Читать интересную книгу Черные стрелы вятича - Вадим Каргалов

И еще одно сомнение высказал старейшина Смед:

— Вятичи привыкли жить по своим обычаям, повиноваться своим старейшинам… И боги у нас тоже свои…

— Неволить не буду, живите как хотите! — решительно сказал князь. — Будете давать мне воинов для походов и дань не больше, чем давали хазарам. На сказанном клятву принесу своим богам, а вы — своим. Мир или войну выбирают вятичи?

— Мудрые говорят: худой мир лучше доброй ссоры, — вздохнул старейшина.

— А по мне, лучше война, чем недобрый мир! — возразил Святослав. — Что выбирают вятичи, добрый мир или войну?

— Мир, который ты предлагаешь вятичам, может быть добрым, если исполнишь обещанное…

— Исполню!

Старейшина Смед поклонился князю и торжественно произнес:

— Будь господином в земле вятичей!

Другие старейшины послушно повторили:

— Будь господином!

Радостные крики разнеслись над поляной:

— Мир! Мир!

Вятичи складывали на землю оружие, приветственно взмахивали руками:

— Мир!

Из стана выезжали конные дружинники. Мечи мирно покоились в ножнах, в руках — зеленые ветки.

— Мир!

Празднично ревели трубы.

Вятичи несли дружинникам деревянные чаши с медом, круглые хлебы, куски жареной дичи. А проворные княжеские рабы уже подбегали к старейшинам с кувшинами вина.

Князь Святослав пригубил серебряную чашу и передал Смеду:

— Пусть будет между нами добрый мир!

Глава 5. ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ

Князь Святослав и думать забыл о черной стреле: не до того было, неотложных забот накопилось невпроворот. Шутка ли, целая земля, равная доброй половине Руси, становилась под его державную руку!

Из глухих заокских лесов, с неведомых доселе княжеским мужам рек Цны, Пры, Унжи, Колпи и иных многих приходили старейшины с данью и клятвами верности. Всех надобно принять с честью, обласкать, условиться о числе воинов, которые пойдут вместе с князем в весенний поход. И свои воеводы отъезжали с конными ратями в разные концы земли вятичей, и каждому нужно было указать, куда идти и как вести дела.

Заботы, заботы без конца…

Поэтому Святослав даже удивился, когда к нему пришел старейшина Смед и многозначительно сказал, что выполнил обещанное. Два угрюмых вятичских воина введи в избу юношу в длинной белой рубахе, босого. Руки юноши были связаны за спиной сыромятным ремешком.

— Я обещал найти человека, который убил твоего воина. Это он, — объяснил старейшина. — Род выдает его головой за смертоубийство.

Святослав, воевода Свенельд и гридни-телохранители, которые вошли следом за вятичами, с любопытством разглядывали юношу, а тот, чувствуя их недобрые взгляды, держался подчеркнуто прямо и гордо.

Глаза у юноши были голубые-голубые, совсем такие же, как у самого князя Святослава, и в них не было страха — только тоскливая безнадежность. Видно, юноша смирился со своей горькой участью и был готов принять любое, самое жестокое наказание.

Князю Святославу молодой вятич понравился. Достойно держится!

Святослав любил смелых людей и многое прощал за смелость. А тут, кроме мимолетного расположения к смельчаку, был еще дальновидный расчет. Князь понял, что ему представляется случай показаться перед вятичами не только сильным, но и милосердным.

Разумный правитель не должен быть излишне жестоким. Жестокость порождает неверность, а доброта — благодарность и ревность к княжеской службе. Но, заранее решив, что помилует молодого вятича, князь спросил его подчеркнуто строго:

— Верно ли, что ты убил воина?

Юноша молча кивнул головой.

Старейшина Смед торопливо объяснил, снимая вину с остальных родичей:

— Это он, он! На всем роде вины нет, только на нем. Род не поручал ему проливать кровь, но только следовать за твоим войском в отдалении…

— Зачем же ты пустил стрелу? — удивленно спросил Святослав.

Юноша разлепил упрямо сжатые губы, проговорил хрипло, с усилием:

— Твое войско шло к капищу… Лесные завалы не остановили войско… Я хотел убить воеводу или другого знатного человека, чтобы воины остановились…

— Но ты убил простого десятника!

— Я видел на нем серебряную гривну… Серебро носят на груди только знатные люди…

Святослав вспомнил, как радовался десятник Кара, принимая в награду серебряную гривну. Гривну, которая погубила его спустя несколько часов… Вспомнил и нахмурился.

