивший на авансцену после прихода к власти в Сербии династии Карагеоргиевичей и чреватый перспективой упадка влияния Дунайской монархии на Балканах (что отразилось бы и на ее статусе великой державы).

4. Следует особо выделить внешний параметр кризиса Балканской подсистемы: столкновение в регионе интересов великих держав.

Безусловно, скептики могут возразить: любая теория упрощает историческую реальность, особенно на Балканах, где, подобно одноименному фильму Э. Кустурицы, «жизнь как чудо». Но методологические выкладки, словно маленькие фонарики, помогут нам не затеряться в этом вихре фактов и событий, подсвечивая наш исследовательский маршрут: подсистема как «лабиринт», то есть та самая ловушка, в которую попалась европейская дипломатия, пытаясь балансировать.

Говорят источники

Выработка и реализация внешнеполитического курса являются многомерным процессом, форму и направление которому придают личности, оказавшиеся у руля дипломатии в определенный исторический период. Безусловно, деятельность министерств иностранных дел носила и носит закрытый характер, и лишь узкая группа лиц принимает непосредственное участие в выработке и принятии внешнеполитических решений. Однако существующие в стране политическая система, традиции общественных дискуссий по тем или иным международным сюжетам, а также относительная самостоятельность такого института, как пресса, влияют (если не прямо, то косвенно) на формулирование внешнеполитической повестки дня