Читать интересную книгу Большая книга женской мудрости (сборник) - Сборник

Дин-Дин с трудом вспомнила забытое имя и прокричала его, захлебываясь вьюгой.

И в тот же миг полил дождь.

– Ты вернулся! Вернулся!

Она хотела обнять старого друга, но не смогла.

– Да ты пьян!

– Потому что ты рядом, – ответил Тин-Ти-Ней.

– Ты так любишь меня?

– Люблю!

– Ну за что? Ведь все, что было у меня, сделал ты! А я сама такая же, как сотни, как тысячи других!

– Нет! Ты такая, а они не такие, – повторил он старые слова.

– Сможешь ли ты остаться, душа моя?! Мне так тебя не хватало! Всю жизнь мне не хватало тебя!

– На дворе зима. Думаешь, легко было долететь до тебя? Я вернусь весной. Хорошо? – ласково погладил ее по голове Тин-Ти-Ней.

– Хорошо, я буду ждать столько, сколько ты захочешь.

И он вернулся, когда у Дины родилась первая внучка. Вернулся в тысяча первый раз, как тысяча первая сказка Шахеризады, утешая первый детский плач.

– Теперь ты будешь любить ее? – спросила совсем поседевшая Дин-Дин.

– Нет! Я не могу любить ее как тебя.

– Но почему?

– Потому что она не такая, как ты, моя Дин-Дин!..

А потом Тин-Ти-Ней долго плакал на ее могиле, облизывая одинокий крест. Он знал, что теперь никто из людей не сможет услышать и понять его песню.

8. Лети, как Киа!

Холод протянул длинные колючки льда по воде. Но лужа не замерзала, напитанная ядом города. Олька даже протянула руку и потрогала ледяные иголки. Убедилась – настоящие.

В городе серого камня и асфальта, серых ворон и воробьев она чувствовала себя бескрылой птицей. Лазила по пожарным лестницам до самых высот, штурмуя их, точно альпинистка. А сегодня вот в этой полузамерзшей огромной луже, образовавшейся на черном рубероиде крыши, увидела, как в зеркале, небо. Получалось, что оно лежит у ее ног. И сверху, и снизу. И лужа эта – совсем не лужа, а глубокая небесная впадина…

И дух захватило от манящей нереальной реальности, неразмышляющего счастья без клятв, страсти, обещаний, обязательств и упреков. И это ощущение абсолютной свободы, где только небо и небо, бередило душу.

А дома, включив телевизор, внимательно слушала о том, как дети, попавшие в логово волка, постепенно дичают. У них растет шерсть. Они рычат и лают. И понимают язык далеких звезд.

«Интересно, – подумала Олька, – а если маленький ребенок попадет в птичью стаю, научится ли он летать?»

Наверное, Олька была единственным существом, у которого возник в этот миг такой странный вопрос.

– Дело не в том, научится он летать или нет, – вдруг, совершенно неожиданно для Ольки ответил завораживающий голос откуда-то из глубины экрана.

– А в чем? – тут же спросила девочка.

Экран показывал землю с высоты птичьего полета. На краю земли она увидела девочку с большими прекрасными глазами, как синие вишни, очень похожую на Ольку, только из рук ее и спины росли широкие розовые перья.

– В том, что он разучится говорить, – ответил голос.

Изображение поменялось. Какие-то лыжницы мчались к финишу. И Олька отчаянно стала лупить телевизор по крышке ладонями, чтобы снова увидеть чудесную девочку-птицу. Но это не дало никаких результатов.

С тех пор Олька знала, что где-то далеко-далеко живет девочка, воспитанная птичьей стаей, и умеет летать.

Постепенно прошла зима, а за нею весна. Настало лето. Олька успешно закончила школу и поступила в институт на орнитолога. Но мечта об абсолютном счастье не покидала ее.

Однажды ночью на Дальнем Востоке раздался крик. А здесь, в Москве, проснулась девочка. Ей приснилось, как от выстрела браконьера в небо устремились тысячи испуганных розовых птиц. Еще выстрел. И еще. И на солнечный плес упала одна из них, так похожая на человека, отчаянно крича.

Написав короткую записку родителям, что она скоро вернется, Олька бросила кое-какие продукты и лекарства в дорожную сумку, наскоро накинула куртку, извлекла из копилки все свои сбережения и поехала на аэровокзал.

Через десять часов она уже смотрела на Тихий океан и не знала, куда же идти дальше. И снова случайность, которая на самом деле и не была случайностью, заставила ее почувствовать терпкое волнение, ведь она заметила на берегу розовые перья. Собрав их в сумку, Олька пошла в том направлении, откуда волна приносила их. И шла весь день и всю ночь, а потом еще все утро на север по побережью, пока на берегу в куче выброшенной высохшей морской капусты не увидела чудную меленькую девочку, всю в розовых окровавленных перьях, которая время от времени не то вскрикивала, не то всхлипывала, зализывая рану на плече. Увидев человека, начала шипеть одним носом, вытягивая голову. Не смотря на такое недружелюбное приветствие, Олька бережно взяла ее на руки и понесла к ближайшим зарослям. Из травы она сделала ей мягкую постельку. Получилось уютное гнездышко. Обработала, как могла, ранку мягкой мазью. И осторожно спросила:

– Как тебя зовут?

