Праздник, который требовал наиболее длительных приготовлений, был «пейсах» (Пасха). Еще за месяц до этого праздника состоятельные евреи снимали новый дом, куда переселялись во время праздника. Поскольку Бронштейны обладали определенным достатком, то, возможно, у них было наготове особое помещение для этого праздника. За неделю до него члены семьи приводили это жилье в порядок, мыли полы, белили стены. Особо старались уничтожить все остатки хлеба, а в очищенный дом вносили посуду и утварь, специально приготовленные для этого случая. Эти ежегодные хлопоты и ритуалы, связанные с праздником, не могли не оставить прочного следа в памяти мальчика. Однако в своих мемуарах Троцкий ни одним словом не обмолвился по поводу многочисленных праздников и связанных с ними обрядов, составлявших важную часть жизни еврейства в дореволюционной России и отличавших евреев от остального населения страны.
Нельзя обнаружить в автобиографии Троцкого и воспоминаний о посещении синагоги. Правда, Троцкий упомянул о своей учебе в хедере в Громоклее, но он не вдавался в подробности. Между тем освоение древнееврейского языка и приобщение к священным книгам иудейской веры составляли важнейший этап в культурном развитии евреев в годы, когда рос Лейба Бронштейн. Отметив, что «первоначальное обучение грамоте, а также молитв, совершенно обязательно и неизбежно для каждого еврейского мальчика, хотя бы и для круглых сирот», М. Грулев писал, что «невозможно себе представить неграмотного в этой области еврея». Поэтому, когда Троцкий писал, что его отец был неграмотным и лишь к концу своей жизни смог прочитать по слогам имя своего сына на обложках книг и брошюр, то он скорее всего имел в виду то, что его отец не умел читать по-русски, как и многие пожилые евреи того времени. Однако нет оснований полагать, что Давид Бронштейн, человек, обладавший заметным весом в еврейской общине, не изучал древний язык и священные книги. А ведь это, в соответствии с Талмудом, следовало начинать с пяти лет.
Лейба Бронштейн был направлен в хедер в шесть лет. После овладения основами древнееврейского языка он, как и другие ученики хедеров, перешел к изучению «Торы» («Пятикнижия», то есть первых пяти книг Библии), а затем стал знакомиться с книгами пророков.
Ссылаясь на то, что он «не говорил на жаргоне» (так Троцкий называл «идиш»), и поэтому «ни с кем не сумел сблизиться», а также из-за того, что он провел в школе лишь «несколько месяцев», Троцкий заявил о «скудости» своих «школьных воспоминаний». И все же он тепло вспоминал своего первого преподавателя в хедере – Шуфера, и это также заметно отличало воспоминания Троцкого от других бывших воспитанников хедеров, которые запомнили дни учебы как тягостное время и с неприязнью вспоминали суровых учителей («меламедов»), не расстававшихся ни с маленькой заостренной указкой («тайтеле»), ни с розгами.
Вспоминая свой первый урок в хедере, Л. Инфельд писал, что помощник учителя «положил на стол помятую Библию, открыл ее на запачканной грязью странице и, ткнув деревянной указкой с острым концом в одно из древнееврейских слов, приказал: «Повтори!» Я повторил. «Повтори!». Я снова повторил. И так пять раз. Потом он произнес немецко-еврейское слово (на идише. – Прим. авт.) с тем же приказом «Повтори!» Я послушно повторил. После пятикратного повторения я запомнил оба слова, не понимая значения ни одного из них. Однако я догадался, что одно является переводом другого… Деревянная указка медленно двигалась от слова к слову, от строки к строке. В другой руке помощник учителя держал розгу. Но он видел по ходу урока, что розга ему не понадобится. Поэтому он осторожно положил ее на стол…»
Очевидно, что рассказчик так же, как и Лейба Бронштейн, не достаточно хорошо владел языком идиш, но также ясно, что в хедере ученики невольно совершенствовались в идише помимо изучения иврита. При этом розги могли использоваться для внедрения этих языковых познаний.
О жестких методах обучения вспоминал и Грулев: «Отношение… к ученикам было всегда сурово, а иногда и бессмысленно жестоко: оплеухи и плетка сыпались за дело и без дела; а ученики мстили своим палачам тем, что… лупили козу меламеда, портили ему часы, стараясь вообще пакостить своему мучителю всем, чем только возможно, конечно – втихомолку».
Возможно, что конфликты между учителями и детьми усугублялись тем, что преподаватели и ученики смертельно надоедали друг другу, так как учеба продолжалась чуть ли не весь день. М. Грулев писал: «Мальчики отправлялись в хедер не позже 7-8 часов утра, и оставались там весь день до 8-9 часов вечера, т. е. около двенадцати часов с перерывом лишь на два часа, когда отпускались домой на обед». Так как Яновка отстояла далеко от Громоклеи, в которой находился хедер, то Троцкий, по его словам, оставался там на всю неделю до субботы. Обедал и жил он у родной тетки, проживавшей в Громоклее.
Даже ученики православных духовных училищ не начинали учебу в столь раннем возрасте и не тратили на нее столь много времени. Однако усилия, направленные на приобщение еврейских детей к религиозным книгам и древнему языку, были освящены многовековой традицией.
Разумеется, иудейская религия – не единственная в мире, в которой священные книги занимают важное место в формировании сознания верующих. В то же время нет сомнения в том, что евреям, рассеянным веками по всему свету и не имевшим в то время своего национального очага, священные книги служили не только религиозным целям, но и заменяли отсутствовавшие у них (или слаборазвитые) формы культуры, которые служили другим народам мощными духовными оплотами их национальной самобытности. Многочисленные разрушения городов Израиля и Иудеи завоевателями и в конечном счете, гибель иудейского государства сопровождались уничтожением многих памятников древней еврейской архитектуры. Однако еще до разрушения Иерусалима римлянами и других событий, погубивших древние творения народа Израиля, иудейская религия запрещала воспроизводить изображения людей и природы и это на долгие годы парализовало развитие еврейской живописи и скульптуры. В течение многих веков еврейская музыкальная культура сводилась лишь к синагогальным напевам, народным обрядовым песням и танцевальным мелодиям. Последние стали подвергаться обработке композиторов лишь в конце XIX века. Начало еврейского театрального искусства относится лишь к концу Средневековья, когда на иудейских религиозных праздниках стали появляться профессиональные комики (так называемые лейцим), а затем шуты (или «веселые евреи»). По мнению советских историков, рождение еврейского театра произошло лишь в середине XIX века в кружках Житомира и Бердичева. Еврейская художественная литература в средние века развилась лишь в странах ислама и в значительной степени под влиянием арабских авторов, а в христианских странах еврейская светская литература возникла лишь в новое время. Таким образом в течение многих веков значительная часть культурного наследия еврейского народа была заключена в Священном Писании и комментариях к нему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});