расстановкой, под разговор. Но никак не есть, закидываясь едой наспех, по-быстрому, и уж тем более не жрать, словно голодный поросенок у корыта… 
 К интересующей теме подошли не сразу. Больше о жизни болтали, заходя издалека. Даже семьи коснулись.
 — Ни слуху ни духу, — развел руками Беромир. — Угнали их в рабство набежники. Тех поколотили роксоланы, но забрав полон, сами повели их на продажу.
 — И что делать думаешь? — спросил самый старый из гостей.
 — Мстить, — произнес Беромир максимально ровно.
 — А сдюжишь? — задорно улыбнулся самый молодой. — Все же роксоланы серьезные люди.
 — Я себя уважать не буду, если не попробую. За родную кровь надо мстить.
 — Похвально, — кивнул старик. По местным меркам, старик. Так-то он был моложе Беромира в той, прошлой жизни.
 — У меня родичи в Феодосии есть. Летом они приходят на лодке. Погостить. — произнес один гостей.
 — Торгуете тихонько? — с улыбкой поинтересовался ведун, лукаво подмигнув.
 — А кто не торгует? — вернув улыбку ответил визави.
 — Да я не осуждаю. Все, что идет нашим людям на пользу, все славно. Чем вы, кстати, с родичами торгуете?
 — Мы им мед собираем. А они соль и всякие поделки из меди нам шлют. По-родственному. Сильно выгоднее жадных ромеев. Да и в обход роксоланов.
 — Славно-славно. А много им надо? Может, я смогу присоединиться к торговле с ними?
 — К сожалению, самим не хватает. Роксоланы и языги очень трепетно относятся к таким лодкам. На большой не пустят без мытного сбора. А на малой лодке много не увезти.
 — А много берут мыта, если платить?
 — От разного зависит, от подарков, от отношений. У Красных ястребов один из старейшин удачно выдал дочь замуж. И теперь навещает родича на порогах, обходясь десятой долей. Хотя торг ведет скромный, дабы не привлечь внимание. А с иных порой могут взять и все. Обвинив в чем-то.
 — Мда. Века пролетают совершенно незаметно. Ничего не меняется… — покачал головой Беромир. — Впрочем, неважно. К чему ты стал рассказывать о родичах своих?
 — Я через них могу разузнать о судьбе твоей семьи. Да и вообще того полона. Кто, куда, как.
 — Думаешь, они еще в Феодосии?
 — Судя по тому, что ты сказал, их гнали в Танаис. Оттуда везут либо в Феодосию морем, либо в Трапезунд.
 — Феодосия или Трапезунд. Таврида и Армения. Мда. А потом оттуда дальше в земли ромеев?
 — Совсем необязательно. Большая часть рабов там и остается — на местах они очень нужны. И не только рабы. Родичи мои туда на заработки уехали, да так и остались[3].
 Беромир выдержал небольшую паузу, словно обдумывая все сказанное ему. Пытаясь углядеть какие-то последствия. Потом кивнул и резюмировал:
 — Будет славно, если удастся прояснить судьбу того полона. И выяснить, как их можно освободить.
 — Но сразу скажу — ничего не обещаю. Это дело такое… — развел руками собеседник.
 — Я все понимаю. Давайте вернемся к торгу. Вы знаете мои условия?
 — Мы разное слышали. Лучше сам скажи, что предлагаешь.
 — Арак в присутствие Вернидуба освободил меня от всяких платежей на три лета. Как пострадавшего от набега. Одно уже прошло. Есть еще два. Чем я воспользоваться и хочу, и вас приглашаю.
 — А он будет выполнять свои обещания?
 — Прошлым летом выполнил. Как поступит этим — не знаю. Но мы попробуем подготовиться. Если выставить к этому торгу полтора-два десятка человек с копьями и щитами — Арак не рискнет открыто шалить. Скорее всего, промолчит и отправит кого-нибудь набег, а это либо осенью поздней придет, либо по весне или даже ранним летом. Так или иначе, мыслю, этим летом торг вполне состоится с ромеями. Кроме того, быть может, удастся договориться с Араком за долю лично ему. Все-таки Златка, моя будущая жена, племянница жены Сарака. Родственница. Но надежды на это мало. Впрочем, даже если не сладится — все равно разок расторгуемся.
 — Добро. — кивнул самый старый представитель.
 — Чтобы вам не подставляться под удар роксоланов я предлагаю оставлять товар мне. Шкуры там и прочий промысел. То, что выручим с продажи, поделим пополам. Либо сразу берите долю моим железом, но поменьше — не пять частей из десяти, а четыре. В конце концов, это мне тут с копьями бегать и от всяких тварей отбиваться.
 — А не много ты себе оставляешь?
 — Можете сами с ромеями торг промыслом вести. — пожал плечами Беромир. — Полагаю, вы прекрасно знаете, чем это закончится.
 Они все скривились.
 Знали.
 И судя по выражению лица, относились к этим обитателем степей ничуть не лучше, чем иные. Видимо, потому и приехали к нему.
 — Может, сразу дашь нам половину?
 — Вы хотите, чтобы я вам предложил условия лучше, тем иным шести кланам? Почему?
 — Кланам?
 — Я так, на кельтский лад, зову большие рода. Чтобы путаницы не было. Семьи собираются в рода, а те в кланы.
 Собеседники покивали, принимая ответ. Беромир же продолжил:
 — А что вы не отвечаете? Я ведь не против уступок. Просто объясните, почему я вам должен предложить более выгодные условия, чем иным кланам.
 — Зачем тебе столько?
 — Вы видели этих ребяток. — кивнул он в сторону учеников. — Их надо кормить. Их надо одевать. Их надо учить и вооружать.
 — Их же кормят собственные рода и… кхм… кланы. — произнес молодой представитель.
 — Так, да не так. Они их обеспечивают только чтоб не сдохли. По самой малости. А им тяжело трудиться надо. Укрепляться. Есть им нужно намного больше, чем простым пахарям. Молотом махать не языком чесать — здесь и сила нужна, и выносливость. Без доброго кормления ничего из них не выйдет…
  Понимание пришло не сразу.
 Поначалу ходили по кругу, переливая из пустого в порожнее. «Лед тронулся» только когда им дали посмотреть изделия Беромира, пощупав их руками. И сакс, и копье, и прочее. Тигельный металл вызывал у них не то, что восхищение, но очень близкие эмоции.
 Цокали языками.
 Постукивали ногтем, прислушиваясь.
 Опробовали на всяком.
 Испытывали на изгиб да удар.
 И если поначалу они были весьма упрямые и тугие, то теперь, после демонстрации поделок, поплыли как масло в печи. За ТАКИЕ ножи да топоры они, пожалуй, и на треть согласились бы. Ибо стоили они существенно выше объявленного Беромиром…
  Где-то до обеда