Незнакомка с крыльями что-то попробовала сказать, но получилось только:

– Ки. А! Ки. А!

– А меня Оля. Олька. Понимаешь? Ты – Киа. Я – Оля.

– Ки. А!

– Ясно. Значит, говорить ты не умеешь, – с огорчением поняла Олька, – зато ты умеешь летать. Это здорово! Правда! Ты себе не представляешь, как это здорово! Интересно, а бутерброд с сыром ты будешь есть, или нет?

Покормив малышку, Олька извлекла из сумки найденные на берегу перышки и приложила их к ранке. Киа свернулась клубочком и уснула. А Олька укрыла ее своей курткой и прилегла рядом.

Прошло несколько дней. Киа была очень слаба. И вырванные пулей перышки приживались плохо. Она позволяла себя кормить. И сладко доверчиво засыпала на плече Ольки. Олька время от времени уходила в ближайший населенный пункт, приносила еду и питье для девочки с крыльями.

– Вот скажи, Киа, там в небе, там ведь холодно! А у тебя, кроме перьев, ничего нет!

– Ки. А! – отвечала Киа.

– А когда ты летишь над океаном, и в нем отражается небо, тебе тоже кажется, что ты абсолютно свободна?

Киа ничего не ответила.

– Интересно, а петь ты умеешь? – и Олька запела.

Киа неуверенно подхватила песню, как-то странно удерживая мотив одними лишь всплесками души, без слов, тем не менее попадая в ноты.

И Олька, чувствуя, что девочка старается, тоже запела этот мотив без слов. Так родилась странная песня, понятная только им двоим.

Леча девочку-птицу, Олька боялась, что та улетит навсегда, когда выздоровеет. Но и очень хотела этого. Старательно одно за другим она прилаживала к ранке розовые легкие перышки. Киа была похожа на ангела, но только совсем не могла говорить.

– Знаешь, Киа, – пыталась объяснить ей Олька, – люди на земле давно ищут птицу счастья. Думают, что она синяя. Глупые, правда?

Киа улыбалась, как будто понимала Ольку.

– И знаешь, почему они глупые? Потому что, если вдруг в жизни кому-то посчастливится увидеть птицу счастья, совсем не надо просить у нее что-то. Ведь это уже счастье – просто увидеть ее. Правда?

– Киа! – отвечала Киа.

На четвертое утро к берегу приблизилась стая прекрасных розовых птиц. Они отчаянно кричали. И Ольке угадывался в их крике настойчивый зов:

– Киа! Киа!

Встрепенулась кудрявая светлая головка девочки. Ясный синий взгляд ее неуверенно устремился к облакам.

– Ну же! Киа! Лети! Лети! – воскликнула Олька. – Лети, как Оля!

И побежала по берегу, показывая руками, как надо махать крыльями.

Киа поднялась, расправила перышки, из которых образовался большой светлый веер. Она разбежалась, оттолкнулась от земли крохотными ножками, взмахнула крыльями и поднялась в воздух, тут же затерявшись среди других птиц.

Стая сделала большой круг. Олька стояла и восхищенно махала им вслед. Таких красивых птиц она никогда не видела. Ей снова казалось, что она понимает пернатых, потому что теперь одна из них старательно выводила:

– Оллль. Ля! Оллль. Ля!

До Москвы Олька добиралась автостопом целый месяц, потому что на самолет не хватило денег. И все время думала о том, как там Киа…

Потом прошла осень. Наступила зима. Олька старательно училась. Она теперь точно знала, что людей-птиц не бывает. И быть не может в принципе. Она подробно изучила строение скелета и знала, что кости у птиц полые, поэтому и легкие. И то, что она видела собственными глазами, – возможно, было просто бредом, ее воображением. Иногда Олька забиралась на крышу и смотрела на отражение неба в луже, которая никогда не сохла. Переполненная знаниями, она уже не мечтала о полете.

Настала весна. А потом лето. На утро самой короткой ночи, когда огромный город еще спал, розовый блик коснулся нежными лучами самых верхних окон многоэтажных человечьих гнезд, и Олька проснулась от странной песни. Создавалось впечатление, что ее поет целая стая.

– Киа! Здесь Киа! – метнулась она к окну.

Над серой Москвой показалось огромное живое облако. Это тысячи розовых редких птиц заслонили трепещущими крыльями небо. Такого чуда никто и никогда не видел в этих местах. Не увидел и в это утро. Потому что город спал.