Ахимелек. Но он слеп.
Галиал. Мы будем его глазами.
Ахимелек. Ах, ты так на все умеешь ответить. Но есть ли у него сила? И велика ли она? Он тебе показывал ее?
Галиал (хмуро). Да. Не слушай этих болтунов, которые ни во что не верят, не слушай стариков, которые всего боятся, — доверься мне, повелитель! Спроси Фару, он также твой верный слуга, как и я. Не верь жрецам, которые уже болтают, что я изменил Дагону. Это неправда. (Молитвенно шепчет.) Великий, перворожденный отец богов… Что делали жрецы, пока он умерщвлял наших воинов и мужей? А я ослепил его, и я воздвигну его силу для твоей славы, Ахимелек! Во имя Дагона!
Молчание.
Ахимелек. Я тебе верю. Поцелуй мою руку, Галиал.
Галиал коленопреклоненно целует руку царевича.
Адорам (сестре, тихо). Лжет Галиал или говорит правду?
Далила (пожимая плечами). Спроси его.
Ахимелек. Но я еще хочу взглянуть на него, — можно?
Галиал. Ты приказываешь, царевич.
Ахимелек. Я буду смотреть твоими глазами, но это потому, что я так хочу. Ах, мне все-таки его жаль! Тебе тоже, Далила?
Входит раб.
Раб. Госпожа! Иудейский раб, Самсон, ждет твоих приказаний.
Галиал (гневно). Не раб, а судия израильский! Если ты мне еще раз скажешь, собака!.. Зови сюда.
Раб выходит.
(Решительно.) Мы станем в тот угол, сестра. Он не услышит нас.
Далила (с неудовольствием). Вы будете ему мешать…
Галиал. Он не догадается… (Тихо.) Далила, потерпи, я молю тебя. Ты умнее их всех, ты одна понимаешь, Далила. Я дам тебе все, все! Я сам бы выгнал этого щенка!..
Далила (громко). Тогда и я выйду в опочивальню. Вы лучше его рассмотрите, пока он будет один.
Удаляется в опочивальню. Галиал поспешно, улыбаясь царевичу, присоединяется к нему и Адораму. Входит Самсон. Подстриженная и подровненная борода его завита по ассирийскому обычаю, длинные волосы заплетены в семь косиц, перевитых золотом; одет он в роскошные тяжелые ткани; на голых руках браслеты, в ушах тяжелые золотые кольца. В нерешимости останавливается у порога.
Самсон. Далила! Где ты, Далила? Это я пришел. Далила!
Молчание.
Здесь нет никого. Она сейчас придет. (Осторожно, протянув руки, подвигается вперед.) Так, так. Здесь прежде что-то стояло… Нет. (Ощупывает, медленно подвигается.) Так, так. Припоминаю. Надо сюда, направо… верно! (Смеется.) Вот я и вернулся! Так, теперь сюда, назад. Она, пожалуй, и не заметит, что я слепой. (Останавливается и с выражением крайнего удовольствия гладит пальцами ткани своих одежд, впивает душистый воздух, прислушивается к замедленно-нежному напеву египетских рабынь. Глубоко и сильно дышит.) Те же песни, те же песни… (Громко.) Далила! Далила!
Входит Далила.
Далила. Я здесь, Самсон, я здесь. Дай твою руку. Отчего она дрожит, Самсон?
Самсон. Так. Я перестану дрожать. Так. Это ты, Далила. Ты одна?
Далила. Да.
Самсон. Какая у тебя теплая, белая рука… Почему я сказал: белая? Нет, пусти мою руку. Смотри, я один пройду, как будто я вижу. Можно мне пройти или нельзя?
Далила. Все можно, Самсон.
Самсон. Смотри! (Стараясь скрыть нерешительность шагов, с мучительно-напряженным выражением лица проходит взад и вперед. Самодовольно смеется.) Ты видела, Далила? А скажи, на мне золотистые одежды, да?
Далила. Да. Почему ты знаешь, Самсон?
Самсон. Я вижу пальцами. (Смеется.) Я вижу пальцами! А вот это — белое. А вот это… твоя рука (осторожно касается обнаженной руки Далилы), это тоже белое. Да? (Смеется.) Вот как я вижу! У тебя новые рабыни?
Далила. Да. Некоторые.
Самсон. А поют старое. Мне нравится. Мне нельзя вина… немного?
Далила. Можно. Все можно, Самсон!
Стоящие в углу слушают так: Адорам не смотрит на Самсона и со скучающим видом что-то вертит в руках; Ахимелек смотрит прямо, волнуясь и самолюбиво краснея; Галиал весь вытянулся вперед и пожирает взорами Самсона. При последних словах все трое переглядываются быстро.
