Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немцы оказались там, где мы меньше всего их ожидали, - среди болот. Наше появление вызвало такой огонь, будто у гитлеровцев там какой-то неиссякаемый родник боеприпасов.
Оттягиваем роты в лес. Наказываем командирам потихоньку тормошить немцев, чтобы они постреляли побольше и тем самым раскрыли свою огневую систему, а сами направились в Ново-Васильевск. Долго до нас доносились злобная трескотня пулеметов, уханье мин и снарядов, лязг гусениц танков, которые еще при нас начали утюжить лежащие между болотами поля с неубранной пшеницей.
Мы не опасались, что враг решится пойти в лес - побоится партизанских засад и мин. И действительно, немцы ограничились яростной стрельбой. Наши же отвечали одиночными выстрелами: партизаны просто давали знать противнику, что они на месте и никуда отходить не собираются.
Мы с Павлом прислушивались к перестрелке и не спеша ехали по берегу Знобовки. Был теплый вечер. На лугу еще порхали бабочки, не стихал птичий гомон. Мы то и дело ныряли в блестящие сети кружевной паутины - бабье лето было в разгаре. Над Ново-Васильевском все еще дымили трубы: жители не теряют времени, работают в две смены, пошла вторая выпечка...
Больше часа наши кони шагают рядом. Я все жду, когда заговорит Павел. Вернется ли к своей обиде за то совещание, на котором я его немного прижал. Но он молчал, молчал всю дорогу и только перед самой деревней заговорил, но совсем о другом.
- Бачишь, як ти гады огрызаются. Ну и черт с ними... - Он комментировал далекую перестрелку там, где оставались наши две роты. - Ну и хай режут той аппендицит. Мы же туда теперь больше не пойдем. Пожалуй, нам будет лучше идти через Белоусовку.
Я еле сдержал улыбку. Только вчера вечером Рева с жаром требовал, чтобы я отказался от Белоусовки как исходного пункта нашего рейда. Он считал, что лучший выход из кольца через полосу леса, протянувшегося между Десной и болотами, которую он образно назвал аппендицитом.
Сейчас, когда на этом "аппендиксе" мы натолкнулись на противника, Рева изменил свое прежнее мнение и стал ратовать уже за Белоусовку.
Вброд преодолеваем Знобовку. Взбираемся на бугор, на котором раскинулась деревня. У кузницы мне показали мою штабную кибитку с доской для карты, со всем необходимым для рейда, даже с постелью. Но мы не успеваем ее осмотреть: послышался свист снаряда. На площади грохочут взрывы.
Людей с улицы как ветром сдуло, только по-прежнему дымили трубы, и нетрудно было догадаться, что этот дым и служит ориентиром для вражеской дальнобойной артиллерии. Придется выпечкой хлеба заниматься только ночью.
Я отправился в свой штаб на 107-й километр. На пути повстречались наши артиллеристы. Они ехали на повозках. Здесь же был и Юзеф Майер. Он доложил, что пришлось откопать злополучные химические снаряды, захваченные нами в Ямполе. За последние три месяца Майер задержал четырех диверсантов, которых посылало гестапо взорвать этот склад. Сейчас на снаряды надели специальные колпаки-предохранители. Все ящики с опасным грузом замаскировали фуражом. К подводам выделена особая охрана, которую возглавил сам Майер.
Надо сказать, что враг не прекращал попыток уничтожить химические снаряды. Они и нам доставляли уйму хлопот: малейшая оплошность могла привести к непоправимым последствиям. Приехав в штаб, я приказал Бородачеву передать химические снаряды под охрану комендантского взвода, чтобы на время рейда высвободить Юзефа Майера от этой заботы. Бородачев ответил "будет исполнено", но на лице его отразилось недовольство: проклятые снаряды и ему надоели порядком. Но через минуту он повеселел и порадовал меня:
- Можете поздравить штаб с досрочной разработкой маршрута протяженностью в тысячу километров!
Расстилаем карту прямо на полу комнаты, иначе ее нигде не разместить свыше пяти метров длиной!
Рейд через пять оккупированных врагом областей мы разбиваем на тридцать ночных переходов. Долго-долго разглядываю карту. Жирная красная линия маршрута тянется на запад, петляя по полям, болотам, лесам, пересекает реки и горы, шоссейные и железные дороги.
Параллельно с красной линией слева и справа тянутся две фиолетовые линии наши запасные маршруты. А еще несколько левее, примерно в двадцати - тридцати километрах от нас, другая красная линия - поэтому пути пойдет соединение Сидора Артемьевича Ковпака.
Тысячи условных значков уточняют обстановку похода. Все это я должен запомнить, чтобы своевременно и в нужном месте выставить заставы и маяки, разослать минеров, разведку, предусмотреть привалы, дневки.
