человека, более или менее владеющего собой. Я смочил водой шею и снова попытался застегнуть рубашку. Руки по-прежнему дрожали, но уже не так сильно, и через некоторое время я справился с делом. Пять минут спустя, выходя из туалета, я выглядел чуть лучше, чем когда в него входил.
Я спустился вниз на лифте. Напротив входа в торговый центр стояло такси темно-зеленого цвета. Я сел в салон и назвал водителю адрес — в паре домов от того места, где оставил свой автомобиль. Рядом с «хаммером» посверкивала мигалкой машина охранников. На выезде с парковки мы разминулись с полицейской машиной с номерами Фоксборо. Времени у Кенни оставалось все меньше и меньше.
Таксист высадил меня перед домом на Тук-Террас. Расплачиваясь, я добавил чаевые — приличные, но не чрезмерные. Не настолько щедрые, чтобы он меня запомнил. Пока он задом выезжал на улицу, я направился к дому, сделал вид, что открываю входную дверь, дождался, пока он не исчезнет за поворотом, развернулся и пошел к своему «джипу». Снова миновал недостроенное ранчо, песчаное поле и наконец оказался перед стеклянной дверью дома Кенни и Хелен. Она была не заперта, я вошел внутрь и остановился. Кенни забрасывал в стоящую на полку сумку ноутбуки, а Хелен упаковывала модемы.
Первым меня заметил Кенни.
— Ключи верни, — сказал он.
Я похлопал себя по карманам.
— Лови. — Я кинул ему ключи.
Он застегнул спортивную сумку и поднял ее с пола.
— Где ты ее припарковал?
— Ах да, — медленно произнес я. — Насчет этого…
— Поверить не могу, что ты угробил мою тачку, — сказал Кенни, когда мы проезжали мимо пустовавшей будки охранника на Ноттингем-Хилл.
— Это не я, а Ефим.
— Как ты мог, блин, просто ее бросить?
— Кенни! Твой «хаммер» был точь-в-точь как автобус в конце фильма «Сквозь строй». До твоего дома он добрался бы только в том случае, если бы миротворцы ООН подбросили его на вертолете.
Мы остановились на том же светофоре, где я чуть не въехал в грузовик Ефима и Павла. По встречной полосе мимо нас пронеслась небольшая кавалькада полицейских автомобилей. Они пролетели на красный, воя сиренами, и Кенни с Хелен, не сговариваясь, пригнули головы. Секунд через пятнадцать четверка полицейских машин скрылась за холмом. Я посмотрел на Кенни — тот уже сидел на полу, скорчившись под бардачком.
— Хорошо спрятался, — сказал я.
— Мы не любим привлекать к себе внимание, — раздался с заднего сиденья голос Хелен.
— И поэтому раскатываете в желтом «хаммере».
Светофор переключился на зеленый.
Мы выехали на Первое шоссе и миновали стадион. Вокруг «хаммера» сгрудились местные полицейские и полицейские штата. Рядом стоял черный фургон криминалистов и два фургона телевизионщиков. Кенни увидел, в каком состоянии его тачка: лопнувшие шины, простреленный капот, выбитое ветровое стекло. На парковку свернул еще один фургон с журналистами. Над головой пролетел вертолет.
— Черт, Кенни, — сказал я. — Ты теперь знаменитость.
— Он еще издевается. Блин, я только что тачки лишился.
Мы остановились в Дедэме, за отелем «Холлидей Инн», на пересечении Первого шоссе и Первого-А.
— Ладно, — сказал я. — Если до вас еще не дошло, сообщаю: вы в полной заднице. Компьютеры вы забрали, но наверняка в доме осталось достаточно следов, чтобы копы вышли на вас и поняли, чем вы там занимались. Подделкой документов и прочими шалостями. Про метамфетаминовую пыль в микроволновке я уже не говорю. Я и вполовину не такой умный, как большинство копов, но даже я понимаю, что к обеду у них на руках уже будут ордера на ваш арест, а к ужину ваши приметы будут разосланы по всему штату.
— Блефовать ты так и не научился, — закуривая сигарету, сказала Хелен.
— Да неужели? — Я развернулся, выдернул сигарету у нее изо рта и швырнул ее в окно, мимо лица Кенни. — У меня дочери четыре года, и она ездит в этой машине.
— И что?
— А то, что я не хочу, чтобы на детской площадке от нее шарахались, потому что она провоняла табаком.
— Ой, какие мы чувствительные.
Я протянул руку.
— Чего?
— Пачку.
— А шнурки тебе не погладить?
— Пачку, — повторил я.
— Отдай ему пачку, Хелен, — устало произнес Кенни.
Она сунула мне в руку пачку, и я убрал ее к себе в карман.
— Ну так что? — сказал Кенни. — Какой у нас, по-твоему, выход?
— Не знаю. Скажите мне, зачем Кириллу Борзакову Аманда.
— А кто сказал, что ему нужна Аманда?
— Ефим.
— А, ну да.
— Так что такого есть у Аманды, что она им срочно понадобилась?
— Она свистнула у них партию товара и смылась.
Я воспроизвел звук сирены, которую включают, когда в телевикторине игрок дает неправильный ответ.
— Брешешь.
— Нет, он это серьезно, — сказала Хелен, глядя широко раскрытыми глазами.
— Вылазьте.
— Да погоди…
Я открыл дверцу со стороны Кенни и сказал:
— Пока.
— Да нет, серьезно.
— И я серьезно. У нас меньше двух дней, чтобы обменять то, чем завладела Аманда — что бы это ни было, — на Софи. Я знаю, что вам насрать на жизнь девчонки. Но я старомоден. Так что мне — нет.
— Тогда иди в полицию.
Я кивнул, как будто соглашаясь со столь здравой мыслью.
— И выступить в суде свидетелем против русской мафии. — Я почесал подбородок. — К тому времени, когда моя дочь сможет, ничего не опасаясь, отказаться от программы защиты свидетелей, ей исполнится пятьдесят, мать вашу, пять лет. — Я посмотрел на Кенни. — В полицию никто не пойдет.
— Верни мне сигареты, а? — попросила Хелен. — Пожалуйста.
— Собираешься у меня в тачке курить?
— Я дверь открою.
Я швырнул ей на сиденье пачку сигарет.
— Короче, — сказал Кенни. — Что мы имеем на данный момент?
— Как я уже говорил, мы должны с ними обменяться. И чем дольше вы будете канифолить мне мозги по поводу того, что у них увела Аманда, тем больше шансов, что к пятнице если нам и вернут Софи, то по частям.
— Мы же тебе сказали, — проговорил Кенни. — Аманда сперла у них…
— Цацку какую-то она у них сперла, — закончила за него Хелен. Она широко распахнула заднюю дверь, выставила одну ногу на землю и прикурила сигарету. Выдохнула облако дыма и посмотрела на меня красноречивым взглядом, без слов говорившим: ну что, доволен?
— Цацку, значит?
Она кивнула. Кенни закрыл глаза и откинулся затылком на подголовник сиденья.
— Ага. Не спрашивай, на что она похожа и как