Читать интересную книгу Зона затопления - Роман Сенчин

«В 1975 году крайисполком выявил в Кутайском районе 37 объектов, которые планировалось перенести в Колпинск, где хотели создать историко-этнографический музей под открытым небом. Пока разрабатывали проект, наступили новые времена, и процесс остановился. В 2005 году провели инвентаризацию, и оказалось, что сохранилось лишь пять объектов. Пока они ждали переезда, из пяти осталось два. Сколько же памятников деревянного зодчества все же переедут из зоны затопления?»

«Далеко не все захоронения перенесены. А хоронили людей до самого недавнего времени. Мы пишем письма в “РусГидро”, указываем, что по Федеральному закону “О погребении и похоронном деле” землю, где были кладбища, нельзя использовать еще двадцать лет. Недавно получили ответ. По мнению юристов корпорации, водохранилище – это не использование территории. Может быть, это и по букве, но точно не по духу закона. Очень обидно за тех, кто так любил эту землю, лег в нее, а теперь может стать источником многих несчастий. Ведь любое захоронение при затоплении несет серьезные экологические риски: от различных вирусов, многие из которых живут чрезвычайно долго, до токсинов вроде трупного яда».

«Чету Деммер расселили по однокомнатным квартирам, одного – в Абакане, другого – в Саяногорске! “Вы развелись?” – спросили мы. “Нет, согласились от безысходности. Нам сказали – лучше жилья не будет”».

«В районе села Проклово появилось белое пятно диаметром примерно двадцать метров. Оно шипит, словно в воду сбросили карбид. Специалисты выдвигают версию, что это захоронение химических удобрений. Не исключена и каустическая сода, так как в селе несколько десятилетий назад располагались кожевенные мастерские».

«До запуска ГЭС остается меньше двух месяцев, и только сейчас, похоже, начинается поиск путей выведения БоГЭС из офшоров… Напомним, что согласно списку аффилированных лиц находящаяся в Никосии кипрская компания “BOGES LIMITED” имеет 93,72 % участия в уставном капитале ОАО “Богучанская ГЭС” – организации по строительству и эксплуатации Богучанской ГЭС, правопреемнике Управления строительством Богучанской ГЭС, которое было создано в 1976 году в составе треста «Братскгэсстрой».

Строительство ГЭС было возобновлено в 2005 году. Финансирование проекта на паритетных началах взяли на себя частная компания “Россал” и государственная РАО “ЕЭС России”, а после распада этой структуры в 2008 году – один из ее правопреемников “РусГидро”. Но обе стороны практически сразу столкнулись с нехваткой средств.

В последние годы, находясь на высших государственных постах в Правительстве РФ, и Владимир Путин, и Игорь Сечин делали громкие заявления, призывая покончить с практикой финансирования строительства Богучанской ГЭС через схемы с участием кипрских офшоров. По результатам таких заявлений доля кипрской “BOGES LIMITED” в ОАО “Богучанская ГЭС” не изменилась ни на одну сотую процента.

Каким образом БоГЭС оказалась в офшорах, рассказала пресс-секретарь “РусГидро” Елена Вишнярова: “Когда мы начинали переговоры о возобновлении строительства БоГЭС, в отрасли не имелось свободных инвестиций для того, чтобы делать это за свой счет. Необходимо было привлекать инвестора. Но у него оказались серьезные требования: одним из условий сотрудничества явилась регистрация материнской компании БоГЭС и Богучанского алюминиевого завода в офшорной зоне”.

Этим настойчивым инвестором оказался господин Баняско и его компания “Россал”. Потом разразился финансовый кризис, активы “алюминиевого барона” оказались размыты, но стройку ГЭС завершать как-то было надо. Так компания Баняско из инвестора фактически превратилась в посредника между гидростроителями и государственной казной.

Государственный “Внешэкономбанк”, председателем наблюдательного совета которого является премьер Дмитрий Медведев, фактически финансирует, в том числе бюджетными средствами, офшорный проект. Сумеет ли Баняско возвратить взятый у государства долларовый кредит – вопрос непростой. Срок возвращения заемных средств достаточно большой – 14 лет. Много воды утечет за это время».

«Дюжина сел и поселков района стерты с лица земли, жители худо-бедно расселены. А вот поселок Таежный поистине находится между небом и водой. В законе Красноярского края от 25.10.2007 года № 3-624 были перечислены конкретные адреса домов и квартир, попадающих под затопление. Позже, по настоянию жителей поселка и после проведения новых обследований границы зоны затопления, был утвержден дополнительный список.