Все отчетливее передо мной вырисовывается каждый километр трудного и опасного пути. Города и прочие населенные пункты. Пока это лишь кружочки на карте. А там вражеские гарнизоны, с которыми придется вести бои...
А реки? Это же не только водные препятствия. Их придется форсировать под огнем и удерживать, пока не прибудет вся колонна.
Железные и шоссейные дороги? Это же не просто нитки на карте. По ним идут поезда, машины. И нам предстоит каждый раз на несколько часов останавливать с обеих сторон движение поездов и автомашин, чтобы колонна могла проскочить через дорогу. Бородачев кладет передо мной маршрутные листы. Их, по количеству суток, тридцать. Соответствующий маршрутный лист будет вручаться командирам отрядов перед самым выступлением в очередной переход.
Может быть, потому, что начало пути всегда кажется особенно трудным, я долго изучаю маршрутный лист No 1.
Первой на нашем пути будет деревня Стегайловка. До нее четыре километра. Это расстояние мы должны покрыть за пятьдесят минут.
До деревни Жихов - четырнадцать километров, время перехода - два часа двадцать минут.
Затем деревня Дубликовка - десять километров, время перехода -два часа.
Деревня Шатрищи - восемь километров, время перехода - один час сорок минут.
Деревня Антоновка - шесть километров, время перехода - один час десять минут.
Таким образом, за первую ночь похода мы должны преодолеть сорок два километра.
В примечании к маршрутному листу читаю: на каждый привал отпускается десять минут. Время и место привала будут объявляться приказом штаба с учетом обстановки. В необходимых случаях штаб этот вопрос согласовывает с командиром.
Я рассмотрел все тридцать маршрутных листов. Переходы намечаются и в двадцать пять километров, и в сорок. Большинство в тридцать километров. Только один будет в пятьдесят два километра. Ничего не поделаешь: около города или в болотах дневать не будешь.
Договорились с Бородачевым, чтобы на каждом маршрутном листе имелись дополнительные указания: если головной отряд ввязывается в бой, чтобы не задерживать движение, ответственные офицеры выводят колонну на запасный маршрут. Точно так же, если арьергардным частям придется сдерживать врага, колонна выводится на запасный маршрут.
Договариваемся и о том, кто будет прикрывать дорогу с обеих сторон, кто выставляет маяки на перекрестках, развилках и поворотах пути.
Многое нужно предусмотреть заранее. Ничто не должно быть забыто или упущено. Какая бы неожиданно острая ни сложилась в пути ситуация, она не должна застать нас врасплох.
Сидим, думаем. Уже загорелись керосиновые лампы. Слышно, как в штабе постукивает пишущая машинка.
Не знаю, сколько времени мы просидели бы с Ильей Ивановичем, если бы не появился мой помощник по разведке Хроленко с какой-то девушкой.
Хроленко до войны был начальником отдела госбезопасности по Хильчанскому району. По характеру он не принадлежал к числу людей застенчивых и никак не мог привыкнуть к воинской субординации. Если Хроленко предстояло что-нибудь решить, да еще при этом срочное, кто бы ни сидел у командира, он все равно прорвется, не спрашивая на то разрешения и не принося никаких извинений. Вот и сейчас он гулко распахнул дверь, не говоря ни слова, шагнул к нам, молча протягивая каждому руку.
Бородачев и я ответили ему таким же безмолвным рукопожатием. Пришедшая же с ним девушка так и осталась стоять у открытой двери. Она была в грязной фуфайке с чужого плеча, в самотканой выцветшей юбке, в лаптях, а вместо платка голову покрывал лоскут байкового одеяла.
Но даже не одежда, до предела оборванная и грязная, заставляла насторожиться. Смущало ее лицо с множеством каких-то бурых прыщей. Как видно, и руки тоже были чем-то поражены, так как на них, нет, не белели, скорее, серели повязки. В общем, на гостью нельзя было смотреть без ощущения сострадания и брезгливости.
- Вы зачем сюда пришли? - отрываюсь наконец от карты.
Девушка продолжает стоять безмолвно и неподвижно, только взгляд ее, пристальный и недоуменный, перекочевывает с меня на Бородачева, затем на Хроленко. Хроленко спохватывается, говорит, что девушка пришла с ним,зовут ее Галей.
Бородачев торопливо сворачивает карту.
- Откуда это вы такая явились? - спрашиваю девушку.
Молчание ее начинает раздражать меня.
- Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции - Борис Носик - Биографии и Мемуары
- Второе открытие Америки - Александр Гумбольдт - Биографии и Мемуары
- Юность, опаленная войной - Алексей Гусев - Биографии и Мемуары
- Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936 - Иван Чистяков - Биографии и Мемуары
- Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Сергей Стопалов - Биографии и Мемуары