— Леха, проследи, чтобы он не ожил!
— Понял, командир…
Леха навел бластоид на силуэт вспыхнувшего танка, но тут же бросил за ним следить. Ракета Петровича угодила прямо в основание гравитационного блока и вражеская железяка плавилась, как ледяная, в яркой домне кумулятивного взрыва. Петрович огибал свою жертву слева, прикрываясь от остальных и увлекал Леху за собой невидимой привязью. Второй сосредоточился на прицелах, готовый тут же стрелять, как только будет понятно куда.
— Леха, на два часа! Не отставай! Гаси!
Ага, вот они. Яковец резко развернул курс на скопление десятка юнитов, поддал газу и понесся прямо на них, выполняя дискретные рывки влево-вправо. Ведомый, сзади, чуть правее. Леха сэкономил ракет и теперь бухнул сразу три штуки в самую гущу вражеского кубла, пытаясь хоть как-то подавить огневой напор, которым их пытались прорешетить. Попадание было удачным, но ситуацию это совсем не спасло. Броня затрещала, расплавленная лучом, Леха судорожно дернулся влево и пулеметная очередь пришлась позади уязвленного места. Система тут же промычала о поврежденном блоке стабилизации. Твою мать… Ведомый попробовал порулить, машина руля слушалась, но делала это плохо, с запаздыванием и все время норовя потерять курсовую устойчивость. Спасло лишь то, что Петрович быстро просек ситуацию и ломанулся просто в самую гущу, паля из всех дудок и совершенно не уклоняясь. Мгновение и…
Леху задели. Андрей видел сообщение о потере стабилизации ведомым. Пареньку труба. Яковец, как-то сам собой, ни единой сознательной мысли, резко изменил курс, отключил функцию выбора защитной траектории, нажал четырьмя пальцами гашетки пулеметов и понесся вперед. Все это произошло за пару секунд, противник ошалел от такого нестандартного поведения и когда, очнувшись, дал залп — боед ведущего был так близко, что бластоид не успел перевести его броню в аморфное состояние.
— Леха, я тебе ноги включил! Быстро из боя!
Удар. Очень большой силы. Андрей успел бросить гашетки и впиться в грудные ремни, но все равно, закон сохранения импульса работает даже в условиях войны. Резкая боль, которую невозможно было терпеть, ударила по телу. Заныли пальцы, глаза закатились и истошный крик сам собой не мог никак остановиться. Многотонная масса боевой единицы врезалась в стоящую вражескую фалангу, разметав их на довольно большое расстояние. Два боеда перевернулись, и судя по всему, у них что-то случилось со стабилизацией, они завращались на месте, как два больших жука, которые барахтаются лапками, но никак не могут подняться.
Машина Петровича, изменив траекторию, заскользила вниз по холму, замедляясь. Андрей был в сознании, боль не утихала, но была уже менее острой, терпеть было можно, да и толку орать. Левая рука слушалась плохо, особенно при резких движениях, норовила болевым шоком заставить хозяина заняться чем-нибудь другим. Ладно, могло быть хуже… Андрей быстро вскрыл здоровой рукой аптечку первой помощи и пластырем зафиксировал предплечье, затем локоть к подлокотнику так, чтобы двигалась только кисть. Это получалось вполне сносно. Тем временем, боед скатился к самому подножию холма и остановился.
Почему они по мне не стреляют? Петрович дал газ и начал очерчивать широкую дугу, пытаясь локализовать противника. В месте столкновения картина была живописной. Два жука по-прежнему копошились на месте, занимая какие угодно положения в пространстве, но никак не нормальные. Два других стояли, уткнувшись в землю, не подавая признаков жизни. Больше никого не было. Андрей хладнокровно расстрелял насекомых в упор, со злой усмешкой наблюдая, как пули прошивают броню. Там, внутри, было хреново. Замершие единицы в дополнительном внимании не нуждались. Тактический экран выдавал ровный шум, видно что-то с антенной… Это самое неприятное. Где я… где Леха… где враг… Вообще, плять, где мы все и куда нас всех гонит…
— Катюша… — позвал Андрей, — солнце… У меня тактический экран не работает. Подтяни ко мне второго. Что с противником?
— Живой… — Катя не видела картинку на экране, по ее щекам текли слезы, а она их совсем не стеснялась, — живой…
— Слышишь, заканчивай нюни.
— Да, да… На внешнем склоне, для тебя на час относительно нынешней ориентации, наши не дают прорвавшейся группе окопаться. По вашей старой позиции бьет наша артиллерия, противник не может подтянуть подкрепление на верхушку холма. До подхода основных сил две минуты. Андрюша, паркуйся, скоро тебя заберут.
— Леха где?…
— Здесь я… Движку гаплык, стою, остываю… Метров триста от тебя к северу… Слышь, Андрей… это… пасиба… я твой должник…
— Ладно, братишка, жизнь длинная, сочтемся… Да и не знаю я, кто кому больше должен… А я миксовку новую закончил. До боя не успел тебе показать. Слушай.
Ритм заполнил эфир. Мелодия, исполняемая смертоносными инструментами, несла в себе что-то такое, давно забытое, мирное. Или, может быть, так казалось… Шум боя стихал. Противник, судя по всему, решил отступить и перебросить свои бесценные силы на другой участок битвы.
Андрей Яковец, сидел, полузакрыв глаза, понимая умом, что выжил, но не веря еще в это наадреналиненным сердцем. Вдруг что-то привлекло его внимание. Пилот дернулся, охнул от боли в разбитой руке и неожиданно рассмеялся счастливым смехом. Прямо на носу механического воина сидела небольшая птичка со смешной желтой головкой и забавно подрагивала длинным хвостом.
Все-таки конец войне. Очень скоро. И долгое время человек воевать не будет. Нерационально. И не нужно после определенного этапа. В это так хотелось верить.
Взлом
Солнце расчертило кабинет лучами, придав музейной величественности этакую сказочную атмосферу. Если можно, конечно, говорить такими категориями в отношении столь серьезных кабинетов. Высокий седой человек забавно щурился от зайчика, который разукрасил громадный стол красного дерева, один раз даже чуть не чихнул, но шторы не задергивал. Солнце ведь. Радость во плоти.
Он отхлебнул чаю из массивного серебряного подстаканника, охватившего гранчак, на мгновение зажмурился, смакуя кипяточный аромат цейлонского и снова уставился за окно. Погодка шепчет… Может, ну его, все в качель, да на рыбалку завеяться. Сто тысяч лет не отдыхал. Это, наверное, такой период в жизни мужчины, когда подбираешься к определенному возрасту и становятся менее важными многие материальные вещи, а вот нечто абстрактное выходит на первый план и занимает все силы. Многие по ошибке называют это стремлением к самореализации. Хотя подобное состояние души наступает, как правило, только у реализовавшихся мужчин. Тех, кто как раз всем все доказал и себе в первую очередь. А теперь делаешь то, что нужно делать, не для других, не для себя, а потому, что вдруг понимаешь какую-то вселенскую необходимость, миссия, что ли…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});