Самсон. И вина можно? И ходить можно? Я еще немного пройду, — надо привыкать. А ты не отошлешь меня назад в тюрьму?
Далила. Нет.
Самсон. А это чьи одежды, которые на мне? Мои?
Далила. Твои.
Самсон. Мне можно их оставить или пока надо отдать назад?
Далила. Оставь.
Гневно смотрит в сторону стоящих: Адорам не глядит, Ахимелек опустил глаза, Галиал смотрит все так же напряженно: ему не до пустяков и мелочей.
Самсон. Я постараюсь их не испачкать. Прежде я так много портил одежды, пятнал ее вином, рвал неосторожно… Смотри: теперь я уже лучше хожу. А скажи: я очень некрасив теперь?
Далила (резко). Ты красив. Ты красивее всех мужей филистимских.
Самсон. А очень заметно, что у меня глаза…
Далила. Нет, не очень. Если ты не близко к свету, то совсем незаметно. Ты очень красив.
Самсон. А где самый сильный свет?
Далила. У тебя за спиной.
Самсон. Тогда я буду ходить в эту сторону. Нет, это неправда, ты обманываешь меня, потому что добрая. Я некрасив (хмуро), я очень некрасив! (Ворчит про себя.) Пес израильский, грязный скот…
Ходит быстрее и решительнее. В поступи является понемногу прежняя легкость, свобода человека, выросшего в пустыне. Что-то со стуком роняет Адорам. Самсон быстро поворачивается и с угрожающим видом в два звериных прыжка приближается к стоящим.
Кто здесь? Кто? Далила, здесь кто-то есть!
Наклонившись хищно, делает шаг вперед. Галиал в страхе откинулся назад и полуобнажил меч; на устах его готов крик о помощи. Адорам презрительно улыбается. Ахимелек, покраснев, выступил на шаг вперед.
Далила (громко). Кто здесь, ты говоришь? Это раб, он пришел за приказаниями. Как ты неосторожен, Тэтами! (Делает знаки.)
Самсон. Я слышал звук меча.
Далила (смеется). Что ты, мой возлюбленный! Это раб, Тэтами его зовут. Ты хотел вина, мой возлюбленный? Сейчас будет вино… Скорее же, раб, скорее!
Самсон (всматривается слепыми глазами). Отчего он молчит? А я и не слыхал, когда он вошел.
Далила. Это музыка заглушила его шаги, Самсон, это песни…
Во время их разговора те трое один за другим неслышно выходят.
Скорее же давай вина, Татами! Мой возлюбленный томится жаждой…
Все трое вышли. Последним медленно Ахимелек.
Ах, как я люблю тебя, Самсон! (Обнимает Самсона и головой припадает к его груди. Плачет.) Они измучили меня! (Гневно.) Они так долго терзали мое сердце… Ах, как я люблю тебя, Самсон!
Самсон. Кто? Далила! Кто?
Далила. Те, кто мешал поцеловать тебя, мой возлюбленный. Ты пришел! Ты пожалел меня и вернул мне душу. Как могла я жить без души… лучше бы ты убил меня, Самсон!
Самсон. Ты плачешь? Прежде ты никогда не плакала.
Далила. Я научилась, господин мой.
Самсон. Не надо. Не плачь. Я люблю филистимлянок за то, что они никогда не плачут. Не надо. Мне все так нравится у тебя, ты хорошо живешь.
Далила (вздыхая). Теперь я плохая филистимлянка. Тебе что-нибудь угодно, господин мой?
Самсон (отстранив Далилу). Что они делают? Ах, пляшут… Как хорошо! Я как будто их вижу. Я еще пройду. А вещи мне можно трогать? У тебя так много всего. (Роняет на пол вазу и разбивает.) Что это? О, какое несчастье, я разбил вазу! Прости меня, госпожа моя Далила, я так этого не хотел. Какое несчастье! (Печально стоит над черепками.)
Далила (радостно смеясь). Ах, какой ты! А мне так нравится, что это твоя рука разбила вазу!
Самсон. Что же здесь хорошего? Но я научусь.
Далила. Хочешь, я тоже разобью? Мне так хочется бить… Вот, вот! (Бросает вазу.) Какое счастье!
Самсон. Не надо, что ты! Это стоит так дорого!..
Далила. Пусть, — я хотела бы еще дороже — ах, я себя хотела бы разбить! Пусть это будет жертва моему возлюбленному, который вернулся!
Оба смеются.