Тяжелое молчание повисло в избе. Гридни уже придвинулись к юноше, готовые схватить его по первому знаку. Но Святослав остановил их жестом, заговорил медленно, как бы взвешивая слова и размышляя, на что решиться:

— Кровь за кровь… Есть такой обычай у нас… Но есть и другой обычай, столь же древний, — жизнь за жизнь… К чему склониться? Кровь за кровь или жизнь за жизнь?

Люди слушали, затаив дыхание и стараясь угадать, каким решением закончит князь свою речь-размышление. А Святослав продолжал — так же медленно и значительно:

— Отрок пролил кровь до объявления мира. Он не знал, зачем идет войско — с миром ли, с войной ли. Оттого вина его вполовину меньше…

Воевода Свенельд кивнул, соглашаясь:

— Да, это было до мира!

— Мне не нужно крови этого отрока, старейшина! — решительно сказал Святослав. — Пусть он заменит павшего по его вине воина. Да! Пусть будет так: жизнь за жизнь! Это справедливо?

— Справедливо! — обрадованно поддержал старейшина Смед, разрезая ножом ремень на руках юноши, и добавил строго: — Отрок Алк! Служи князю верно, как служил роду своему!

— Но сможет ли сей млад заменить десятника? — усомнился воевода Свенельд. — Кар был отважным воином.

— Алк молод, но проворен и храбр, — заступился Смед за своего родича. — Он скачет на коне, как прирожденный степной наездник. Он владеет луком не хуже охотников за рысями. Он понимает печенежский язык…

— Столько много достоинств у столь юного воина? — недоверчиво улыбнулся князь.

— Так испытай его! — предложил Смед.

— Испытай, княже! — заговорили дружинники. — Пусть покажет, что умеет.

И воевода Свенельд тоже сказал:

— Испытай!

Алка подвели к длинной коновязи из березовых жердей, возле которой стояли воинские кони.

— Выбирай!

Алк неторопливо прошелся вдоль коновязи и указал на рослого гнедого жеребца, бешено взрывавшего копытами землю:

— Вот этот!

Дружинники переглянулись: выбор юноши показался им неразумным. Гнедой жеребец, недавно купленный у печенегов, был диким, не обученным ходить под седлом. Даже табунщики боялись приблизиться к нему.

Осторожный Смед посоветовал было взять другого коня, посмирнее, но князь властно оборвал его:

— Воин сам выбирает коня. Пусть отрок возьмет того, на которого упал его взгляд.

Гнедой жеребец беспокойно всхрапывал, скалил зубы, косился на людей налитыми кровью глазами. Алк осторожно приблизился к нему, протянул руку к холке и едва успел отпрыгнуть, чудом избежав удара копытом.

Отвлекая внимание жеребца, с другой стороны коновязи подошли дружинники. Конь навалился грудью на прогнувшуюся жердину, силясь дотянуться до них зубами.

Смед подсказал юноше:

— Пора!

Алк с разбегу вскочил на спину коня, покрытую лишь тонкой попоной, и вцепился руками в гриву. Дружинники проворно отвязали уздечку от коновязи и кинули свободный конец Алку.

Как черная молния, взвился жеребец, пронесся по поляне и исчез за Священной Рощей. Затихал, быстро удаляясь, судорожный перестук копыт.

Лют Свенельдович усмехнулся:

— Своими руками отпустили полонянника. Ищи теперь его, как ветра в поле!

Совсем тихо сказал Лют, на ухо отцу, но старейшина Смед услышал его слова и обиженно возразил:

— Алк не убежит. Род отдал его князю, и он не опозорит свой род. Если отрок останется жив, он вернется.

Алк вернулся — пропыленный, в разорванной одежде, с воспаленными от ветра глазами. Закостеневшие пальцы юноши так крепко вцепились в уздечку, что дружинники с трудом разжали их.

Но и конь устал. Он стоял, покачиваясь на дрожащих ногах, дышал тяжело, загнанно, и в глазах его не было прежней бешеной злости — только покорность воле наездника. Конь был усмирен.

Потом Алк из своего охотничьего лука метал стрелы в красный круг, прислоненный к стволу березы, и попадал без промаха. Потом рубился тупыми мечами с кривичем Вестом и выстоял против него.

Дружинники одобрительно переглядывались.

Слово было за князем, и Святослав произнес это слово, одно-единственное слово, решившее судьбу молодого вятича:

— Достоин!

Гридни окружили нового товарища, повели к дружинной избе. Алк пошел с ними, все еще не веря, что все страшное позади, что он прощен и что не пленник он отныне, а княжеский дружинник. У Алка кружилась голова, и казалось, что он все еще мчится по полю на бешеном коне, а перед глазами, сливаясь в сплошную полосу, мелькают колючие репейники и луговая трава…