только закатила на это все глаза:
— Боишься, что я тоже начну употреблять наркотики, как и ты?
Клэр не знала, что на это ответить. Ведь она все еще чувствовала себя виноватой за свои прошлые ошибки. Хоть и не хотела признавать этого, но все же обратилась к своей дочери с такими словами:
— Да, я хочу, чтобы ты была лучше меня, поэтому сейчас же дай мне номера твоих друзей и их родителей на всякий случай.
— Пф, еще чего. — с этими словами Рейчел поспешила наверх и матери тут же пришлось догонять свою непослушную дочь.
Уже стоя на лестнице она сказала:
— Да что с тобой такое? Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности и пытаюсь защитить тебя как могу.
Не смотря на мягкие слова матери, девочка будто бы еще больше разозлилась:
— В безопасности? А ты вообще думала о безопасности, когда спала с серийным убийцей?
— Что? — изумилась на это Клэр: ее удивляли и одновременно сердили слова дочери. — Тебе ведь даже нет еще и десяти…
— Я не маленькая и знаю откуда берутся дети!
— Откуда это?
— Не важно!
— Действительно, это не важно. — согласилась Клэр. — Что сейчас на самом деле важно, так это то, что ты от меня что-то скрываешь.
— Я устала и иду к себе, мама!
— Нет, ты никуда не идешь. Разговор еще не закончен.
— Опять твое занудство! Мне это все уже надоело. Я ухожу!
Рейчел вдруг резко развернулась на ступеньках, на которых стояла и пошла в обратную сторону. Стоявшая внизу мать, попыталась ее задержать схватив девочку за плечи, но та в следующий момент сказала то, что буквально повергло Клэр в шок:
— По закону штата ты не имеешь права применять ко мне любую форму насилия или удерживать меня. Если об этом вдруг узнают органы опеки, тебя тут же лишат родительских прав. А если им еще станет известно о наркотиках…
Услышав из уст дочери такое Клэр бессильно опустила руки. Ей казалось, как ее собственная дочь тает и ускользает прямо на глазах. Когда девочка уже добралась до двери, ее мать смогла выдавить из себя последнее:
— Куда? Куда ты уходишь?
Все еще вызывает сомнение, девочке все-таки стало жаль свою маму или же наоборот, она решила сделать ей еще больнее… Но, тем не менее, она все-таки ответила:
— К отцу. Тебе, должно быть, хорошо его известно.
— Что?
Клэр в этот момент буквально затрясло от ужаса. Она хотела сорваться и побежать за дочерью, но к ее великому стыду, ее ноги предательски не хотели двигаться. Она так и застыла на месте. «Какая же я дрянь! Слабак! Даже не могу защитить собственную дочь! — ругала она себя из последнего пытаясь вырваться из оцепенения, но потом немного успокоившись, добавила к собственным мыслям: — Может это и к лучшему. С ним ей точно будет безопаснее, чем здесь. Вот когда дело о Расчленителе будет закрыто и я узнаю, кто в итоге убил нашу бабушку, тогда и вырву Рейчел из «его» лап, чего бы мне этого не стоило. Тем более я совершенно уверенна, что это не «он» угрожал мне. Ведь «он» вряд ли ограничился бы одними угрозами…»
Так она и осталась стоять на лестнице, терзаемая собственными мыслями. Совсем недавно она сама хотела, чтобы ее дочь была в безопасности, но теперь ей остается только надеяться, что ее родной отец защитит ее лучше чем сама Клэр.
Глава 10. Доминик
Лесной воздух все еще приятно щекотал ему ноздри, а притягательные кроны деревьев по-прежнему заманивали его в свои объятия. Он больше никогда в своей жизни не сможет отказать себе в таких прогулках на свежем воздухе. Жаль только, что выходные на его работе выпадают чрезвычайно редко. Зато он по-настоящему умеет наслаждаться ей. Теперь он профессионал, а не какой-то там дилетант. Ему потребовалось около десяти лет, чтобы снова вдохнуть полной грудью.
Его работа приносит ему не только физическое, но и эстетическое удовольствие. Сначала его слезно, чуть ли не стоя на коленях, умоляют спасти их близкого. Просят именно его, ведь он уже достаточно знаменит своей компетентностью. А потом, когда он все-таки решается помочь, несмотря на его итак забитый график, происходит нечто удивительное…
Его скальпель погружается в теплую мягкую плоть; и на ее поверхности проступает переливающийся под яркими лампами рубин. Потом, с каждой секундой, он становится все больше и больше и продолжает стекать уже вниз небольшой струйкой. Комнату постепенно начинает наполнять сладкий запах крови.
Наконец, отверстие становится достаточного размера, и можно уже просунуть туда руку. Именно это он считает самым лучшим моментом в его работе. Но его очень уж расстраивает только одна вещь — нельзя снимать с себя перчатки. А было бы еще приятнее, погрузись он в этот процесс целиком. Но он понимает, что хорошо выполненная работа выше его мимолетных насаждений, тем более, что дальше его глазам открывается еще более удивительная картина.
Творение совершенно в своей полноте и теперь он сам сможет прикоснуться к тому, чего никто до него не касался и даже не видел. Сейчас он будто бы приоткрыл дверь в другой мир и стоит только просунуть туда руку и ее сразу же обдаст жар теплящейся внутри жизни. Да, эти ощущения стоили того, чтобы просидеть в университете около семи лет. На сосредоточенно каменном лице он теперь пытается скрыть улыбку, невольно вызываемую от радости проникновения в эту тайну Творца.
Еще один приятный момент — это нечаянно оставленные, на его девственно белом халате, следы его работы: алые брызги и даже пятна крови. После каждой завершенной операции он любуется им словно картиной, нарисованной искусным художником-импрессионистом. Его ассистенты давно уже привыкли к подобным выходкам. Что поделаешь, работа нервная, нужно ведь как-то выходить из стресса. Поэтому все уже давно махнули на него рукой, ведь такого талантливого хирурга, как он днем с огнем не найдешь. Им не приходится извиняться, как другим, перед родственниками больного за допущенные во время операции ошибки и погрешности, потому что их просто нет или же они настолько минимальны, что им удается исправить их прямо там.
Утомленный бесконечным потоком больных на его операционном столе, он, тем не менее, продолжал стоять на ногах до последнего. И только когда совсем изнемогал, он мог позволить себе время на отдых. Эта работа была для него всем. После стольких лет бессмысленной работы в полиции он, наконец, обрел умиротворение. Теперь он не заставлял себя — он действительно желал быть там.
Он