Но когда началось затопление, выяснилось, что под воду может уйти и центральная котельная, обеспечивающая теплом все важные объекты поселка (школу, детский сад, почтовое отделение, клуб, администрацию). На сегодняшний день котельную от прибывающей воды отделяет меньше 200 метров. Кроме того, берега размываются, некоторые усадьбы уже сейчас находятся на кромке водохранилища, далеко не вышедшего на плановый уровень. Ухудшилось качество питьевой воды, подтапливаются погребы…

Власти пообещали изучить проблему. Но почему Таежный, находящийся примерно на том же уровне, что и Большаково, Кутай, Пылёво, расселили частично? Оказывается, по словам губернатора края, поселок имеет очень важное стратегическое значение в рамках транспортной логистики. Дело в том, что через Таежный проходит строящаяся трасса Яркино (Кутайский район) – Ванавара (Эвенкия). Ввод в эксплуатацию дороги позволит дополнительно добывать 2,7 млн кубометров древесины в год».

Ольгу давно не потрясали самые вроде бы вопиющие факты несправедливости и откровенного воровства. Наверное, огрубела душой, может быть, отчаялась что-то исправить и изменить… Как билась в прошлом году, чтобы вывести на чистую воду тех, кто заработал и дал заработать на составлении генплана уничтоженных уже деревень. Генплан стоил десять миллионов рублей. Десять миллионов рублей, выброшенных на ветер!..

Ольга упорно пыталась выяснить, когда, кто, зачем заказал этот генплан. «Несколько лет назад заказали», – с полуулыбкой отвечали ей. «Когда именно?» – «А какое это имеет значение?» Ольга изумлялась: «Огромное! Решение о возобновлении строительства было принято в две тысячи пятом году. Опубликовали генплан в две тысячи одиннадцатом. Не могли же его составлять шесть-семь лет». И снова в ответ полуулыбка: «Почему не могли? Генплан – дело серьезное. Требуется время».

Генплан был явно халтурный. Обо всех селах написано примерно одно и то же, и одно и то же светлое будущее им всем прогнозировалось. И его публикация в тот самый момент, когда села эти догорали, была словно издевательство, глумление.

«Совпало, – объясняли Ольге. – А обнародовать было необходимо, так как это общественная информация». Ольга выходила из себя: «Какая информация?! Что на дне будут парки, фонтаны, благоустроенные коттеджи?» – «Что ж, так получилось. Станцию решили достраивать на самом верху и достаточно неожиданно…» – «А почему не отменили разработку генплана?» – всё добивалась Ольга. «Как – отменить? Выигран тендер, привлечены специалисты. Расторжение контрактов повлекло бы такие неустойки и штрафы!.. Вы что, так не делается…» – «А можно все-таки ознакомиться с документами – кто заказывал генплан, кто участвовал в тендере?» А в ответ от одного, другого, третьего собеседника в дорогом костюме: «Я вам не могу предоставить такие документы… И я… Это служебная информация…»

Да и только ли история с генпланом превратилась в тайну, покрытую непроницаемым мраком…

Все и везде было запутано, заперто, скрыто лабиринтом посредников, субпосредников, подрядчиков, субподрядчиков, замками регламентов, подзаконных актов, нормами корпоративной этики, каменной недоступностью начальства, фразой «служебная информация».

Ольга хорошо помнила, как в конце советского времени даже самый маленький начальник мог обещать: «Да, я разберусь, я постараюсь сделать». И разбирался, пытался и часто делал. Как депутаты помогали своим избирателям, даже заискивали перед ними. Застала она то время, когда журналистов одни боялись и устраняли непорядок, только бы не напечатали плохо в газете, другие бежали к журналистам, как к последним заступникам.

Теперь же начальство, депутаты были или совершенно недоступны, или, если соизволяли встретиться, то, не пряча скуки и чего-то, очень напоминающего презрение, выслушивали претензии, людскую боль, стойко переносили чужие слезы и мольбы и в итоге чаще всего отвечали: «Это не в моей власти». – «А в чье-ей?» Тут было множество вариантов ответа: представитель исполнительной власти отсылал к власти законодательной, представитель законодательной – к исполнительной, краевой чиновник кивал на федеральный уровень, федеральный – на краевой…

Однажды Ольга добралась аж до заместителя министра экономики и регионального развития края. Добралась не одна – одну бы ее вряд ли к нему подпустили, – вместе с московскими тележурналистами.